Примерно через сорок минут к проходной подъехала машина и из нее вышел Володин. Гордеев швырнул недочитанный журнал на соседнее сиденье и выскочил из машины.
— Евгений Николаевич, — окликнул он Володина уже у самой проходной, — я к вам по поводу Лучинина…
— Хорошо, я вас приму. — Володин взглянул на часы. — Примерно через полчаса. Мне надо завершить кое-какие следственные действия.
Через тридцать минут Гордеев решительно вошел в кабинет Володина:
— Добрый день!
— Здравствуйте. По какому вы делу, Юрий Петрович?
— По делу Вадима Лучинина. — Вопрос Володина показался адвокату подозрительным. «Будто ой не знает, по какому я делу пришел», — подумал Гордеев.
— Я вас слушаю, — индифферентно ответствовал Володин.
— Вы, очевидно, в курсе новых обстоятельств в этом деле? За отсутствием состава преступления надо прекратить следствие и немедленно освободить моего подзащитного из-под стражи… — Гордеев решил сразу взять быка за рога. — Вот документы, присланные из банка. Лучинин абсолютно невиновен.
Володин равнодушно взглянул на документы и небрежно бросил их на стол:
— Эти обстоятельства мне известны. Я уже прекратил дело по обвинению Лучинина по 272-й и 273-й статьям Уголовного кодекса. Вот постановление.
— Но почему он тогда до сих пор не на свободе?! — воскликнул Гордеев.
Ответ прогремел как гром среди ясного неба:
— Потому что Вадим Лучинин привлечен в качестве обвиняемого по делу о нанесении умышленных тяжелых телесных повреждений потерпевшей Каштановой Ольге Константиновне.
— Не может быть… — Гордеев был изумлен.
— Еще как может, — усмехнулся следователь. — Конечно, я мог и не показывать вам до окончания следствия эти материалы, но кое с чем я позволю вам ознакомиться. — Володин подтолкнул к Гордееву папку с документами. На лице Володина появилось нескрываемое торжество. — И будьте уверены, я сделаю все, чтобы Лучинин получил на полную катушку. Да, к сожалению, у вас только пятнадцать минут, мой рабочий день заканчивается ровно в восемнадцать ноль-ноль.
Гордеев взял папку. Времени делать выписки из документов у него не было. Но он не зря гордился своей фотографической памятью на документы. Он быстро просмотрел первые протоколы и наконец добрался до показаний свидетелей и актов экспертизы. И чем больше читал Гордеев, тем мрачнее становилось у него на душе.
«Поторопился я списывать это дело в свой индивидуальный архив, — думал он, листая протоколы, — тут еще побегать придется».
На лице же адвоката была изображена полная безмятежность. Еще утром освобождение Лучинина представлялось Гордееву технической формальностью. Теперь шансы на такой исход становились равными нулю.
Из документов выходило, что именно Лучинин жестоко избил Ольгу Каштанову. Соседка по блоку слышала, как Вадим и Ольга страшно ругались и оскорбляли друг друга, причем это происходило неоднократно. Дежурная по этажу видела, как Вадим выскочил из комнаты и помчался вниз по лестнице. Ольгу обнаружили парни-аспиранты, зашедшие стрельнуть сотню-другую до стипендии. При задержаний на Вадиме была рубашка со следами крови. Экспертиза показала, что группа соответствует крови Каштановой. Оторванная пуговица, найденная в комнате Ольги, также была от рубашки Лучинина. При задержании Лучинин пытался вырваться и что-то кричал о какой-то Ольге, но что именно — опера не запомнили. Царапины на щеке Лучинина оставила Ольга. Это подтвердило лабораторное исследование частиц кожи, которые удалось обнаружить под ногтями Каштановой.
— Время… — Володин посмотрел на часы, потом решительно поднялся и забрал у Гордеева папку. — Мой рабочий день окончен. Завтра — милости просим.
Адвокат молча встал.
— Хорошо, завтра я сделаю выписки. До свидания! — Гордеев посмотрел в глаза Володину и вышел в коридор.
«Итак, придется все начинать сначала. Бедный Вадим, — думал Гордеев, заводя мотор. — Хотя, скорее, бедным будешь ты, если Лучинин окажется виновен».
Соглашение о защите Лучинина было стандартным и гарантировало клиенту помощь по всему спектру проблем уголовного, гражданского и административного права. А вот гонорар зависел от успеха защитника…
Вадим мучился от невозможности что-либо предпринять, от своей беспомощности. Он тупо смотрел на экран телевизора, где показывали очередной сериал о борьбе доблестных ментов и агентов против криминальной нечисти, заполонившей просторы родины-матери. Вадим не следил за сюжетом, ему были глубоко безразличны страдания ментов по поводу очередного «глухаря» — нераскрытого дела. Он слушал вполуха комментарии сокамерников по поводу туфты, которую допускали постановщики фильма. Судя по мнению знатоков, которые собрались в камере, фильмы процентов на восемьдесят состояли из этой самой туфты.
Но и эти комментарии также были ему глубоко безразличны.
Вадим думал только о том, когда же его выпустят.
Он нарушал одну из главных тюремных заповедей — не считай дни до освобождения — и оттого чувствовал себя всеми забытым и покинутым. Время для него не остановилось, а тянулось бесконечно и мучительно долго.
Вадим не слышал, как в камере поднялся шухер, и не обратил внимания на то, что контролер выкликнул его фамилию:
— Лучинин. На вызов!
Вадим продолжал сидеть, погруженный в свои мысли. В камере повисла неловкая тишина. Все смотрели на Вадима, он же не двигался с места. Наконец сосед толкнул его в бок:
— Ты че, студент, офигел совсем, тебя кличут…
— Лучинин, на вызов, я сказал! — повторил контролер. В его тоне прозвучали угрожающие нотки, которые не сулили Вадиму ничего хорошего.
Вадим тяжело поднялся. Кровь пульсировала у него в висках и отдавалась ноющей болью в затылке. На лбу появилась испарина. Все тело ломило. Ноги налились какой-то тяжестью. Его начал бить легкий озноб. Лучинин с видимым усилием дошел до двери. «Не хватало только в обморок свалиться у всех на глазах». Вадим собрал всю свою волю и вышел в коридор.
Гордеев оставил машину в нескольких, квартал ах от главного здания МГУ. Новые обстоятельства в деле Лучинина почти что вывели его из себя. Гордеев знал, что в таком состоянии он может много наворотить такого, ю чем ему придется впоследствии горько сожалеть. Чтобы успокоиться, а заодно еще раз проанализировать все факты, Гордеев решил, никуда не торопясь, пройти немного пешком. Как всегда, зонт он с собой не взял, и крупные холодные капли дождя попадали ему на лицо, на волосы, скатывались за ворот куртки. Студенты, студентки и просто прохожие обгоняли эту странную фигуру, со стоическим спокойствием шествующую под дождем, который все усиливался…
Через крохотную проходную Гордеев прошел без особого труда. Он оставил милиционеру свой паспорт.
Адвокат обратил внимание на доску объявлений, которая висела на стене рядом с проходной. На самом видном месте было вывешено объявление за подписью коменданта общежития. В объявлении сообщалось о ЧП — зверском избиении аспирантки Каштановой О. К., проживающей в комнате 525 сектора Д. Всем, кто что-либо знает об этом преступлении, предлагалось звонить по телефону. Телефон был вписан от руки. Гордеев заметил для себя, что это был номер служебного телефона следователя Мосгорпрокуратуры Володина.
— Извините, как пройти в сектор Д? — вежливо спросил охранника Гордеев.
— Сейчас выйдете во внутренний двор и направо.
— Спасибо.
Послышался звук автомобильного клаксона, и охранник пошел открывать ворота, чтобы пропустить машину. Гордеев, недолго думая, вынул ручку и написал рядом со служебным телефоном Володина номер своего мобильного. «Хоть это и не совсем честно, зато справедливо, чем черт не шутит». Вернувшийся охранник с подозрением посмотрел на Гордеева.
— Вам чего еще?
— В общежитии до какого часа можно пребывать?
— Только до одиннадцати вечера, потом всё… Не опаздывайте, а то придется платить за ночное пребывание. И паспорт свой сможете взять только утром.
— Я понял. Спасибо, — поблагодарил Юрий Петрович и вышел из домика-проходной во внутренний двор главного здания.
— …А сейчас ты ответишь на мои вопросы. — Володин посмотрел на Вадима тяжелым, пристальным взглядом. Иногда, когда он находился у себя в кабинете один, следователь специально перед зеркалом тренировал такой взгляд. И получалось это у него, надо сказать, неплохо.
Однако Вадим не обратил внимания на старания Володина. Он сидел на стуле и пытался побороть болезненную, нервную слабость, которая внезапно охватила его еще в камере.
— Я не буду отвечать без моего адвоката, — с усилием произнес Вадим. — Я ни в чем не виноват… Я… Я не нанес никакого вреда банку, наоборот…
— Мне это известно…
— Но тогда почему?.. — До Вадима с трудом доходил смысл брошенной Володиным фразы. Но следователь вел какую-то свою игру и распространяться на эту тему не стал. Володина интересовало совсем другое.
