Человек снова усмехнулся. Он скрестил руки на груди и одним взглядом убил еще секунду назад ровно пылавшее пламя в очаге камине.
Комната погрузилась в кромешную мглу и уже никто из смертных ни за что не смог бы разглядеть глубокое старинное кресло и человека, сидящего в нем – Захара.
Удивительно, как мне не пришло в голову то, что пришло в голову, когда я заметила рядом с собой режущий кромку волн смертельно острый акулий плавник?
Я просто представила себе свою комнату – ту самую, откуда началось мое сумасшедшее путешествие, в которое утянула меня моя очередная галлюцинация.
Я просто представила себе свою комнату и моментально оказалась там.
Не без труда я поднялась на ноги.
«Вот так вот, – подумала я, – Оленька… Нет худа без добра, как говорится. Если бы не свалилась на меня эта галлюцинация, я бы не получила возможности убедиться в том, что контроль над галлюцинациями у меня все же есть. Не полный, конечно, но… я в любой момент, как оказалось, могу галлюцинацию прервать и вернуться туда, откуда вышибла меня сошедшая с ума экстрасенсорная сила моего подсознания».
Ноги мои подкашивались, тело все еще гудело от чудовищного напряжения. Я добрела до кухни и приготовила себе кофе. Через полчаса, усевшись за кухонный стол, я отхлебнула из чашечки ароматный напиток.
В гостиной все еще лопотал телевизор.
«Надо будет пойти его выключить, – подумала я, – только теперь на экран смотреть я не буду ни в коем случае. Нет. Теперь мне совершенно ясно, что появление галлюцинации обусловленно явлениями реальной действительности – причем только такими явлениями, которые могут взволновать мое сознание – передать таким образом импульс подсознанию, которое уже – в свою очередь – сработает по определенной схеме… появившейся в моем мозгу после сильного удара по затылку. Вот черт, кто бы подумал, что когда-нибудь наступит такое время, когда мои экстрасенсорные способности сыграют со мной злую шутку. Обычный человек после сотрясения мозга отделался бы двумя-тремя деньками головной боли, рвота, бледность лица и так далее… А я…»
Я допила кофе и поставила чашку в мойку.
– Итак, – вслух проговорила я, – подытожим. Что мы имеем – во-первых, из-за черепно-мозговой травмы, полученной во время аварии, я стала страдать галлюцинациями, которые – в силу особенностей моего мозга – имеют силу преображать окружающую меня действительность. Так, во-вторых – галлюцинации обусловленны явлениями реальной жизни – теми, которые способны взволновать меня – как, например, злобные кавказцы-бандиты или парашютисты, разбивающиеся вдребезги о землю. Ну и в-третьих, я в любое время могу прервать галлюцинацию и вернуться обратно – в милый моему сердцу реальный мир…
Кажется, все… Ну, что же – это не так уж и мало. У меня, как говорится, только один вопрос – когда все это закончится?
Я прошла в гостиную, стараясь не глядеть на экран, выключила телевизор и облегченно вздохнула в наступившей в комнате тишине.
Затем выключила свет и легла на диван. Так устала – что дойти до спальни и разобрать постель – представлялось мне делом почти невозможным.
Уснула я сразу, как только закрыла глаза.
– Петерсон Олег Владимирович, – представился Петерсон Олег Владимирович, сунув раскрытую красную книжечку удостоверение в окошечко вахтенной будки, – следователь. Мне нужно поговорить с одним из ваших пациентов, – нехотя сообщил он безмолвствующему вахтеру, – с Чернобуровым Антоном Владимировичем.
– Это новенький, что ли? – зевнув, осведомился вахтер.
– Ага. Куда мне пройти?
– К главврачу, наверное, – сказал вахтер и снова зевнул, – я-то не знаю, где они этого вашего… Черно… бурова держат. Столько их – психов – каждый день привозят, разберись тут поди…
– Куда мне?
– Я же сказал. А… К главврачу-то? Прямо по коридору, по лестнице и налево. Там административный этаж, большая дверь такая, кожей обитая… Найдете.
– Найду, – проворчал Олег Владимирович, пряча удостоверение в карман пиджака.
На широкой белой лестнице никого не было. Вообще – пусто было в помещении областной психиатрической больницы, только какие-то голоса раздавались к гулких коридорах – из-за белых стен светлых вблизи, но из-за отстутствия достаточного освещения теряющихся в серых сумерках, совершенно смазывающих стройную перспективу.
– Вот дело-то мне попало, вот дело… – ворчал Олег Петрович, поднимаясь по лестнице вверх, – не ментовка в последнее время стала, а черт знает что… Вчера вот с моим тезкой битых часов пять болтались по пустынному дачному поселку, пока, наконец, этот придурочный шофер не разрыдался и не начал орать, что это все нечистая сила виновата в том, что он ни хрена не помнит. Ничего… надо его омоновцам сдать нашим. Пусть пару деньков они на нем приемчики поотрабатывают, тогда он вспомнит еще и то, что сосед дядя Петя его настоящим отцом был… Н-да… у моего тезки Олега Петровича свои проблемы, а у меня свои. И похлеще, кажется. Олег Петрович со своим шофером-идитом бьется, а мне сейчас с настоящим психом базарить придется. Да еще, говорят, с буйным.
Олег Владимирович остановился перед обитой кожей дверью с табличкой «Главный врач» – и постучал костяшками пальцев по этой самой табличке.
– Да-да, – ответили ему.
Вздохнув напоследок еще раз, Олег Владимирович открыл дверь и вошел.
– Из милиции? – безошибочно определил главврач, – уже очень немолодой, полностью облысевший и порядочно раздавшийся мужчина, приподнимаясь на стуле.
– Как это вы определили? – опешил Олег Владимирович.
Главврач усмехнулся и достал откуда-то из недр своего стола большую трубку; неторопливо заговорил, так же неторопливо набивая ее табаком:
– Я ведь, батенька, как-никак, психиатр. Да притом – с очень приличным стажем – сорок лет практики… А практика – то есть, профессиональный опыт, вкупе с известной долей одаренности и… не побоюсь этого слова… достаточно развитого воображения дают… поразительные, надо сказать, результаты. М-да… А видеть людей насквозь – это моя профессия, батенька…
– Моя тоже, – проговорил Олег Владимирович, уже с интересом разглядывая врача, – вам бы в милиции работать, – не удержавшись, добавил он.
Главврач закурил трубку и выпустил первое облачко ароматного дыма.
– Думал об этом в молодости, думал, – поделился он, – так по какому вы ко мне делу?
– Чернобуров Антон Владимирович, – проговорил опер, – очень бы хотелось с ним пообщаться. Его недавно к вам доставили…
– Чернобуров? – переспросил главврач. – Как же – помню. Преинтереснейший случай. И очень хорошо, что вы к нам зашли. Мне бы хотелось узнать, наконец, что с ним случилось? Ваши коллеги, что привезли к нам пациента, ничего определенного сказать не могут. Может быть, вы?
– Я тоже ничего определенного, к сожалению сказать не могу, – проговорил Олег Владимирович, – ну, кроме того, что… Тут, понимаете ли, странная история. Чернобуров – предприниматель. Два дня назад, не сказавшись, кстати, жене, поехал куда-то на собственном автомобиле. По предположительной версии – поехал обсуждать какую-то сделку с… каким-то своим деловым партнером.
– Что же в этой истории странного? – поднял брови главврач. – Предприниматель поехал на сделку. Жена… это его личное дело. По-моему, все поступки нашего пациента вполне логичны.
– На сделку он поехал поздно ночью, – пояснил Олег Владимирович, чувствуя вдруг к сидящему напротив него человеку какое-то иррациональное почтение, – а нашли его на следующий день в полностью невменяемом состоянии… в каких-то лохмотьях, вместо костюма… Вот. Я подумал, может, его опоили чем-то. Такие случаи в нашей практике бывают – это не такая уж редкость.
– Все гораздо сложнее, – важно сообщил главврач, пыхнув своей трубкой, – никаких следов наркотических препаратов мы в крови Чернобурова не обнаружили. Зато удалось нам выяснить вот что… – главврач выдержал интригующую паузу, основательно заполнив ее густейшим облаком табачного дыма и продолжал:
– Судя по всему, мозг нашего пациента подвергся чьем-то гипнотическому вмешательству. Причем, тот, кто гипнотизировал Чернобурова, явно большой специалист в этом деле. Мы до сих пор не можем вывести больного из состояния острого кататонического кризиса. А если в ближайшие дни никаких улучшений состояния больного не будет, то боюсь… рассудок его окажется поврежденным навсегда.
– То есть, если Чернобуров завтра-послезавтра в себя не придет, то его в дурке до конца дней продержат? – уточнил Олег Владимирович.
– Точно так.
– Да-а… – протянул опер, – ну, а сейчас-то с ним можно поговорить?
– Почему нет? – пожал плечами главврач. – Пожалуйста. Хуже вы ему не сделаете… Только сомневаюсь, что вы что-нибудь от него добьетесь. Больной Чернобуров только бредит… Он абсолютно не воспринимает окружающую действительность. Даже жену не узнал. Сейчас я позвоню и вас проводят…
