— А что касается генерала Гольдштейна, то могу сказать, что частенько его фамилия упоминалась в связи с учебным заведением, начальником которого он является. Была там одна история…
Тетушка задумалась, уставя глаза в потолок с начинавшей желтеть побелкой.
— Да, три года назад. Понимаешь, Женя, многим молодым ребятам не хочется служить. Их можно понять, особенно сейчас. Ну да ладно, дело не в эмоциях. Так вот, Гольдштейн мог принять в училище парня, которого должны вот-вот загрести по призыву. Понимаешь?
Я кивнула.
— Юноша кантуется там какое-то время, может быть, и все два года целиком, а потом его отчисляют. Почти идеальный вариант, если учесть, что училище находится в городе и по выходным можно жить дома.
— А в чем же история?
— Так это же не за бесплатно делается, — улыбнулась тетушка. — Не знаю, с чего в тот раз возник сыр-бор, только было возбуждено уголовное дело. Даже в прессе что-то такое начало появляться.
— Дело против генерала?
— Нет, — поправила меня тетя Мила. — По факту взяток, если я не ошибаюсь. Конечно, метили в Гольдштейна, потому что он принимал решения. Но внезапно дело прикрыли. Комиссия приехала, поработала, уволили, кажется, начальника кадрового отдела — и все.
— Вот как? А что говорили насчет людей, которые помогли генералу?
— Намекали, что не обошлось без лапы на самом верху местного руководства. Если не ошибаюсь, за него хлопотал один обкомовский деятель.
— А фамилию не припомните? — с надеждой спросила я. — Или хотя бы должность.
— Сейчас-сейчас… Ну да, конечно. Тот самый второй зам по культуре, который теперь курирует фирму, в которой ты работаешь.
— Любопытно, — сделала я пометку в своей памяти. — А что насчет Бахха?
— Бахха?
— Иннокентия Далматова, — быстро поправилась я, поняв, что тетушка Мила не в курсе псевдонима местной знаменитости.
— У меня на лекциях была его двоюродная тетка. Такая надменная грассирующая дама. Далматовы, кстати сказать, из дворян… Она защищалась в экономическом по основам конституционного строя. Тогда еще, помнится, законы менялись чуть ли не ежедневно, и надо было быстро протолкнуть ее диссертацию. Мы часто встречались у меня дома, и она, пока мы чаевничали, рассказывала про родню. Что же там такое было про Иннокентия?
Я представила себе Бахха с точки зрения его родственницы дворянских кровей. Картина получилась не очень привлекательная…
— Ах да! — всплеснула руками тетушка. — У ее племянника тогда были проблемы, как выражалась Далматова. По мне, проблемы — это когда каблук отвалился и надо новую обувь покупать. А вот для потомков Рюрика, моя дорогая, проблемами оказывается то, что на нормальном языке называется криминал.
— Даже так? — приподняла я брови, готовясь услышать что-нибудь интересное.
— Видишь ли, дорогая, Иннокентий Далматов влип в одно очень неприятное дело. Речь шла о наркотиках. Ты ведь знаешь, дорогая, что среди музыкантов этот порок, увы, очень распространен.
— Так он наркоман?
— Нет, что ты! — замахала руками тетушка. — Просто у кого-то на пирушке после концерта нашли героин. Кстати, все произошло на редкость банально — музыканты очень шумели, и соседи вызвали милицию. Так что это была досадная случайность.
— Так героин нашли у Кеши Далматова? — уточнила я. — И его отмазали?
— Можно сказать и так, — согласилась Мила. — Я посоветовала тетке Иннокентия обратиться к одному адвокату, который работал в одном спортивном фонде, но иногда помогал по знакомству и на стороне, используя свои связи. Кстати, в том самом фонде, который опекает фирму, куда ты устроилась.
— Солидные у меня, выходит, покровители, — констатировала я.
— О да! — покачала головой тетушка. — Если уж им удалось в свое время продвинуть во власть этого Бурденко, то о чем уж говорить!
— И ему оказывал поддержку «Налим»? Ну, не сам «Налим», а те, кто за ним стоит?
— Конечно, моя дорогая! — горячо подтвердила тетушка. — Был такой промежуток, когда э-э… бандиты, будем говорить прямо, могли быстро легализоваться. Это происходило в тех случаях, когда они находили общий язык с местными властями.
— И Бурденко оказался из таких, из прытких и не связанных воровской клятвой?
— Не знаю, как там с клятвами, но он быстро возглавил какой-то демократический фронт и стал вести себя так, словно он ни разу финки в руках не держал. Впрочем, — добавила тетя, — кажется, он сидел за то, что называлось при советской власти «экономическими преступлениями». Потом, в перестройку, само собой, был оправдан подчистую. Даже компенсацию получил.
— Мне подсказывает инстинкт, что и четвертый человек, о котором я спрашивала вас, тоже не миновал «Налим» в своей биографии.
— Пономарев? — даже удивилась тетушка. — Разумеется. Ведь он является одним из попечителей того самого спортивного фонда, который и учредил «Налим». Разве я тебе об этом не говорила?..
Дома я приняла контрастный душ и, немного подумав, не стала обновлять свой гардероб. Хотя, что и скрывать, очень хотелось…
За мной заехали в половине второго. Я была уже готова к поездке и сидела на кухне, докуривая немецкую ментоловую сигарету.
В машине меня ждал строгий и подтянутый Симбирцев. Он выглядел как-то особенно торжественно, хотя и с оттенком мрачности.
— Евгения Максимовна… хм… Женя, — медленно начал Леонид Борисович, откашлявшись и покосившись на бесстрастную морду охранника, сидевшего слева от него. — Я хочу сказать, что поступил неразумно. Но вы… но ты оказалась выше всяких похвал. Я хочу, чтобы ты знала — я верю тебе и я верю в тебя. Теперь я готов вместе с тобой зайти хоть в клетку с тигром.
— Хорошо, — согласилась я. — Завтра направимся в зоопарк.
Симбирцев рассмеялся, довольный тем, что я не сержусь. Наверное, он подумал, что после того, что произошло сегодня утром, ему будет гораздо интереснее заниматься со мной любовью.
— Неужели вас там учили… всему этому? — спросил он, не скрывая любопытства. — Кого же из вас воспитывали? Коммандос?
— Воинов, — коротко ответила я. — Можете направить благодарность моему тамошнему начальству. Они будут приятно удивлены.
Симбирцев вряд ли понял, что я имею в виду. На самом деле тот командир, который был бы рад получить обо мне весточку, давно уже гнил в земле. И пал он вовсе не на поле боя. А тот, что служил сейчас, только бы смачно плюнул на плац и растер сапогом.
А учили нас действительно многому. И, как оказалось, не напрасно…
* * *
Наш тренировочный лагерь располагался в Подмосковье в двух часах езды от Кольцевой автомобильной дороги. Мы выезжали туда летом и проводили на природе время с середины мая до середины сентября.
Не могу сказать, чтобы я с детства была физически развитым ребенком.
Впрочем, недостаток обычных оздоровительных упражнений с лихвой восполнялся моей бешеной активностью, и, наверное, если посчитать, сколько километров я пробегала за день, то этот результат перекрыл бы необходимый минимум для детей моего возраста.
Лагерь занимал огромную территорию в нежилом районе — на несколько километров вокруг было только два захиревших колхоза да одна птицеферма, которая обеспечивала наш летний рацион.
Если занятия в городе носили преимущественно интеллектуальный характер, то здесь, на природе, нас муштровали прежде всего физически. И, как вскоре я поняла, еще и морально.
Упражнения были настолько сложны, что, казалось, не столько развивали нас физически, сколько были тестом на выносливость и силу духа.
Например, помимо традиционного бега, плавания, движений при стрельбе и боевых искусств, здесь предлагалось еще и нечто экзотическое.
Каким-то хитрым образом (наверняка путем анализа все тех же навороченных тестов) каждой из нас предлагалось совершить то, чего она боялась больше всего на свете. Совершить с полным осознанием того, что ты делаешь, в присутствии всего учебного коллектива.
Я многое узнала о себе и других за то время, пока наблюдала, как выполняются эти задания, а вернее, как воплощаются самые кошмарные сны.
Например, моя соседка по комнате Регина была вынуждена, превозмогая отвращение, позволять скорпионам ползать по своему обнаженному телу. Регине перед этим ввели специальную сыворотку, на случай, если бы какая-нибудь из тварей ее все же куснула.
А вторая девушка, с который мы с Региной делили помещение, Наталья, с воплем прыгала в канаву, где безмятежно грелись на солнышке толстые гадюки. Напуганные ее появлением, змеи грозно шипели и медленно проползали у нее между ног. Это только потом я узнала, что у всех змей были предварительно вырваны зубы — Наталья, естественно, не была об этом осведомлена.
Это была хорошая психотерапия, хотя кое-какие упражнения «на самое страшное» казались мне переходящими грань дозволенного.
