— Думаю, что да, — сказала я. — Вы Наталья Майорова?
— Я. — Она удивленно вскинула брови. — А вы кто?
— Меня зовут Женя, — представилась я. — Остальные сведения обо мне вряд ли будут иметь для вас какое-либо существенное значение. Я хочу немного поговорить с вами о вашем муже.
— Ах вот оно что! — На этот раз губы Натальи тронула грустная улыбка. — Боюсь, это не принесет вам, девушка, никакого результата.
— Почему же?
— Аркаша уже свободный человек. Мы почти что разведены.
Тут я поняла, что разговор наш изначально ушел не в то русло. Майорова приняла меня за очередную пассию Аркадия Александровича, желавшую узнать, как у того обстоят дела с супругой.
— Вы не поняли меня, Наталья, — сказала я. — Майоров не интересует меня как мужчина.
— Вот как? — снова удивилась она. — Что же вам в таком случае хотелось бы узнать?
— Мой интерес к нему чисто профессиональный.
Я сказала это таким тоном, что на этот раз Наталья приняла меня за представителя власти. Я не стала возражать.
— Галя! — крикнула она, и на ее зов рядом с нами возникла маленькая юркая шатенка. — Галочка, смени меня ненадолго. Я скоро подойду.
Галя, ни слова не говоря, заступила на место продавщицы, а Наталья, уже обращаясь ко мне, сказала:
— Пойдемте, Женя.
Мы вышли на крыльцо, где Майорова закурила. Она несколько раз нервно затянулась, а я молча наблюдала за ней, надеясь, что первой продолжит начатую беседу именно она. Так и произошло. После пятой или шестой затяжки Наташа не выдержала и, развернувшись ко мне лицом, спросила:
— Что он натворил?
Подход был интересный.
— С чего вы взяли, что Аркадий Александрович что-то натворил?
— Его связи с женщинами до добра не доведут. Я всегда так считала. Я это чувствовала. Не томите меня, ради бога. Скажите, что случилось?
— Успокойтесь, Наташа. — Мне не очень понравилось ее нервозное состояние. — Кое-что, конечно, случилось, но причастность к этому Аркадия Александровича пока не доказана.
— Причастность к чему?
— Не стану скрывать от вас, к убийству.
— О боже мой! — воскликнула она. — Кого убили?
— Я не могу понять одного, Наташа. Кто из нас кого допрашивает?
— Извините, — стушевалась она.
— Ничего страшного, — улыбнулась я. — Скажите, какова причина вашего развода с Аркадием Александровичем?
— В самом начале разговора у меня сложилось впечатление, что она вам известна.
— Вам так трудно ответить на вопрос? — Майорова начинала меня раздражать.
— Нет, почему же? Пожалуйста, Аркадий — очень любвеобильный человек. Меня одной ему оказалось мало.
— Он хочет свободы?
— Лично я думаю, что он хочет большего.
— Чего же?
— Он хочет в очередной раз жениться.
— В самом деле? — Такого ответа я не ожидала.
— Мне так показалось.
— Он сам говорил вам об этом?
— Нет, — Наталья отшвырнула сигарету на асфальт. — Об этом у нас вообще не было с ним разговора. Просто однажды я случайно слышала его слова по телефону на эту тему.
— Он говорил с женщиной?
— Скорее всего. Он сказал, что в скором времени разведется и они наконец-то будут вместе. Вряд ли он сказал такое мужчине.
— Я тоже так думаю. А вы знаете, с кем он разговаривал?
— Догадываюсь. Со своей ненаглядной Олечкой. Работает тоже актрисой в их театре. Фамилию ее я не помню. Скажите, все это имеет какое-то отношение к убийству?
— Возможно, — уклончиво бросила я. — Вам неприятно говорить об этом?
— А вы сами как думаете?
— Вы любите своего мужа, Наталья?
В разговоре ненадолго повисла пауза. Майорова смотрела куда-то вдаль, на крыши видневшихся за поворотом многоэтажек. Мускулы ее лица напряглись.
— Люблю, — выдала наконец она. — Да, я до сих пор люблю Аркадия, только его это вряд ли колышет.
— И тем не менее вы согласны на развод.
— У меня нет другого выхода.
— А вы не пытались поговорить по душам с его подругой? С Ольгой. Может быть, это принесло бы какой-нибудь результат, — я кинула пробный камень.
— Не она первая, не она последняя, — туманно произнесла Майорова. — Не было бы у Аркадия Ольги, была бы Катя, Маша, Ира и так далее.
— А со своей бывшей женой Аркадий Александрович поддерживает отношения?
— Нет.
— А с дочерью?
— Крайне редко. Правильнее было бы сказать, что тоже нет. Поэтому я и не стала заводить от него детей. Какой смысл? Так страдать буду только я, а пришлось бы травмировать и ребенка.
— Вы что, изначально предполагали такой печальный финал вашего брака?
— Не совсем, — Наталья снова помолчала. — Перед свадьбой я, как наивная дура, поверила ему. Поверила в то, что, кроме меня, ему никто не будет нужен до скончания века. Но иллюзии развеялись уже на третьем месяце брака.
Погрузившись в воспоминания, Наталья стала мрачнее тучи. В таком состоянии вряд ли удастся вытянуть из нее какие-либо полезные сведения. Тем более я уже поняла, что Наталья Майорова вроде бы не питала враждебных чувств по отношению к моей клиентке. Или искусно скрывала это.
— Пока у меня больше вопросов нет, — сказала я, возвращая Наталью с небес на грешную землю.
— Это все? — удивилась она.
— Да. Если возникнет необходимость в дополнительной беседе, мы еще с вами увидимся. Всего хорошего.
Я спустилась с крыльца и зашагала к перекрестку. Но Майорова недолго находилась в ступоре.
— Подождите! — окликнула она меня. — Женя!
Я обернулась. Она бежала ко мне.
— Что случилось?
— Скажите… — Наталья взяла меня за рукав. — Ради бога, скажите, кого убили?
— Убит муж Ольги Тимирбулатовой, подруги Аркадия Александровича, — произнесла я.
Майорова отшатнулась от меня, как от чумы.
— Нет, — прошептала она.
— Что «нет»?
— Аркаша не совершал это.
— Откуда вы знаете?
— Уверена. Не совершал, клянусь вам.
— Ладно, разберемся. — Я еще раз окинула супругу Майорова с головы до ног и, развернувшись, оставила ее стоять посреди улицы и терзаться жуткими сомнениями.
Мои наручные часы показывали без пятнадцати минут двенадцать, когда я добралась до фотостудии покойного Федора Ласточкина. Я осмотрелась по сторонам. Через дорогу, шлепая по лужам, ко мне бежал Жемчужный. Лицо его сияло от счастья.
— Рад тебя видеть, — тут же объяснил он причину своего лучезарного настроения, едва приблизился ко мне.
— Думал, меня уже ухлопали?
— Ну что ты! Я ведь знаю, что ты неуязвима.
— Ты давно здесь? — спросила я.
— С час, наверное. Дожидался тебя в кафе напротив.
— Надеюсь, позавтракал?
— А как же? Мне сидеть на диете ни к чему.
— Это хорошо, — кивнула я. — Ну что, пойдем?
— Пойдем, — ответил Костя.
Вход в студию был со двора, и потому, обогнув здание, мы с Жемчужным приблизились к так называемой парадной двери.
— Ключ у тебя есть? — спросил меня наивный мой друг.
— Ворам ключ не нужен, — игриво сощурив глаза, сказала я и извлекла из сумочки набор отмычек.
— Во даешь! — усмехнулся Жемчужный, на всякий случай оглядевшись по сторонам.
Уже вторая по счету отмычка без труда вошла в простенький замок и провернулась. Дверь отворилась, благодушно впуская нас с Костей в рабочую обитель Федора Ласточкина. Туда, где он некогда готовил свой компромат на тех, из кого в дальнейшем качал деньги.
— Ни фига себе, — сказал Костя, едва переступив порог.
— Что? — спросила я.
— Я ожидал совсем другой картины. Я думал, здесь будет полный бардак.
Жемчужный был прав. Я и сама первым делом обратила на это внимание. В лаборатории Ласточкина царил полнейший порядок. Все фотопленки в кассетах стояли в стеклянном стеллаже на самом видном месте. Три пленки висели чуть сбоку для просушки. Все бумаги и рабочие принадлежности аккуратно сложены на столе и на стоящей рядом тумбочке.
— Если здесь кто-то и порылся, то оставил после себя полный порядок.
— Или тут вообще никого не было после гибели Ласточкина, — высказалась я.
— Это противоречит твоим утверждениям.
— Противоречит. Если только убийца изначально не знал, что Ласточкин не хранил здесь компроматных пленок.
— А он их не хранил в студии?
— Сейчас посмотрим, — ответила я и уверенно направилась к стеклянному стеллажу.
— Помочь? — осведомился Жемчужный.
— Если тебя это не затруднит.
Слава богу, он решил, что не затруднит, и мы начали обыск. Где-то, наверное, с час ушло у нас на это кропотливое и неблагодарное занятие. Результат оказался нулевым. Среди тех пленок, что находились в лаборатории, не было ни одной компроматсодержащей.
— Мы потратили время впустую, — резюмировал Костя, присаживаясь на низкий табурет возле стола, хотя я это и без него прекрасно поняла. — У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?
