Ознакомительная версия.
Званием капитана Руденко очень гордился, долго после повышения радуясь, что его наконец-то оценили по достоинству. Однако на самом деле – и Семен Семеныч в глубине души понимал это – он многим был обязан Милославской. Ряд громких преступлений был раскрыт фантастически быстро им и его помощниками именно под чутким руководством Яны Борисовны Милославской. При этом такое сотрудничество никогда не рождало в уме Семена Семеныча мысли об извлечении какого-то корыстного интереса из его отношений с гадалкой.
Милославская была одинока, а Руденко – женат, но это не мешало их общению, поскольку никакой любви, кроме платонической, основанной только и только на дружбе, между этими мужчиной и женщиной не существовало.
Семену Семенычу вообще никогда в голову не приходило греховодничать. Он был исключением из поговорки «Сколько волка ни корми, а он все равно в лес смотрит». И все благодаря его чудесной супруге, Маргарите Ивановне.
Жена Руденко была женщиной очень мягкой и добросердечной. Она умела вовремя обогреть благоверного теплыми словами, заботой. Не лезла с нравоученьями, когда видела, что он и без того не в духе, и – что особенно ценил сам Три Семерки и все его приятели – никогда не устраивала скандала, если Семен Семеныч возвращался домой навеселе. Всем вообще казалось, что кричать она не умела и не пробовала, как, впрочем, и вести тихую войну тоже. Поэтому в семье Руденко всегда все было мирно.
Кроме того, Маргарите Ивановне были подвластны все секреты кулинарного искусства, единственным печальным следствием чего был с каждым годом увеличивающийся в размерах живот ее супруга. Уродливым толстяком он не был, но отшучиваться, что это, мол, «трудовой мозоль», ему приходилось довольно часто.
Но жизни без проблем, даже в самых счастливых семьях, наверное, не бывает. Была проблема и в семье Семена Семеныча. Ее являл собою его наследник – единственный и неповторимый.
Он не был отпетым хулиганом или негодяем, но просто слов, убеждений, беседы «по-хорошему» никогда не понимал, и Руденко приходилось нередко применять в качестве средства воспитания «витамин Р», который он нервно и торопливо снимал с перекладины шкафа. Отсоединял металлическую пряжку и, высоко взмахивая ремнем, наставлял сорванца на путь истинный. Тот умолял о прощении, но не более чем через неделю совершал новое «преступление». Маргарита Ивановна, которая многие проделки сына от Семена Семеныча просто утаивала, в такие минуты пыталась остановить разбушевавшегося мужа, а потом тайком утешала провинившегося, прижав его к своей груди и тихо рыдая вместе с ним.
Руденко и самому было до боли жаль мальчишку, и в глубине души он понимал, что вечно занятый папаша не вправе ожидать лучшего от своего чада. Да и метод воспитания, являющий собой сочетание безграничной доброты матери с редкими вспышками отцовского гнева, он считал абсолютно ущербным. Тем не менее как только отпрыск совершал очередную пакость вроде взрыва реактивов на уроке химии, Три Семерки его снова нещадно порол.
– Жива-здорова? – спросил Руденко, обняв Яну и тихонько похлопывая ее по спине.
– Да, все слава богу, – улыбаясь, ответила она.
– Ты как?
– Потихоньку, – протянула Семен Семеныч, последовав за гадалкой в глубь двора.
– А я тут проездом был как-то, заглянул к тебе да не застал, и телефон не отвечает… Чего это, думаю… Ты что, ушла в подполье? – Три Семерки улыбнулся и хитро прищурился.
– Выходит, что так. У меня новое дело, Сема, – серьезно ответила Милославская.
– Да ты что?! – с нескрываемой иронией воскликнул Семен Семеныч. – Опять неземное какое-нибудь?
– Почему же, отнюдь. Самая обычная бытовуха, – ответила Яна, прикрывая за приятелем дверь.
Руденко небрежно скинул башмаки, фуражку повесил на крючок и, последовав приглашению хозяйки, прошел в ее кабинет. Развалившись на диване, он продолжил:
– И что же, расследуя бытовуху, ты тоже колдовством своим занимаешься?
– Пытаюсь, – ответила Яна, вспомнив последнее свое гадание.
– У-у-у, – протянул Три Семерки, – значит, наши дела совсем плохи, раз и в таких случаях народ милицией пренебрегает.
– Это милиция пренебрегает народом, – парировала гадалка и рассказала Руденко всю историю ведомого ею дела от самого начала.
– Ну и что же ты?! – с горящими глазами воскликнул он, – Едем! Повяжем его прямо щ-щас!
«Бедный Леня, наверное, выразительно икнул», – подумала Милославская, глядя на своего разгоряченного друга.
– Подожди ты, – холодно сказала она, беря в руки расческу, – не забывай, что анонимка не доказательство. Вот раздобуду что-нибудь неоспоримое, тогда и возьмем его.
– Ты как всегда права, – ответил Семен Семеныч, немного подумав, потом он звучно зевнул и перевел разговор на другую тему, начав перечислять очередные выходки городского криминалитета, с которым он продолжал неустанно бороться.
Милославская никогда не была равнодушна к этой теме, поэтому между приятелями сразу завязался живой разговор, несмотря на то, что Яна при этом смотрелась в маленькое зеркальце и облагораживала свою внешность при помощи косметики.
– Слушай, – обратился Три Семерки к гадалке, когда между ними более чем на тридцать секунд воцарилось молчание, – а у тебя пожрать что-нибудь есть?
Милославская округлила глаза, словно такая выходка со стороны Семена Семеныча была впервые, и сказала:
– Пожрать – навряд ли. А перекусить найду.
– Э, – Руденко махнул рукой, – понятно. Эники-беники, хрен, а не вареники? Знаю я твою кулинарию!
– И это твоя благодарность? – с шутливым возмущением воскликнула гадалка. – Не я ли тебя столько раз от голодной смерти спасала?
– Может, в кафе? – предложил Семен Семеныч.
Милославская вдруг вспомнила, что обед ей сегодня заменила чашка кофе, и будто только после этого она стала ощущать чувство голода. «Неизвестно, на сколько я в этой Багаевке осяду», – подумала она, без удовольствия представив себе имеющееся у нее в холодильнике, и сказала:
– Можно и в кафе.
– Кажется, выглядишь ты ничего, – привел Три Семерки дополнительный аргумент.
– Спасибо и на этом, – вздохнув, произнесла Яна и поднялась со своего места, – Я сейчас. Переоденусь только.
Через пять минут она уже стояла перед Руденко, благоухая ароматом дорогих духов.
– Потря-асно, – протянул он, с восхищенным видом обводя взглядом ее новый брючный костюм.
– Не надо, не надо! Слышали мы уже ваши комплименты! – шутливо отрезала Милославская.
– Как хочешь, – Три Семерки пожал плечами. – Я только вину загладить хотел…
Через пару минут приятели уже покинули дом гадалки и усаживались в автомобиль Руденко. Джемму на этот раз Яна решила с собой не брать, подумав, что, раз она сначала хочет посетить кафе, присутствие собаки создаст ей дополнительные хлопоты. О какой-либо опасности она сейчас не размышляла, потому что рядом был Семен Семеныч. Спросив его о планах на вечер и убедившись в их отсутствии, Милославская и вовсе подумала, что неплохо бы было, если б Три Семерки подбросил ее после кафе до Багаевки, а еще лучше – и назад домой. Озвучивать свое пожелание она пока не стала, решив дождаться, когда Руденко насытится и по-настоящему подобреет.
«Шестерка» Семена Семеныча привычно затарахтела, когда друзья тронулись с места. Машина была очень старой, повидавшей многое на своем веку, прошедшей, как говорится, огни и воды. Три Семерки старался не подвергать ее лишним «стрессам», так как их в ее «жизни» и без того хватало, и поехал вниз по ухабистой улице не спеша.
Несмотря на то, что машинешка иногда могла заглохнуть в самый неподходящий момент, Руденко очень ценил ее: все же лучше, чем на своих двоих или на общественном транспорте. Яна тоже уважала эту старушку, поскольку она часто принимала самое непосредственное участие в ее расследовании и, бывало, летала как ласточка.
Вскоре приятели сидели друг против друга за деревянным столиком бистро и с аппетитом поедали пиццу, которую Семен Семеныч пожелал заказать после порции пельменей. Яна, разделавшись со своим винегретом, тоже не могла устоять перед умопомрачительно пахнущей лепешкой.
– Сема, у меня к тебе деловое предложение, – вкрадчиво начала Милославская.
Руденко насторожился.
– Вот скажи, – серьезно продолжала гадалка, – хотел бы ты сказочно разнообразить сегодняшний пустой и скучный вечер?
– Хотел бы, – салфеткой утирая с усов кетчуп, заинтригованно ответил Три Семерки. – Ты что-нибудь предлагаешь?
– Предлагаю, Сема. Знаешь ли ты, что леность – тяжкий грех? – спросила Милославская, едва удерживаясь от смеха при виде выражения лица Руденко, уже видящего себя участником пирушки не без употребления его любимого портвейна.
– Зна-аю, – серьезно протянул Семен Семеныч, так и не понимая, к чему клонит его подруга.
– А если знаешь, – сказала Яна, – то ты должен этим вечером изменить своему дивану и не отказывать мне в моей просьбе. Подкинешь до Багаевки, Семен Семеныч?
Ознакомительная версия.
