— Конечно, конечно. Муж, наверно, все окошки проглядел.
— Муж?.. — Прасковья Михайловна нахмурилась. — Мой муж, молодой человек, как ушел в сорок втором году на войну, так и поминай как звали.
Котельников понял — данные адресного стола соответствуют действительности. Он решил перейти прямо к делу и предъявил Вепринцевой удостоверение.
— Милиция… так, понятно, — смущенно проговорила она. — Ну что же, пожалуйста, к вашим услугам…
— Я не собираюсь вас долго задерживать, Прасковья Михайловна, — начал старший лейтенант. Меня интересует такой вопрос: как внешне выглядел ваш муж?
В больших строгих глазах Вепринцевой появилось недоумение.
— Как выглядел? Обыкновенно… Как всякий шофер, как рабочий человек…
— Нет, я не о том, — остановил ее Котельников. — Какой у него был рост, цвет волос… внешние приметы.
— Ну, как вам сказать… ростом он был, пожалуй, повыше среднего, с лица худощавый, чернявый такой… Усы небольшие, волос не носил, наголо стригся… — Вепринцева вдруг запнулась, крикнула: — Нашелся, да?!
— Нет, — отрицательно покачал головой Котельников и, торопливо доставая из кармана пачку сигарет, мягко добавил: — Этого я не знаю.
— Тогда не понимаю, что такое происходит? — всплеснула руками Вепринцева.
— А что именно?
— С неделю тому назад внучка говорила, что днем заходил незнакомый человек и тоже… спрашивал обо мне, о муже.
Котельников почувствовал, как застучало сердце, он чуть не вскочил с места.
— Может быть, это вы приходили? — спросила женщина.
— А внучка разве не сказала вам, кто приходил?
— Нет, не сказала… Говорит, незнакомый человек, здоровый и очень высокий…
— Вот видите, какие бывают совпадения… — Котельников немного помедлил и спокойно спросил: — И как же все-таки назвал себя этот человек?
— Да не называл никак — фронтовой товарищ и все. Вместе вроде служили, обменялись адресами и вот, дескать, решил повидаться, зашел.
— Фронтовой товарищ… Любопытно, — в раздумье сказал Котельников.
Бросив в пепельницу окурок, он поднялся.
— Вы что, уже уходить собираетесь? — удивилась Вепринцева.
— Извините, Прасковья Михайловна, мне надо идти. Вы, пожалуйста, не ломайте себе голову. Может, и правда какой-нибудь фронтовой приятель приходил.
— Конечно, все может быть, и я так же подумала, — сказала Вепринцева, поднимаясь со стула.
Как ни торопился старший лейтенант, в отделе, кроме дежурного сержанта, он никого не застал. Занятия давно кончились, и сотрудники разошлись. Котельников, хотя и был страшно голоден, но чтобы не забыть всего, что ему довелось видеть и слышать сегодня за день, стал писать рапорт. На это ушло много времени. Все надо было обдумать и подробно записать, не забыть мелочей, деталей — они-то иногда и составляют всю ценность наблюдения. Когда рапорт был закончен, старший лейтенант оторвался от листа бумаги, задумчиво потер ладонью висок и вполголоса перечитал заключительную часть.
«…Итак, подводя черту вышеописанному, я хочу со всей уверенностью подтвердить, что убийца Керженекова действительно тот самый человек, о котором рассказывали пчеловод Тимофей и ребята: высокий, несколько неуклюжий блондин в солдатской гимнастерке, в старой артиллерийской фуражке. Однако этот тип никогда не был Вепринцевым Иваном Петровичем. Он лишь в преступных целях присвоил себе фамилию человека, без вести пропавшего во время войны…»
14. Знакомство с Тагильцевым
Парикмахерская, где работал Семен Захарович Тагильцев, была расположена в нижнем этаже огромного, чуть не на целый квартал здания Управления горнопромышленного округа. Это была небольшая, всего лишь на два кресла, так называемая «ведомственная» парикмахерская, которая едва справлялась с обслуживанием работников управления.
Два мастера — один пожилой, худощавый человек с большими круглыми очками на кончике острого носа, другой — средних лет, с черными непокорными волосами, немного прихрамывающий после ранения — имели постоянных клиентов и всегда были заняты. Очередь здесь соблюдалась по телефону. Клиент звонил. Мастер снимал трубку, назначал время. Поэтому в парикмахерской никогда не скапливалась очередь. Исключением были субботние дни. Ну, здесь уж ничего сделать нельзя — в субботу везде очереди, а в банях и парикмахерских тем более.
Хромой мастер был широк в плечах, коренаст и как видно, обладал немалой физической силой. Его карие, словно лесная смородина, глаза были всегда веселы, излучали простоватую теплую улыбку. Движения его были неторопливы, осторожны и несколько тяжеловаты. Бритва никак не соответствовала большой ухватистой руке этого детины: она была слишком легка и мала.
Когда Шатеркин, одетый в штатский костюм, вошел в парикмахерскую, в кресле у хромого мастера сидел пожилой степенный человек. Рабочий день подходил к концу. Капитан избрал именно такое время для того, чтобы выйти из парикмахерской почти одновременно с мастерами.
Мастер и клиент разговаривали. Точнее, клиент слушал и порой нечленораздельно выражал свое согласие или удивление, а мастер, под трескучий аккомпанемент ножниц, рассказывал о том, как он, литейщик и гвардии сержант, повредил на войне ногу и стал парикмахером.
Шатеркин, незаметно приглядываясь из-за развернутой газеты к мастерам, без труда определил, кто из них Тагильцев. И первое, на что поглядел капитан, были ноги Тагильцева, его большие черные ботинки. Шатеркин почувствовал, как грудь сразу наполнило знакомое радостное волнение. «Вот он где… Похоже, что это его след остался на берегу…» Он следил за каждым движением парикмахера.
Тагильцев тем временем закончил стрижку клиента и свой рассказ… Он не спеша обмел щеточкой морщинистую шею старика, пошумел немного пульверизатором.
— Вот, дядя Саша, и помолодел. Как огурчик муромский, первый сорт. — И уже снимая и стряхивая пеньюар, неожиданно спросил: — На рыбалку не собираетесь?
— Что ты, Семен Захарыч! — невесело воскликнул клиент. — И думать боюсь, старуха страшно ругается… Я-то бы со всей душой, у меня и черви запасены, с неделю уж, как в банке живут… Да знаешь этих старых баб…
— Нет, я уж утром схожу обязательно, — сказал Тагильцев. — По утрам язь хорошо берет на кашу. Чудесно берет, дядя Саша!
Шатеркин сложил газету и направился к креслу.
— А сверхурочные кто мне будет платить? — намыливая руки, шутя спросил Тагильцев. — Осталось семь минут, побрить не успею.
— Не беспокойтесь, товарищ мастер, сверхурочные не потребуются. Мне чуть-чуть подправить виски и шею.
— Ну, это можно.
Тагильцев вел себя так же просто и естественно, как с дядей Сашей, который только что освободил кресло. Он непрерывно что-то говорил. Но пустячные разговоры его, при каменном молчании соседа, пожилого, в роговых очках мастера, не были ни надоедливы, ни тем более неприятны.
«Говорил сейчас Тагильцев о том, что относилось к его обязанностям: как идет машинка? Не щиплет ли? Высоко ли подстричь волосы? Какие оставить виски: прямые или косые? Обратил внимание и на небольшой шрам на шее капитана, провел по нему пальцем, спросил:
— Кажется, фронтовая заметка?
— Да, осколком царапнуло, — ответил Шатеркин.
Тагильцев вздохнул.
— Сколько памятных заметок война на нашем брате оставила, счету нет! На ином таких борозд понапахала, что хоть картошку высаживай, ей-богу!..
Из парикмахерской Шатеркин вышел раньше Тагильцева и ждал его возле своего автомобиля. Как только тот вышел, капитан, откинув наполовину выкуренную папироску, крикнул:
— Товарищ парикмахер! Садитесь, подвезу.
— Не откажусь, товарищ клиент. Это для меня подходящее предложение, как манна с неба, — неловко усаживаясь, сказал Тагильцев. — С моей ногой везде неудобно, везде она лишняя, как пятое колесо у телеги…
Затем он поглядел на Шатеркина и, будто сейчас только вспомнив, что между ними еще не состоялось знакомство, поспешно протянул руку.
— Разрешите познакомиться: Семен Захарович Тагильцев, — он так крепко давнул руку Шатеркина, что у того хрустнули и заныли пальцы.
— Николай Иванович, — ответил капитан, умышленно не добавив фамилии. — Куда вас доставить?
Тагильцев назвал адрес.
Шатеркин ловко и легко маневрировал автомобилем в бесконечном потоке машин, велосипедов и пешеходов. Машина шла на небольшой скорости, в кабине приятно шумел свежий, охлаждающий ветерок. Тагильцев с увлечением рассказывал о том, как он когда-то играл в футбол. Этот разговор возник потому, что на всех перекрестках в глаза бросались свежие афиши о предстоявшем футбольном матче.
— Хотел в ваш архив заглянуть, дело одно есть — не нашел, где помешается, — дождавшись небольшой паузы, заговорил Шатеркин. — Говорят, что где-то внизу, в конце корпуса.
