— Правильно говорит товарищ Пылаева, — поддержал Катю высокий юноша-студент с бледным лицом. — Надо сейчас же открыть все двери, может быть, сразу будет обнаружено преступление, которое мы ищем.
Все участники ревизии присоединились к этому предложению. Михаилу Архиповичу ничего не оставалось другого, как подчиниться и идти за ключами. Прежде чем покинуть архивохранилище, он, уже находясь у двери, опять несколько раз чихнул. «И что за напасть такая, чихаю до головной боли…»— проворчал он и, косо поглядев на своих сотрудников, вышел за дверь.
Катя сидела за горой папок и связок бумаг, покрытых многолетней пылью. Хотя глаза и руки ее работали быстро, как хорошо налаженный механизм, она не переставала думать о загадочном деле Николая Шатеркина. «Что же это за дело?»— не раз спрашивала себя девушка. Но ответа не находила. Она никогда не проявляла излишнего любопытства к служебным делам Шатеркина и как юрист хорошо понимала значение тайны. Что может быть важнее умения сохранить до конца глубокую тайну того, чем ты занимаешься? Ведь большинство провалов и самых неожиданных недоразумений в следственной практике возникает от того, что твои действия стали известны другим. Тайна — залог успеха. Катя знала об этом. И когда Николай сказал ей, что по ходу одного дела ему придется провести документальную ревизию архива, она с большой охотой взялась помочь ему, не спрашивая ни о чем.
Пришел с ключами Михаил Архипович и… зачихал. Чихали и другие члены комиссии, но никто так не краснел и болезненно не морщился, как пожилой инженер.
— Какая отвратительная пыль… А может быть, где-нибудь сквозняком прохватило? — спрашивал он себя. — Удивительно…
Катя вместе с инженером вошла в первую комнату, во вторую. Но везде был тот строгий и удивительно скучный порядок, какой существует в архивах и книгохранилищах. Куда ни глянь — стеллажи, тяжелые железные сейфы, пузатые предохранительные коробки, набитые бумагами, приторный запах бумажного тления и пыли. Катя осталась в комнате, где хранились особые фонды управления. Взгляд ее блуждал по бесчисленным папкам и тяжелым шкафам, она шла вдоль стеллажей, словно по узким запутанным переулкам большого города. Вот ее взор задержался на большом коричневом сейфе, стоявшем у стены. Она остановилась и вдруг почувствовала, что ей стало жарко. В дверце сейфа, в его замковой части рваной огнестрельной раной зияла брешь. Попятившись назад, Катя крикнула:
— Товарищи! Сюда не заходите, пожалуйста… Сюда нельзя, здесь вскрыт сейф!..
Она выбежала из кладовой и захлопнула за собой дверь. Лицо ее горело. Михаил Архипович быстро снял трубку и позвонил капитану Шатеркину. Потом подошел к дверям.
— Не стоит заходить туда, — посоветовала Катя, — Вы обязательно оставите там свои следы, а они могут сбить с толку следователя.
Инженер поглядел на свои большие начищенные ботинки и улыбнулся.
— Из вас, Катя, был бы хороший прокурор, — пошутил он.
— Это, Михаил Архипович, одно из элементарных требований криминалистики.
— Насколько я начинаю понимать, это совсем неплохое требование. Однако, пока суть да дело, мы должны продолжать нашу работу, — уже серьезно сказал он.
Катя раскрывала папку за папкой, но прежнего внимания не было. Перед глазами стоял большой коричневый сейф с искореженной дверцей. Какие же ценности хранились в этом сейфе? Что похищено?
В архиве появился Шатеркин. На этот раз с ним был лишь его верный друг, спутник на все происшествия — Риф.
— Я в вашем распоряжении, товарищи, — пошутил Шатеркин.
— А мы все — в вашем, товарищ капитан, — в тон ему ответил инженер.
Шатеркин задал несколько вопросов Кате и инженеру и неторопливо, без сколько-нибудь заметного беспокойства, приступил к делу. Риф стремительно, с шумом бросился в комнату, но как только обнюхал сейф, развороченную дверцу и пол вокруг сейфа, сразу зафыркал, затряс головой и стал чихать.
Катя и Михаил Архипович многозначительно переглянулись.
— Очень интересно. Оказывается, сквозняки не только на старого инженера действуют, но и страшные собаки могут им поддаваться.
— Вы правы, товарищ инженер! Такие сквозняки на собак действуют, очень действуют… — с досадой ответил Шатеркин, разглядывая что-то на полу. — Ну что, Риф, задача не по твоему носу? — приласкал он собаку. — Что же, ничем не могу помочь твоей беде, ступай сядь на место и не мешай мне работать.
— В чем же дело, Николай Иванович?! — воскликнула Катя.
— Не волнуйтесь, товарищи, ничего особенного не произошло — простая, предусмотрительность и только. Человек, который побывал в этой комнате, прежде чем оставить ее, посыпал пол чем-то таким, что…
— Ну и ловкач! — Михаил Архипович опять чихнул. — По-вашему выходит, что и у меня не простуда от сквозняков, а тот же самый…
— Вы угадали, у вас тот же самый диагноз… — улыбнулся Шатеркин. — Вероятно, это человек достаточно опытный, и в своей жизни не раз встречался как с сейфами, так и с собаками…
Шатеркин, вооружившись лупой, внимательно осматривал дверцу сейфа. Под большим прозрачным стеклом оживала каждая царапина, каждый незначительный, едва заметный штришок, оставленный на поверхности. Вдруг его взгляд задержался на двух свежих царапинах, нанесенных острым предметом на нижней части дверцы. Царапины изображали правильной формы латинский крест, величиной не более спичечной коробки. Капитан долго рассматривал это непонятное изображение, задумчиво хмурил брови. Потом он зафотографировал со всех сторон взломанный сейф, папки с документами, аккуратно расставленные в нем, отдельно сфотографировал изображение креста и снова задумался. Было видно, что этот крест почему-то особенно заинтересовал его.
В самом взломе для Шатеркина не было ничего неожиданного. Как только капитан вошел в комнату, взглянул на изуродованную дверцу, он, не задумываясь, сказал:
— Ого!.. Работал здесь большой мастер и с первоклассной, вполне современной техникой.
Он поднял голову и некоторое время что-то искал на стенах вокруг несгораемого шкафа.
— А, вот она и розетка… Все так удобно и хорошо. Для такого аппарата напряжения вполне достаточно…
В глазах Кати затаилась тревога.
— Мне думается, что здесь очень серьезное дело.
— И я так думаю, Катюша… — Николай ласково заглянул в лицо девушке. — Дело, безусловно, серьезное, и остается одно: как можно скорее закончить ревизию архива и установить, что похищено. — Это он сказал громко, для всех, кто проводил ревизию, — Я думаю, лучше всего сейчас же приступить к проверке содержимого этого сейфа, — сказал он, постучав пальцем по дверце.
— Разрешите мне? — спросила Катя, повернувшись лицом к инженеру.
— Уступаю, добровольно уступаю, — ответил он. — И как же ей не уступить, товарищ капитан?.. Она ведь первая разыскала этот злополучный шкаф, это ее победа.
Шатеркин взглядом поблагодарил Катю. Он обошел все комнаты, осмотрел двери, окна, опробовал замки и запоры, проверил прочность железных решеток на дверях и окнах, неторопливо обследовал полы. Следов не было.
Уходя из архива Шатеркин решил забежать в парикмахерскую и повидаться с Тагильцевым.
Капитан встретил его у самой двери.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — с сержантским темпераментом отрапортовал Тагильцев и отступил в сторону, чтобы пропустить гостя. — А я к вам собрался…
Шатеркин был несколько удивлен, когда заметил, что в парикмахерской, кроме Тагильцева, никого не было.
— У вас сегодня рабочий день без клиентов?
— Что вы! У нас всегда народ, без дела сидеть не приходится… А сейчас в нашей цирюльне обеденный перерыв, как и на всех порядочных предприятиях.
— Тогда мы здесь и поговорим, — сказал Шатеркин, глазами отыскивая подходящее для сидения место.
— Это еще лучше… — Тагильцев легко подхватил тяжелое парикмахерское кресло и поставил его подле Шатеркина. — Садитесь.
Они сели. Тагильцев никак не мог побороть смущения, видимо, оттого, что он не ожидал прихода капитана. Он достал папироску, помял ее, посорил табаком и закурил.
— Есть один вопрос, товарищ капитан, можно? — наконец спросил он, отогнав от себя рукой облачко синеватого дыма. — Правда, что самоубийством покончил Керженеков, или кто-то убил его?
— А как вы думаете?
— Я?.. — Тагильцев торопливо затянулся, порывисто и возбужденно заговорил. — Не такой он был человек, чтобы ни с того ни с сего — бах себе в голову и лапки кверху… Я целую ночь не спал, все думал… Нет причины, не мог он сам застрелиться, он так любил жизнь — из гроба бы в одном нижнем белье удрал, уж я-то его хорошо знаю… Да ведь он перед самым отъездом ко мне заходил. Я думаю, его кто-то подкараулили того… — закончил Тагильцев, и голос его заметно дрогнул.
