Они стояли между двумя зданиями ОВД и ГИБДД. Падал снег. Было холодно так, что в ушах звенело. Мимо со скрипом проехал чадящий городской автобус и завернул на тракт. Они постояли ещё с минуту, обсуждая дальнейшие совместные действия, и разошлись.
Никого похожего на солдата-срочника Андрея Шабалкина в конце августа и начале сентября ни в городскую, ни в железнодорожную больницы не поступало, выяснил Рогаткин, и решил вернуться в гостиницу.
Через пять минут перед ним стояла большая чашка чаю. Похоже, рефрижератор промчался мимо города, сделал неутешительный вывод Лев Тимофеевич и начал пить чай.
За окнами было совсем темно, когда в дверь номера кто-то робко постучал. Лев Тимофеевич вздрогнул и тоскливо посмотрел на чашку вкусного чаю. Он никого не ожидал в этот вечер, но ошибся…
Они гуляли и разговаривали обо всём на свете, начиная от звёзд эстрады, кончая звёздами на небе, чего в Москве Лев Тимофеевич давно не делал по весьма банальной причине — никто ему погулять не предлагал, да и он сам никому не пытался. Лев Тимофеевич неожиданно понял, что нагибаться, чтобы заглянуть Свете в глаза, чрезвычайно забавно.
— Вот моя вотчина, хотите зайти? — спросила Света, остановившись у калитки в конце улицы.
Рогаткин тревожно оглядел окруженный палисадником маленький дом с нахлобученной шиферной крышей и попятился.
— Хочу! — неожиданно согласился он.
«Не ходи, Лев! — стучали „мысли-молоточки“ в его голове. — А вдруг тебе захочется остаться у неё?! Ни к чему это, Лев, к тому же, ты в командировке, остановись!»
— Смелее, Лев Тимофеевич! Ать-два, — Света, тем временем, открыла дверь дома.
Рогаткин вздохнул, закрыл глаза и вошёл. На пороге тёмной комнаты их встретил мурчанием большущий дымчатый кот.
— Адам, встречай гостя! — посоветовала коту Света.
Кот перевел глаза с хозяйки на Рогаткина и, переступая большими лапами, без предупреждения стал гипнотизировать следователя. За что получил невесомый щелчок по носу от Рогаткина, и, шипя, убежал под диван.
Уже час они сидели у пылающей печки на табуретках и потягивали глинтвейн. В тарелке на столе высилась горка разноцветного мармелада.
— И всё-таки, почему ты живёшь одна, Света?.. — кашлянув, в третий раз поинтересовался Лев Тимофеевич, незаметно отводя взгляд от совершенных коленок коллеги по следственной работе. Потом покосился на свои несовершенные мосластые колени и тяжело вздохнул.
— У меня с некоторых пор ужас на людей, — тихо ответила Света. — А у тебя?..
— Ужаса нет, — Лев Тимофеевич допил глинтвейн, поставил пустую кружку на пол, и, зажмурив глаза, добавил: — Я — доверчивый.
— Ты?! — изумилась Света.
— Ага, — кивнул Рогаткин. — А разве незаметно?
— Ни за что бы не подумала, — Света придвинула свою табуретку к табуретке Льва Тимофеевича и взяла его за руку. Рогаткин не сопротивлялся.
Они сидели и молчали, лишь изредка перекидываясь парой слов. Из печки «стреляли» угли, было хорошо…
— Я люблю жить, — кашлянув, признался Рогаткин.
— Я тоже, — кивнула Света.
— Завтра съезжу в Пряткино, поговорю с сотрудниками ППС и, пожалуй, вернусь в Москву. Похоже, версия о том, что Шабалкин решил заехать в Тихорецк, не выдерживает никакой критики…
Льва Тимофеевича разморило от печного тепла и глинтвейна. Он незаметно, как ему казалось, высвободил свою пятерню, лежащую в тонких пальчиках Светланы, и сунул её в карман.
— Значит, уедешь завтра? — упавшим голосом спросила Света. — Может, останешься?
— В Тихорецке? — удивился майор Рогаткин. — Зачем?
— Сегодня — у меня, — улыбнулась майор Дочкина. — Я тебе постелю в соседней комнате, а, Лев?..
Было темно, и то, что старший следователь межрайонной прокуратуры покраснел, не увидел никто, даже кот Адам своим ультрафиолетом, как ни таращил свои огненные фары из-под дивана.
— В другой раз, Света. — Рогаткин решительно поднялся и на негнущихся ногах пошел к дверям, которые почему-то оказались двустворчатым шкафом. — Только не сегодня, хорошо, Светочка?.. Я лучше летом приеду к вам в свой отпуск. Правда, отпуск у меня в ноябре, — Лев Тимофеевич по-гусарски махнул рукой, ушиб её о шкаф и спрятал в карман от греха подальше. — Но это ничего, у меня парочка отгулов есть… Ну, за прогулы, — хихикнул он.
— Дверь налево, Лев Тимофеевич, — вздохнула Света. — Давайте, я свет включу?
— Зачем?! — вылезши из двустворчатого шкафа, испугался старший следователь.
— В смысле, дверь слева, дорогой Лев Тимофеевич, — терпеливо повторила Света, и через минуту Рогаткин очутился на улице, надевши куртку в один рукав.
— Рвение, ажиотаж, молодость!.. Всё сразу и влюблена?! И чего она во мне нашла, вот несчастье-то? — воскликнул Лев Тимофеевич, остановившись у витрины какого-то магазинчика.
Постоял, ничего вразумительного не увидел, и за десять минут добежал до гостиницы.
— А я думала, вы сегодня в городе ночуете! — прошипела гостиничная дежурная, глядя на него с плохо скрываемым презрением. Так, по крайней мере, показалось майору Рогаткину, и он даже расстроился, ненадолго, правда. Больше, чем на три минуты он расстраиваться не умел.
Умывшись и поставив на зарядку телефон, Лев Тимофеевич лёг, накрывшись с головой сразу двумя шерстяными одеялами. В номере было холодно, почти как на улице, что для здорового сна, между прочим, было полезно — не надо на стул залезать и форточку открывать. Спи спокойно, как есть.
«Ультиматум»
Старший следователь Тихорецкой прокуратуры Светлана Георгиевна Дочкина в обеденный перерыв забежала в придорожное бистро «Тихорецкие блины» и, купив три блинчика-конверта из гречневой муки с клюквой, начала их есть, запивая чаем и грустно вспоминая своего вчерашнего гостя. За стойкой барменши по телевизору заканчивались новости и начинался блок рекламы.
— Хочешь, погромче сделаю, Свет? — подмигнула барменша, когда Светлана Георгиевна повернулась правым ухом к телевизору. — Сейчас занятное шоу будет.
Ток-шоу «Ультиматум» действительно началось через несколько минут, и Дочкина пересела поближе.
— Инокиня Ольга, какой ультиматум вы хотели бы озвучить здесь и сейчас?.. — обратилась ведущая ток-шоу к одной из участниц, сидящих в студии.
— Я хочу предъявить свой ультиматум военкомату, который забрал в армию моего воспитанника Андрюшу Шабалкина! — старушка в длинном платье встала и перекрестилась. — Из армии он так и не вернулся, его нет ни в списках мёртвых, ни в списках живых.
Светлана Георгиевна чуть не подавилась блином — на экране показывали фотографию того самого солдата, которого разыскивал майор Рогаткин. Старший следователь Дочкина грустно посмотрела на недоеденный блин с клюквой и пустой стакан из-под чая.
Знакомые пэпээсники поздоровались с ней на выходе из блинной. Дочкина ответила на приветствие и прошла к кассе, чтобы купить ещё чаю, а сержанты патрульно-постовой службы Долгов и Лапшин, выйдя на крыльцо, о чём-то горячо заспорили.
Тем временем, на экране представительница комитета солдатских матерей подтвердила информацию об исчезнувшем солдате Шабалкине, и добавила, что солдат вёз из Ростова в Москву для захоронения три гроба с опознанными телами военнослужащих из Чечни, но скорбный груз в столицу так и не доехал.
— До прокуратуры довезёте? — Дочкина не допив чай накинула полушубок и выскочила на улицу.
Сержант Лапшин неуверенно оглянулся на напарника.
— Мы в другую сторону, ну да ладно, — улыбнулся сержант Виктор Долгов. — Садись, Светлана Георгиевна, домчим с ветерком!
Дочкина обратила внимание на опухшую нижнюю челюсть Долгова.
— Привычный вывих, — поморщился тот, поспешно отворачиваясь.
— Это как? — спросила Светлана.
— Ну, если откусит слишком большой кусок, то челюсть и выскакивает, — хмыкнул Лапшин, выезжая со стоянки на дорогу.
— Сочувствую, Вить, — задумчиво пробормотала Дочкина.
В глаза било яркое солнце, а у Светланы Георгиевны на губах вдруг заиграла улыбка. «Всё будет хорошо», — неожиданно подумала она о скорой встрече с Львом Тимофеевичем.
Блудница Зара
В Пряткино про Шабалкиных помнили. В сельском совете следователю рассказали, что двадцать лет назад у Шабалкиных родился мальчик Андрей, но затем семья уехала на заработки и больше о них никто не слышал.
— Вон, кстати, их дом, — зевнула секретарь и, достав из раскрытой сумки помаду, покосилась на следователя и с сожалением убрала её обратно. — Пойдёмте к тому окну, я вам его покажу.
И Льву Тимофеевичу показали из окна сельсовета вполне жилой, с закрытыми ставнями дом. С обеих сторон стояли крепкие кирпичные особнячки с глухими заборами, и забор у дома Шабалкиных также был не повален, видимо, соседи изредка подправляли его, чтобы он не слишком привлекал внимание бродяг.
