— Я… даже не знаю. Но я была уверена, что это он — как бывает во сне. Но в какой-то момент мне показалось…
— Ваш отец жив?
— Отец? Нет… он давно умер.
— А бесконечный шлейф, который вы шили, — что это был за шлейф?
— К подвенечному платью.
— Вашему?
— Нет-нет. Наверное, к тому, что заказали у нас вчера.
— И которое вы боитесь не успеть закончить в срок. Вся эта часть сна указывает на стрессовое состояние, гонку со временем — поэтому часы все тикают и тикают. Мой диагноз — вы переутомились.
— Да, наверное, вы правы. Но я вовсе не переутомлена шитьем — я вообще-то закройщица и не сделала ни одного стежка с тех пор, как училась на портниху в Бергарюде и в Векше.
— Ага, значит, все дело в прошлом. Вы тогда жили с родителями? И ваш отец был еще жив?
— Да, первый год. Но не потом.
Когда приехал Кристер Вик, Палле чувствовал себя как рыба в воде, и Мария к тому времени уже более-менее отошла.
Комиссар прервал их разговор о снах, и все трое пошли в комнату закройщицы, где на столе лежало тело Вероники Турен в розовом костюме и окровавленной блузке, целиком открытое после того, как Мария в испуге смела отрез ткани на пол.
Упорно глядя на Кристера и избегая смотреть на покойную, Мария сумела сохранить свое недавно обретенное спокойствие и дать более-менее связный и подробный отчет о своей ужасной находке.
— Вы сказали, что она была прикрыта тканью? Можете нам показать, как это выглядело?
Руки Марии дрожали, когда она подняла объемный шелковый сугроб и с опаской опустила его на тело Вероники, но пальцы ее сами собой привычно драпировали и закладывали складки, и вот уже лежащий на столе труп был буквально похоронен под охапкой шелковистой ткани.
— Стало быть, весь отрез был полностью развернут. Но вы говорите, что, когда вы уходили из ателье в восемь вечера, все было не так.
— Нет, я сама свернула ткань после того, как…
Слова застряли у нее в горле. Только теперь серьезный комиссар, стоящий перед ней, соединился в ее сознании с Камиллой Мартин и вчерашними беспечными разговорами о свадьбе. Она покосилась на худое замкнутое лицо. Может быть, он не понял, что это тот самый белый материал? Может быть, он всегда так невыносимо суров и серьезен, когда на службе?
— Где именно на столе вы оставили отрез? — спросил он.
— Слева, возле самого окна.
— Вот так? — Он грубо скомкал шелковую ткань и положил ее, как огромное безе, слева от рыжеватой головы.
— Да-а.
— Зачем, по-вашему, кто-то прикрыл тело? Вы думали об этом?
— Я думаю — чтобы его не видеть. Я… я бы тоже постаралась его спрятать.
— Саван оказался под рукой, — заметил Палле. — Это всего лишь вежливость по отношению к покойному — накрыть его.
— Ты думаешь, что вежливость уместна, когда совершено убийство?
— Значит, ты уверен, что это убийство?
Палле произнес это таким бодрым и радостным голосом, что Кристер велел Марии пойти одеться. Когда мужчины остались одни, Кристер показал на окровавленную блузку.
— Колотая рана в груди, прямо под сердцем.
— Она могла сделать это сама, — сказал Палле в надежде услышать возражения — самоубийства интересовали его гораздо меньше, чем запутанные убийства.
— Да, разумеется. А потом выбросить орудие убийства в окно, закрыть его, улечься на стол и накрыться этой горой шелка.
— Смотри-ка! Здесь не одна, а две раны!
Они наклонились, рассматривая розовую блузку без воротника. Манишка блузки — без швов и пуговиц — была проткнута в двух местах.
— Так, — сказал Кристер и выпрямился. — Нужно вызвать наших парней и старого друга Альгрена. Пока на ней одежда, ничего толком не увидишь. Обзвони всех. Телефон в холле.
Сам он задержался и с минуту разглядывал убитую. Потом едва слышно вздохнул. Вероника Турен — одна из трех-четырех богатейших женщин страны. Ее фото часто мелькали на страницах газет. Теперь ее убили.
Газетчики разорвут его на части, если он не будет подкармливать ненасытную прессу лакомыми кусочками. Радио и телевидение навалятся на него еще до того, как будет начато расследование. Что он им скажет?
Она была жизнелюбивой, властной, бесцеремонной в отношениях с другими. «Я даже рад, что мне довелось вчера встретить ее здесь в ателье и понаблюдать за ее поведением. Это может пригодиться, когда я займусь выяснением ее связей, ее влияния на других людей. Похоже, дело будет чертовски трудное», — подумал комиссар.
Эксперты прибыли в рекордный срок и подтвердили его предварительное заключение.
— Если понадобится прочесать все это проклятое ателье на предмет волос и отпечатков пальцев, нам всем придется здесь поселиться. Тут площадь не меньше, чем в тронном зале.
Однако он подозревал, что эта тренированная сработанная команда за минимальное время обследовала бы и тронный зал. Палле Дэвидсен ободряюще заметил:
— Я бы на вашем месте потирал руки от удовольствия. Милое славное убийство в закрытом помещении, совершенно свеженькое и поданное буквально на блюдечке. Не надо вытаскивать труп из кустов или из канавы, не надо выискивать смытые дождем следы, никаких чемоданов, ножей, давно сгнивших обрывков ковров десятилетней давности.
— Здесь вообще нет следов, — бурчали эксперты. — И никаких ковров, если говорить об этом. Только чертова уйма тюков с тканью и расфуфыренных платьев. Может быть, попросить у них парочку — для жены?
Фотографы толпились в рабочей комнате Марии. Сама Мария, казавшаяся особенно худенькой и бледной в простом платье в черно-белую клетку, варила кофе тем, кто не успел позавтракать, одновременно отвечая на вопросы Кристера об ателье, о доме и всяком разном.
— Мы работаем с половины восьмого до четверти шестого. Но вчера многие задержались, потому что фру Турен ушла только в половине шестого.
— Вы абсолютно уверены, что она ушла?
Она посмотрела на него широко раскрытыми серыми глазами.
— Да, разумеется. Вместе с фру Арман и херром Туреном.
— Как вы думаете, какие причины могли заставить ее вернуться?
— Не знаю. Просто не представляю. Но кто-то должен был впустить ее, потому что у нее нет ключа.
— А у кого есть?
— У многих. У ученицы Би нет своего ключа, и у портних один на всех, хранится он у Гунборг Юнг. Но и фру Арман, и я, и Ивонна…
— Манекенщица?
— Да. И потом, Жак — он иногда сидит здесь и рисует.
— А дверь подъезда, когда запирают?
— По-моему, сейчас вообще не запирают. Дворник переехал, а хозяин давно махнул на нас рукой.
Кристер задавал вопросы, стоя перед Марией и прихлебывая кофе. Теперь он протянул ей чашку, чтобы налила еще.
— Когда фрекен Меландер вернулась домой вчера вечером?
— Около часу.
— С кем вы ходили в ресторан?
Кофейник дрогнул у нее в руках, и несколько горячих капель брызнули ему на руку.
— Этого я не скажу, — пробормотала Мария. — С хорошим другом.
— Мужчина?
— Да.
Он понял, что больше ничего от нее не добьется, встретив ее непоколебимо серьезный взгляд, и почувствовал, что уже начал проникаться уважением к ее упорству.
— Ваш спутник поднимался в ателье, когда заходил за вами или провожал вас?
— Нет. Мы расстались у подъезда.
— Ваша комната выходит в коридор. Вы не заглядывали туда, когда вернулись?
— Стол из коридора не виден, тем более что дверь в комнату находится как бы в нише. И потом, было уже совсем темно.
— Вечерние газеты пошли на штурм, — сообщил инспектор Дэвидсен. — А парни с радио заблокировали телефон.
— Нет, — с неожиданной горячностью заявил Кристер Вик, — Хенрик Турен не должен узнать по радио, что его жену убили, а, насколько я знаю, нам пока не удалось с ним связаться. Я не хочу также, чтобы фру Арман и другие сотрудники ателье, наши главные свидетели, были заранее предупреждены о случившемся. Пусть журналисты подождут часок-другой.
— Вечерние газеты наседают. Ужасно хотят дать новость раньше утренних коллег.
— Новостей не будет. И, прежде всего мы никому не сообщим фамилию погибшей, пока не свяжемся с Туреном. Кроме того, я хочу знать, что скажет Альгрен. Понятно?
— Есть, шеф, — бодро кивнул уже вспотевший и взъерошенный Палле и ретировался, но тут же вернулся. — Прибыл профессор Альгрен.
Профессор судебной медицины Аларик Альгрен с трудом переводил дух на стуле в холле.
— На четвертый этаж без лифта, — укоризненно пробурчал он. — Твои трупы меня с каждым разом все больше утомляют, скоро, я чувствую, понадобится лезть на вершину горы, чтобы их осматривать. Ты, кстати, где работаешь — в криминальной полиции или в городском отделе по борьбе с насилием? Куда не пойдешь, ты вечно вертишься под ногами.
Кристер дружески улыбнулся старому ворчуну.
