Музыкант надменно откинул голову — он снова обрел утраченную было самоуверенность.
— Что у меня в мыслях, товарищ следователь, никого не касается. Мысль неподсудна!
Майя Борисовна протянула подписанный пропуск.
— Идите, Крутов. И желаю вам никогда больше с нами не встречаться.
Крутов почти выбежал из кабинета. Из окна Майя Борисовна видела: на противоположной стороне улицы с перекинутым через руку мужским плащом прохаживалась Ирина Пухова.
«И что она нашла в этом самодовольном хлыще?.. Впрочем, лучше поэта не скажешь: „Когда мы любим, мы теряем зренье"».
Соколова отошла от окна, села за машинку, включила магнитофон. Когда какие-то детали допроса не задерживались в памяти, Майя Борисовна останавливала ленту, перематывала обратно, прослушивала запись снова.
Вошел Белухин, встал на пороге.
— Товарищ следователь, привез. Она — в коридоре.
Соколова выключила магнитофон.
— Вы… сказали ей?
Николай опустил голову, переступил с ноги на ногу.
— Не смог… Думал — лучше вы. Как женщина — помягче, посердечней. Она такая хрупкая… беззащитная… В общем, не смог… Извините!
— Эх, курсант, курсант! Какую тяжкую ношу вы на меня взвалили.
Следователь подошла к шкафу, вынула оттуда платье, туфли, плащ, разложила все это на столе. Встала лицом к двери, загораживая вещи.
— Пригласите!
Белухин вышел и тут же вернулся, пропуская вперед Таню.
— Здравствуйте, — робко поздоровалась девушка. — Вы мне хотите что-то сообщить?
— Наберитесь мужества, Таня. Вам предстоит пережить большое горе…
— Скажите же наконец! Я больше не могу! Я не выдержу! Что-нибудь с мамой? Она умерла?
Майя Борисовна подошла, положила ей ладонь на плечо.
— Ничем не могу вас утешить. Ваша мать погибла от руки преступника.
Остановившимися от ужаса глазами смотрела Таня на вещи матери. Подбежала, рухнула на колени, прижимаясь лицом к платью погибшей.
— Мама! Мамочка! Как же это? За что? Как мне жить теперь?
Курсант Белухин вел машину, изредка поглядывая в зеркальце, где отражались сидящие сзади следователь Соколова и Татьяна Дорошина.
Майя Борисовна гладила ее руку.
— Знаю по себе, Таня, — в таком горе утешать бесполезно. У меня тоже… муж погиб. Два года прошло, а рана все не заживает, все саднит.
— У вас, наверно, дети, вам легче. А я одна. Совсем одна. У меня никого больше нет, ни одной родной души. Есть только двоюродная тетка… где-то на Кубани.
— А отец?
— Он умер… погиб, когда мне не было и года… Мама!.. Мамочка!.. — Таня закрыла лицо руками, горькие, беспомощные слезы текли по ее щекам.
Когда Соколова, Таня Дорошина и Николай Белухин вошли в дом, там уже работала оперативная группа, возглавляемая майором Лихаревым. Эксперты-криминалисты тщательно осматривали полированные поверхности, стекла, перенося обнаруженные следы на следо-копировальную пленку.
Гостиная представляла собой картину полного разгрома: все вещи из шкафов, секционных полок были выброшены на пол, тут же валялись в хаотическом беспорядке книги, посуда, мелкие предметы домашнего обихода. В углу белели черепки драгоценной японской вазы.
— Что здесь происходит? — испуганно спросила девушка.
Майя Борисовна бережно взяла ее под руку.
— Простите, Таня, что мы начали без вас, но в доме кто-то уже побывал — возможно, убийца вашей матери. Мы надеемся обнаружить его следы.
— Весь дом перерыт, — сказал подошедший Лихарев. — Преступник явно что-то искал. Но входная дверь следов взлома не имеет, замок открыт без отмычки. У кого еще были ключи от дома? — обратился он к девушке.
— Только у мамы и у меня.
— Таня, у Полины Гавриловны были какие-то драгоценности? — спросила Соколова.
— Были.
— Где они хранились?
— У мамы в спальне. Наверху.
— Пойдемте, Танечка, покажете.
Идя к лестнице, ведущей на второй этаж, следователь критически оглядывала аляповатую обстановку: мебель дорогая, но разностильная, хорошие картины рядом с весьма посредственными копиями. Не квартира — антикварный магазин.
Таня стала подниматься наверх, за ней последовали Соколова и Лихарев. Белухин присоединился к работникам милиции, производившим осмотр гостиной.
В спальне Таня подошла к старинному бюро из красного дерева, хотела выдвинуть средний ящик.
— Не надо, я сам! — опередил ее Лихарев и, надез перчатки, осторожно выдвинул ящик. Он был пуст.
Обращаясь к Лихареву, Соколова сказала:
— Юра, пригласи, пожалуйста, эксперта. Надо проверить — не сохранились ли отпечатки пальцев? А мы с Таней пойдем побеседуем.
Скромная девичья комната Тани резко отличалась от безвкусно-вызывающего шика остальных помещений. Тахта, письменный стол, полка с книгами. На стене — портреты бородатых ученых, среди которых Майя Борисовна, к стыду своему, узнала только Дарвина и Павлова. Большой аквариум, фотографии птиц и животных, развешанные по стенам, выдавали интересы и пристрастия хозяйки комнаты — она перешла на второй курс биологического факультета.
Таня кормила голодных рыбок, следователь, сидя за столом, вела протокол допроса.
— Скажите, Таня, вас не удивляло, откуда в доме такие дорогие вещи? Такая роскошная обстановка?
Девушка взяла горсть корма, ручейком высыпала в аквариум.
— Я у мамы спрашивала, и не раз: «Зачем нам все это? Уже ставить некуда, а ты все покупаешь, покупаешь…» «Глупенькая, — отвечала мама, — когда-нибудь ты поймешь меня. Ведь все это теперь наше! Твое! Навеки, навсегда! Этого у нас никому не отнять!»
— Что хотела сказать ваша мама последними словами? — спросила Соколова. — Разве на ваше имущество кто-то покушался?
— Не знаю, — припоминая, ответила Таня. — Но с некоторых пор мама стала очень беспокойной. Словно чего-то ждала. Однажды она так накричала на меня, что я вообще хотела уйти из дому. Когда я в очередной раз сказала, что мне стыдно жить среди всей этой безвкусной роскоши, она вдруг разъярилась: «Стыдно? Тебе стыдно? — Подбежала к шкафу и стала вышвыривать кофточки, блузки, платья… — А эти заграничные шмотки тебе носить не стыдно? А кроссовки «адидасовские» надевать не стыдно? А в австрийских «лодочках» форсить не стыдно?»
— И опять я не смогла ничего ей ответить, — смущенно сказала девушка. — Я действительно люблю модные красивые вещи.
— И носите себе на здоровье, — улыбнулась Майя Борисовна. — Лишь бы приобретались они честным путем, на трудовые доходы.
У Тани расширились глаза.
— Вы считаете, что мама?.. Не верю! Этого не может быть!
— В желтой спортивной сумке, которую ваша мать несла неизвестному мужчине, лежали девяносто шесть тысяч рублей. Можно предположить, что именно из-за этих денег ее убили.
Девушка потрясенно молчала, не в силах вымолвить ни слова.
— Таня, вы понимаете, как важно найти убийцу. Нам надо выявить все связи вашей матери: и нынешние, и прошлые. В машине вы упоминали об отце. Расскажите о нем поподробней. Как его звали? Кем он был? Год рождения, если знаете?
Девушка подавила накипавшие слезы.
— Отца звали Алексей Михайлович. Мама рассказывала, что он был командиром подводной лодки и погиб, выполняя учебное задание.
— Фамилия та же?
— Да. Мама больше замуж не выходила — боялась, что отчим будет обижать меня. Они с мамой ровесники — оба с сорок четвертого года. Мама говорила — папа был очень красивый, и… — тут она застеснялась, — я вроде бы на него похожа.
Соколова записала сведения о танином отце на блокнотном листке и вышла. Вернулась через пять минут.
— Скажите, Таня, вам никогда не приходилось слышать от матери о каком-то «богатом дядюшке»?
— Нет. Иногда в шутку мама говорила: «Держи хвост морковкой, ты у меня невеста богатая».
— Как вы относитесь к Крутову?
— К Алику? Мама его терпеть не могла, а мне он нравится. С ним интересно.
— Кто еще из мужчин бывал у вас в доме? Ведь были же у вашей матери какие-то привязанности?
— Нет, последнее время никого у мамы не было.
— А раньше?
— Раньше?.. Раньше, да. Павел Денисович. Но это было так давно. Я совсем его не помню.
— Значит, Павел Денисович? А фамилия?
— Фамилия? Нет, не помню.
— И долго он к вам ходил?
— Около года. Потом вдруг исчез куда-то. Мама говорила: уехал на север. Наверно, он оттуда присылал ей деньги на все это. Там, говорят, хорошо зарабатывают.
— Писем Полина Гавриловна не получала?
— Я видела одно. Месяца три назад.
— Откуда?
— Без обратного адреса. Только какой-то странный шифр и номер.
— Письмо сохранилось?
— Нет. Мама разорвала его на мелкие клочки и сожгла.
Постучавшись, вошел майор Лихарев.