Всплыли некоторые слишком явственные ассоциации с ее прошлым.
— Мне не нравится то, во что превратили талантливый фильм Люка Бессона телевизионные ремесленники.
Крымов едва не захлопал в ладоши:
— Вдобавок ко всему у нас с вами одинаковые вкусы. Я в этом не сомневался! Я ведь и не собираюсь снимать сериал. Мы с вами сделаем шедевр.
— В последние несколько лет со всех сторон только и слышишь громогласные заявления о том, что снимаются шедевры, а смотреть нечего.
— Все это было только отрыжкой совкового соцреализма. Я сниму фильм, который не стыдно будет показать в Каннах и Венеции.
— Откуда такая уверенность?
— Теперь у меня для этого есть все — деньги, профессиональная съемочная группа и актриса, не скованная узкими рамками отечественного театрального, образования.
— А вы смелый человек, — вынуждена была признать Наталья.
— Мы отряхнем прах прошлого со своих ног! — высокопарно воскликнул Крымов.
«Совсем в духе Гатаулина. Или наоборот?..»
— Надо внедрять в нашем кино новую эстетику. Никакой затянутости, никаких длинных планов, никакого занудства — только динамика и яркая, эффектная выразительность. Я собираюсь делать кино не для старых пердунов, а для современной молодежи.
— Новое поколение выбирает пепси? — скептически протянула Наталья.
— Да! — абсолютно серьезно заявил Крымов. — Вы совершенно напрасно иронизируете. Именно новое, молодое поколение будет нашим зрителем. Мы погрузим его в водоворот страстей и действий. Фильм будет смотреться на одном дыхании.
Никаких пауз, никакой тошнотворной мелодраматической чернушной пошлятины.
— В этом случае ваш фильм действительно будет мало похож на реализм. — А нам и не нужно никакого реализма!
— А как же искренность?
— Искренность и реализм — это разные вещи. Мы изобретаем собственную виртуальную реальность и погружаем в нее зрителя с головой.
— Тогда получится компьютерная игра.
— Вот именно! — пылко поддержал ее Крымов. — Этого я и хочу добиться.
Мы сделаем фильм для интеллектуальной молодежи, которая давно привыкла к экрану компьютерного монитора и к общению через Интернет.
Он говорил так уверенно и экзальтированно, что Наталья не сразу уловила противоречие в его словах. Фильм Люка Бессона о девушке-суперагенте по кличке Никита нравился ей именно тем, что отвергал компьютерный схематизм.
Тем не менее ей импонировала уверенность Крымова в своих силах и его эмоциональная энергетика. Он и впрямь обладал талантом заражать людей своим энтузиазмом. Если до этой встречи к предполагаемой роли в кино Наталья относилась с известной долей иронии, то сейчас в ней стала зарождаться уверенность, что скоро она сможет изменить свою жизнь.
Легко, словно на крыльях, Наталья сбежала по ступенькам театрального подъезда. Все еще будучи под впечатлением от разговора с Крымовым, она не замечала ничего вокруг. Даже Олег Сретенский, с которым она столкнулась у выхода, был удивлен произошедшей в ней переменой.
— Куда ты так торопишься? У меня есть пара часов свободного времени, мы могли бы поработать над картиной.
— Извини, Лелик, сегодня не могу, — с легкостью отмахнулась она.
Сретенский был явно опечален.
— Жаль, у тебя сегодня такие глаза…
— Какие?
В ответ он пробормотал что-то нечленораздельное и начал водить перед собой руками.
— Это… Это — настоящая астральность. Я вижу в них глубину космоса…
— Ты что, ЛСД наглотался?
— Вовсе нет. Ты действительно классно выглядишь сегодня. И ты знаешь, что я не наркоман.
— Извини, Лелик, не хотела тебя обидеть. И все-таки сегодня я не смогу усидеть на месте больше минуты. Ты уж как-нибудь постарайся, пиши, что ли, по памяти. — Она умоляюще посмотрела на художника.
— Что-то у меня по-настоящему голова кружится, — нерешительно произнес он.
— Ты устал. — Она ласково обняла его за плечи и прикоснулась губами к щеке. — Пойди выпей чего-нибудь, отдохни сегодня от меня…
Летящей походкой она скользила вдоль серых громад домов, не замечая разморенных, уставших от жары и повседневной рутины лиц прохожих. Не услышала и скрипа тормозов остановившейся рядом машины. Только увидев внезапно выросшего перед ней, как черт из табакерки, Руслана Гатаулина, она вернулась к реальности.
— А вы откуда? — выдохнула она.
— Из «Мерседеса», — хихикнул он. Рядом, неслышно шурша шинами, катился громадина автомобиль.
— Вы сегодня явно в хорошем настроении, — как кот промурлыкал Гатаулин.
— А вам хочется его испортить?
— Ни в коем случае! — Бизнесмен замахал коротенькими ручками. — Я хону порадоваться вместе с вами. Давайте порадуемся в ресторане. Я знаю одно очень неплохое местечко. По дороге вы мне расскажете, что явилось причиной столь разительной перемены в вашем отношении к миру. Когда я видел вас в последний раз, вы заставили меня страдать.
Наталья мгновенно оценила ситуацию. Похоже, Гатаулин еще не знает о ее разговоре с Сергеем Крымовым, но, поскольку вопрос с картиной вроде как решен, ей еще не раз придется встретиться с продюсером. Упрямо держать его на расстоянии в сложившейся ситуации вряд ли разумно. К тому же она сама, похоже, проголодалась, так что предложение посетить ресторан упало на благодатную почву. Да и Гатаулин в эти минуты вовсе не казался ей похотливым толстяком, каким она его видела в прошлый раз. Кажется, он тоже кое-что начал понимать.
Что ж, игра в поддавки — это даже забавляло ее.
— В вашем уютном местечке угощают нектаром? — начиная запланированное отступление, спросила она. Гатаулин радостно потер руки.
— Шампанское «Дом Периньон» сойдет?
— Поехали. Сначала ко мне домой. Не пойду же я в джинсах…
Ресторан «Цезарь» относился к той категории питейных заведений, которые мало известны в широких кругах московской тусовки. По причине неумеренной дороговизны. На стоянке перед рестораном сверкали лаком и хромом с полдюжины дорогих «Мерседесов» и пара «Лексусов». У входа, выполненного в псевдоантичном стиле, с колоннами и портиком, посетителей встречали два ливрейных швейцара.
Они приветствовали Руслана Гатаулина почтительными поклонами (завсегдатай!) и распахнули перед ним дверь:
— Добро пожаловать, Руслан Каримович. В шикарном вестибюле, стены которого были украшены росписью под античные фрески, эстафету у швейцаров приняли двое плечистых молодых людей в двубортных пиджаках с бейджами секьюрити. Один из них проводил Гатаулина и его спутницу в зал.
Внутреннее оформление, видимо, должно было напомнить посетителю о безумной роскоши императорского Рима: мраморные столики, дорические колонны, гипсовые копии статуй давно забытых римских цезарей и полководцев, вызывающе огромные вазы и амфоры на постаментах. Над полупустым залом витал звук одинокой флейты.
— Милое местечко, — покачала головой Наталья, оглядывая зал.
На ней было длинное черное вечернее платье с глубоким декольте и открытой спиной, к которому так и просилось бриллиантовое колье. Но поскольку Наталья не могла похвастаться наличием такой эффектной вещицы среди своих украшений, то решила обойтись вовсе без них.
Если бы в этом заведении до конца следовали требованиям стиля, метрдотелю полагалось бы облачиться в длинную белоснежную тогу и сандалии с перепонками, тем более что царившая в городе жара вполне позволяла вспомнить о климате Средиземноморья. Однако, вопреки ожиданиям, на столь ответственном лице оказался банальный черный смокинг с бабочкой. А вот флейтистка, одиноко стоявшая на невысоком подиуме, была в почти прозрачной тунике и действительно походила на древнегреческую богиню.
Гатаулин и Наталья заняли места за мраморным столиком, рядом с которым на постаменте в форме невысокой колонны был водружен бюст некоего бородача с увесистой фибулой на пл'ече.
— Я вижу, вам здесь нравится, — расплылся в улыбке Гатаулин.
— Нравится, — честно призналась Наталья. — Такого в Москве я еще не видела.
— Сейчас в Москве, как в Греции, все есть, — в своей манере пошутил бизнесмен.
— Правда, я не вижу кратеров с разбавленным вином и юношей-виночерпиев.
— Вы так хорошо знакомы с древней историей… — подвигал бровями Гатаулин.
— Когда-то это было мне интересно.
Метрдотель предложил меню в тисненой кожаной обложке и карту вин. Из всего разнообразия напитков Гатаулин заказал себе самый дорогой греческий коньяк «Метакса», а Наталье — шампанское «Дом Периньон».
— Как и было обещано, — не преминул заметить он. Изучив меню, Наталья разочарованно отложила его в сторону.
— Вам не нравятся здешние блюда? — удивился Гатаулин.
— Здесь нет моего любимого заливного из языков жаворонков.
— О! — вытянулось лицо ее спутника. — А птичек вам не жалко? Может, лучше заказать жаркое из седла барашка?
