– Друг, нет! Лучше отвезти его в Оренсе, посмотрим, может, его спасут в больнице.
– Делайте что хотите, при таком неразумии я снимаю с себя ответственность!
Дон Ромуальдо говорил очень логично, но паства слушала его, как слушают дождь.
Мамерто Пайхона завернули в одеяло и отвезли в Оренсе, в такси Риборедо, который прибыл тут же; раненый был почти при смерти, но операция оказалась удачной, через несколько дней он стал поправляться.
– От «Андуриньи» что-нибудь осталось?
– Немного, а что?
– Ничего, хочу поправиться как следует и опять попробовать, по-моему, подвела трансмиссия.
– Брось ты глупости, ладно уж, что выкарабкался по-хорошему, нельзя каждый день искушать Господа.
Пеньюар сеньориты Рамоны очень элегантен, скрывает мало и очень элегантен.
– Мне б хотелось быть совсем голой, но холодно.
– Конечно, милая.
Сеньорита Рамона считает, что жизнь коротка и старость быстро становится привычкой.
– И очень неудобной, Раймундино, можешь не сомневаться. Женщина в 25 лет – старуха, мужчина держится дольше, может дотянуть до 30, иногда до 35. Поцелуешь меня? Сегодня мне грустно, не знаю отчего. Если думаешь, что я дурочка, ошибаешься, песик мне нравится, по крайней мере, не меньше, чем ты, но тебя я люблю больше – бедный Уайльд! Мужчины очень капризны, ты капризнее всех, зато по мере сил моих могу удовлетворять твои капризы, женщины более одиноки, чем мужчины. Если б знала, что не замерзну, залезла бы в постель голая и не вставала бы месяц.
Раймундо, что из Касандульфов, молчал.
– Тебе не трудно дать мне еще коньяку?
– Да, конечно.
– Пригласишь меня поужинать спаржей?
– Очень благодарна за твою просьбу, Раймундино…
Все говорят, что донья Рита, хозяйка кондитерской фабрики «Английский бисквит», оседлала своего второго мужа, но это ложь, дона Росендо Вилара Сантейро не оседлаешь, он все делает по-своему, в том числе и в любви, вот сама донья Рита наверняка околдована, следовало бы сказать, окаральована доном Росендо, за свои денежки он влезает на нее дважды в день, донья Рита сражается в постели как львица, без устали, иногда и до постели не доходит, все места хороши.
По мнению Адеги, хронику гор она знает хорошо.
– Схватили дурачка Будейроса, и бедняга умер как преступник, с веревкой не шутят, потому что назад не переиграешь, дурачка Будейроса удушили без злобы, но удушили.
Поп из Сан-Мигель де Бусиньос хорошо себя повел, отслужил три мессы по покойнику и похоронил на кладбище.
Тестю Таниса Гамусо, Сироласу, который плюнул в слепого Гауденсио, позволяют войти в дом Паррочи, но ненадолго.
– Или займись делом, или уходи, сюда не приходят болтать.
Танис Гамусо, его зять, не разговаривает с ним.
– Тесть – дерьмо, если б не Роза, я б ему давно раскроил рожу. Таким доверять нельзя, как говорится, дашь палец, а он схватит всю руку.
Марте Португалке из заведения Паррочи легче голодать, чем лечь с Сироласом.
– Я скорее умру от нужды, побираться пойду! Сиролас – мерзкий козел, меня от него тошнит.
Первый муж доньи Риты был коммерсант, высокий, толстый блондин. Он застрелился из ружья. Первого мужа доньи Риты звали дон Клементе, дон Клементе Барис Карбальо из деревни Монтевелосо, приход Санта-Эуфемия де Пиорнедо, муниципалитет Кастрело, в краю Риос, к югу от скалы Нофре; он хорошо заработал на вольфраме, но это не пошло ему впрок. Дон Клементе постепенно слабел, что хуже всего, и однажды, когда уже не мог удержать дробовик, заряженный против волков, он уселся очень удобно на диване, сунул оба ствола в рот, нажал курок, и его голова разлетелась на сто кусков, самый большой – со сливу ренклод, мозги прилипли к абажуру, пришлось отчищать си-долом. У дона Клементе и доньи Риты было семеро детей, все еще маленькие, донья Рита овдовела в тридцать два – тридцать три года, ей еще хотелось побеситься, тело жаждет битвы, как жаждет воды. Утешил донью Риту ее духовный наставник, дон Росендо Вилар Сантейро, пресвитер, с которым она спозналась еще раньше.
– Росендо, отчего не скинешь сутану, поженились бы, как Бог велел.
– Как я могу жениться, несчастная, если я пострижен? Не знаешь, что ли?
– Подумаешь! Так же, как держишь обет целомудрия, понятно?
Дон Росендо рассердился.
– Умница, не путай задницу с великим постом!
Овчарки Таниса Гамусо – Лев, Моряк и Царь – отважны, верны и послушны, с ними можно идти закрыв глаза, ни волк, ни кабан не приблизятся. Танис растит и гончих – умные, веселые, буйные, могут опрокинуть горного зверя, если знают, что тыл защищен. Танис хорошо разбирается в собаках и заботится о них, выучит и ставит на псов.
В таверне Рауко заспорили Раймундо, что из Касандульфов, Робин Лебосан и некий кастилец, который раздает визитные карточки, где изображены Крест Калатравы и имя: Торибио де Могровехо и Бустильо дель Оро.
– Из благородных?
– Мы так думали, пока ему полицейские не надели наручники, так как в Оренсе он надул торговку запрещенным товаром.
– Господи помилуй!
– Настоящее его имя – Торибио Экспосито, Торибио де Могровехо – имя святого, епископа Лимы в Перу, который защищал в испанской Америке церковное учение.
– Гляди-ка!
– Видите ли, это мне уточнил секретарь…
– Понимаю…
– Бустильо дель Оро – его родной город в провинции Самора,[33] там его, кажется, разыскивают разные судебные инстанции.
– И за разные преступления?
– Наверно.
Ну так вот, Торибио де Могровехо, Раймундо, что из Касандульфов, и Робин Лебосан увязли в очень возвышенном споре, остальные молчали, не решаясь высказать свое мнение. Постулаты были таковы: Торибио де Могровехо, самый благомыслящий, верил в Бога и церковь, Раймундо, что из Касандульфов, верил в Бога (предпочитая называть его Высшим Мастером), но не в церковь, Робин Лебосан, вероятно, чтобы тема не иссякла, верил в церковь, но не в Бога.
– Вот глупость!
– Еще бы!
Диспут прервала во втором часу ночи полиция. Торибио де Могровехо побледнел, когда его спросили:
– Вы Торибио Экспосито?
– К вашим услугам.
– Вы арестованы.
Торибио не сопротивлялся, дал надеть наручники и исчез в ночи, вниз по дороге с полицейскими по бокам.
– Холодно.
– На ходу согреешься…
Донья Рита решила, что дон Росендо не уйдет живым, и добилась его: кто хочет, тот добьется. Донья Рита начала атаковать священника со стороны желудка, тщеславия и жадности, похотью она его уже держала, это был верный расчет – дон Росендо обжора, скупердяй, сластолюбив и тщеславен.
– Возьми золотые часы моего слабоумного – лучше носить их тебе, ты больше мужчина.
– Спасибо, я велю выбить на них дату, когда они подарены.
Донья Рита заговорила прямо:
– Не хочу ходить вокруг да около, не удивляйся! – скинешь рясу и станешь жить со мной, получишь миллион песо. Решай.
Дон Росендо ответил, что да, он уже не колеблется, взял миллион и зажил со вдовой. Скандал был страшный, но дон Росендо улыбался:
– Ругань пройдет, а деньги останутся; мы с Ритой счастливы, когда положение урегулируется, поженимся. Чего еще нужно Господу, кроме счастья его созданий?
На кладбище Санта-Росинья де Херико растет мандрагора, самец и самка, разницу можно заметить по корням, к корню привязывают собаку, женщина, дотронувшись до мандрагоры, забеременеет, иногда достаточно наступить, а собака воет, когда нужно, чтобы некто пришел, заснул и во сне сказал: я виновен в том, что зарубил путника в шляпе с маргаритками и с бабочками в сто цветов, убил за косой взгляд и за то, что подстерегал меня в полвосьмого, не беда, что меня удавят. Господь простит мои грехи, я знаю; мертвеца я сжег с камелиями, чтоб не питал ко мне злобы. Палач поставил виселицу на кладбище Санта-Росинья, над самым нежным ростком мандрагоры, чтобы повешенный напитал его семенем, дающим жизнь, кровью, поддерживающей жизнь, и слюной, которая умягчает. У Луисиньо Парульо болели глаза, и дон Бениньо велел лечить их толченым корнем мандрагоры, смешанным с вином и маслом.
– Помогло?
– Нет, сеньор, ослеп.
Если корень мандрагоры похож на мужской член, всякого, кто пройдет мимо, будут любить женщины до крайности, до того, что его убьют из-за любви, и священник по доброте похоронит.
Если корень мандрагоры похож на женский орган, в прошедшую мимо женщину влюбится бородатый карлик с шевелюрой дыбом, по имени Мандрагоро, который ест крапиву и отруби и говорит, не открывая рта:
– Полюбишь меня, красавица?
– Заткнись, слюнтяй! Помрешь еще!
Прежде чем вырвать мандрагору, нужно шпагой начертить круг вокруг себя, при этом шлюха должна петь псалмы, а монах-послушник плясать канкан, задирая рясу до неприличия. Выдергивать следует, привязав к корню веревку, и пусть голодный пес тащит ее, не переводя дыхания; когда растение вскрикнет от боли, пес умрет от испуга.
– Не зарывай его, пусть вороны съедят.
