теченьицам пойдут прахом ненаглядные религии, мораль, искусства, законы и науки! А на освободившемся месте возникнет великолепная духовная культура, способная полностью раскрепостить человеческую душу! И когда эта сенсация нашего уважаемого профессора-безумца обернется головокружительным успехом, психиатрия сделается главной наукой на земле — чего и вы, профессор, желаете. А университеты вроде нашего, где психиатрии отведена роль бедной родственницы, мигом утратят всякий авторитет… Желаю вам дожить до этого дня, ведь ученые не выходят на пенсию!»
Насколько помню, от этих слов даже профессор Сайто испытал шок, а уж я и вовсе был потрясен. Но тогда я не мог и представить, что доктор Масаки делает подобные пророчества сколько-нибудь серьезно. Да и откуда мне было знать, что он задумал вырастить такого безумца и перевернуть мир науки?..
Замечу, что в те годы доктор Масаки нередко шокировал публику подобными высказываниями, поэтому ни я, ни профессор Сайто не стали с ним спорить или задавать серьезные вопросы.
Однако вскоре недовольство профессора Сайто, который был нашим руководителем, помноженное на одаренность доктора Масаки, вызвало сумятицу в университете.
Тогда мы оба заканчивали обучение, и в качестве выпускной работы доктор Масаки представил таинственное исследование под названием: «Сновидение эмбриона».
— Что вы сказали?! Сновидение эмбриона?.. — вдруг оживился я.
Слова «сновидение эмбриона» отозвались во мне странным эхом. Но доктор Вакабаяси нисколечко не удивился. Он лишь кивнул, как будто моя реакция была естественной, и стал аккуратно — один за другим — вытаскивать, раскладывать и разглаживать документы, осматривая их мутным взором…
— Так точно… Я думаю, вы вскоре познакомитесь со «Сновидением эмбриона», но уже из названия очевидно, что это весьма необычный труд. Мы до сих пор не понимаем, что есть обычный сон обычного человека, но двадцать лет назад… примерно когда вы должны были родиться… появилось научное исследование с таким заглавием!
Собственно, уже тогда доктор Масаки обрел репутацию человека незаурядного, так что тема его диссертации была у всех на слуху и каждый член университетского сообщества жаждал ознакомиться с ее содержанием.
В соответствии с правилами, диссертация отправилась на рецензию в университетскую коллегию, и содержание ее, шедшее вразрез с какими бы то ни было условностями, повергло всех в ужас!
Надо бы упомянуть, что доктор Масаки обладал блестящими способностями к языкам: он спокойно читал сложные тексты вне сферы своих интересов на английском, немецком и французском, чем даже снискал некоторую славу среди студентов. Все ожидали, что его выпускная работа будет на немецком (тогда он являлся языком науки), но Масаки написал ее на разговорном японском, который еще не получил широкого распространения в научной среде, не избегая притом вульгаризмов и диалектных слов! Сама же суть тезисов настолько выходила за общепринятые рамки, что вся работа, начиная с заглавия, выглядела по-издевательски. И даже профессора нового университета, знающие предмет на высочайшем уровне, пришли в замешательство. Среди них, как потом рассказывали студенты, нашелся один ворчун, который возмущенно заявил: «Господин ректор страшно ошибся, поручив нам читать явную бессмыслицу! И как еще этот самонадеянный юнец Масаки решился представить такое?! Один глупый молокосос ославит весь первый выпуск нашего университета! Его следует исключить, чтобы другим неповадно было!» И никто уже не сомневался, что так оно и произойдет…
Весь университет с явным нетерпением ждал заседания, по итогам которого студентов допускали к защите диссертаций. Уж не знаю, шла ли речь об исключении, но к этому дню профессора сошлись на том, что принять такую работу не представляется возможным. Консенсус был достигнут, но вдруг самый молодой из них — профессор Сайто — встал с кресла и выступил с обстоятельной речью, которая не оставила от их решения камня на камне:
«Господа, пожалуйста, повремените! Заранее прошу прощения за то, что, будучи самым молодым, взял на себя смелость высказаться, однако я должен выступить ради науки, ибо мое мнение об этой диссертации диаметрально противоположно вашему. Позвольте пояснить.
Прежде всего, господа, вы критикуете эту работу за ее стиль. Вы подчеркиваете, что он якобы не соответствует правилам, но этот факт не может являться предметом спора и не нуждается в опровержении! Академическая монография — это не заявление в деканат с просьбой выпуститься или получить звание доктора. Здесь нет ни установленных правил, ни предписанного стиля… И полагаю, этого достаточно.
Далее. Сама работа подверглась вашим нападкам из-за своей “легкомысленности”, но это суждение в корне ошибочно! Вы не можете понять ее ценности, поскольку нынешние доктора тратят слишком много времени на научно-материалистические исследования тела. Что же касается психиатрии, то есть научного подхода к человеческой душе, — здесь им недостает знаний. Вы, господа, не имеете представления о том, как долго и мучительно ученые всего мира искали основные законы и методы исследования души, жизни и наследственности! И ровно об этих методах идет речь в данной работе! Клянусь честью ученого, вы не понимаете истинного масштаба этой диссертации!
Как мы знаем, работа посвящена невообразимому сну, который видит человек на протяжении девяти месяцев в материнской утробе. Этот сон, субъектом которого является эмбрион, — своего рода кинематографическая картина, охватывающая сотни миллионов… точнее, миллиарды лет! Картина эта, которую можно было бы озаглавить “Жизнь Вселенной”, абсолютно достоверно, без малейшего отступления от действительности, демонстрирует и доисторических (ныне окаменелых) диковинных представителей флоры и фауны, и природные катаклизмы, приведшие их к трагической гибели. Продолжается “кинолента” появлением первобытных людей — дальних предков эмбриона. Он видит бесконечные злодеяния, которые все они, вплоть до родителей эмбриона, творили в ходе яростной борьбы за выживание.
В работе утверждается, что анатомические исследования психики и тела помогут в будущем выдвинуть ряд прямых и косвенных гипотез об этом величайшем, ошеломляющем кошмаре, субъектом которого является эмбрион. О кошмаре, где живо и ярко предстают бесконечные злодеяния его предков, постоянно творивших недоброе. Предположительно, эти злодеяния и формируют определенное психическое состояние эмбриона…
Однако изложенное лишь гипотеза, ибо ни ребенок, ни взрослый человек этих снов не помнит. Тут, господа, я, казалось бы, должен согласиться с вами и заключить, что научная ценность этой диссертации — ноль, однако… Заранее простите мне дерзость, но я хотел бы задать один-единственный вопрос. Наверняка, учась в средней школе, вы хотя бы раз открывали учебник всемирной истории… А всемирная история, прежде всего, — это память о прошлом человечества. Ровно как память отдельно взятого индивида — его личная история. И все это настолько очевидно, что даже неловко пускаться в объяснения. И вы не станете этого отрицать, если только начисто не лишены и памяти, и прошлого…
Но тогда что есть религия, искусство, общественный строй первобытных людей, которые не оставили после себя исторических свидетельств? Разве это не
