колесо своей машины. — Это ты что ли мне скат проколол?
Ответом Толстяк его не удостоил.
— Поехали, Ворон! — сказал он и сделал пригласительный жест в сторону стоявшего неподалёку не нового, но выглядящего солидно, чёрного «Мерседеса».
— У меня запаска есть! — сказал Оскаленный и открыл капот. — Сейчас быстро поменяю и поедем.
— Ладно, сделаешь, потом подъедешь за мной, — громче, чем нужно, ответил Ворон. — Пусть Бешеный приготовится, только контролируй его, а то сдуру весь рынок на воздух поднимет…
— А? Что? Какой Бешеный? — ошалело глянул Оскаленный. Но Толстяк услышал сказанное и хотя понял еще меньше, но додумал больше.
— Ты что, Ворон?! — удивленно спросил он, и это было неприятное удивление. — Никто воевать с твоей кодлой не собирается! Босс побазарить хочет!
— Хочет, побазарим! — сплюнул Ворон и направился к «Мерседесу».
Толстяк привёз Ворона на рынок, но повёл не в кабинет директора, а в подвал-холодильник. Там, при температуре плюс пять, среди десятков освежёванных туш, ходил Шаман. Сейчас он выступал в своей официальной ипостаси директора рынка — рачительного и строгого хозяина, следящего за порядком во всех уголках своей империи.
— Вот, Иван Павлович, привел! — объявил Толстяк и, подойдя вплотную к директору, пошептал что-то в заросшее черными волосами ухо.
— Я сам пришел, конвоир фуев! — громко поправил Ворон. — Привел он… Козу пойди, приведи!
Директор непроизвольно бросил на него острый взгляд, небрежно кивнул и продолжил свою важную работу. В полушубке, с накинутым поверх белым халатом, белых бурках, каракулевой шапке, в сопровождении свиты из трех мясников, он осматривал туши, проверял температуру, заглядывал в углы — чисто ли…
— Каждое мясо свой микроклимат любит, иногда разница в полградуса, или легкий сквознячок — свинине нормально, а говядина заветривается, — назидательно говорил он, и мясники почтительно кивали, будто хозяин открывал им глаза на совершенно неизведанные вещи.
— Поэтому лучше развешивайте по видам: баранину здесь, свинину здесь, говядину здесь. Тогда легче контролировать, кому какое место больше нравится…
Ворон довольно быстро замерз. Пахло сырым мясом, запекшейся кровью, одним словом — смертью… Там, где прошел Иван Павлович, красные туши слегка покачивались на зловещих никелированных крючках. Как будто освежеванные тела… Зрелище угнетало.
«Неспроста Шаман принимает меня здесь, — понял Ворон. — Напоминает, как легко превратиться в такую же тушу. Да и раздетым на холоде долго не продержусь…»
— Слушай, Иван Павлович, глянь на часы — сколько времени прошло? — спросил он, и это был дерзкий вопрос: троица здоровенных рубщиков переглянулась, но на часы посмотрели все.
— А ты что, на электричку опаздываешь? — добродушно усмехнулся Воронцов.
— Я-то нет. А у Бешеного в башке стрелки быстро крутятся.
— Мне-то что до твоего Бешеного?!
— Ничего. Только если я через пятнадцать минут не выйду, он начнет гранатами швыряться…
У Бешеного была репутация полного отморозка, и один раз, во время пустячного спора в ресторане, он уже пугал гранатой компанию нахичеванских. Эта история быстро облетела весь город, особенно, заинтересованные круги, и только укрепила его репутацию. Правда, в тот раз он использовал муляж, но об этом мало кто знал. Да и по сути, это дела не меняло.
Директор рынка обвёл взглядом подчинённых. Толстяк выразительно кивнул: дескать вполне может быть. Настроение у Шамана испортилось — попытка преподать Ворону урок послушания не удалась. Он молча направился к выходу, и вся свита двинулась за ним.
Выйдя на улицу, Ворон прищурился от яркого солнца, быстро наполнявшего его теплом и чувством свободы. Вокруг сновали люди с сумками, полными покупок, но своих среди них он не увидел.
У входа в здание администрации рынка свита исчезла: кто-то пошёл выполнять полученную задачу, кто-то с наслаждением затянулся сигаретой, кто-то просто скрылся подальше с глаз шефа. В приёмную, кроме Ворона за директором зашёл только Толстяк.
— Не пускай никого! — приказал ему Иван Павлович, который переступив порог, превратился из официального законопослушного городского руководителя в теневого вождя криминалитета Шамана, который мечтал накинуть свою паутину на весь город.
— Сделаю, Иван Павлович! — Толстяк кивнул.
— Заходи! — Это адресовалось уже Ворону.
Ворон зашёл за директором рынка в его кабинет и закрыл за собой дверь. От работающего кондиционера веяло прохладой, но по сравнению с холодильником, эта прохлада казалась теплом. Он стал согреваться.
— Присаживайся!
Ворон взял стул сбоку от приставного стола и переставил его к торцу, так, чтобы сидеть прямо напротив хозяина кабинета, решив, что уравняет себя таким образом с Шаманом, и не будет выглядеть просителем, или подчинённым.
Шаман исчез за дверью в комнате отдыха, а через несколько минут вернулся в лёгком светло-сером костюме и такого же цвета туфлях.
— Мог бы и поближе сесть! — заметил он, усаживаясь в своё кресло.
— Мог бы и вообще не прийти! — парировал Ворон.
— Мог бы, конечно. Только ты же неглупый, понимаешь, что это в твоих интересах. Иначе я бы тебя и не позвал.
— А зачем позвал? Я никак пока не въеду, в чём мой интерес.
Он поставил руки перед собой локтями на стол, упёр кулак в ладонь, и оперся подбородком. Да и вообще держался довольно раскованно. Это раздражало директора: настолько развязно в его кабинете никто не вёл. Тем не менее Шаман сдерживался.
— Наступили новые времена, — терпеливо начал объяснять он. — Раньше как было: верх держали «синие» — воры, разбойники и разные прочие арестанты. У них бесшабашность, сила, готовность кровь лить — вот они и крутили хоровод: убийства, разбои, налеты… А деловые: цеховики, коммерсанты, торговый люд — они все народ мирный, тихий, внимание привлекать не любят, делают себе денежку понемногу, никого не трогают… Мы с ними по разным дорожкам ходили.
— Неужто не пересекались? — ухмыльнулся Ворон.
— Было, пересекались, — охотно согласился Шаман. — Только мы всегда терпилами были: то нам разгон устроят, то разбой, то в заложники возьмут… Хотя мы огрызались, ты знаешь: было, когда беспредельщиков, как баранов резали… А кто резал, так и не узнали!
Он достал из красивой коробки сигару, раскурил ее от золотой зажигалки, выпустил струю сизого, ароматного дыма.
— Но теперь все изменилось: воров власть прессует, а нас уважает. У нас и деньги, и охрана, и оружие…
