Да и люди, которые кровь свою и чужую проливали: ветераны боевых действий — на нас работают! А тут еще и вы появились — молодежь спортивная, безбашенная, рэкетом занялись, «крыши» начали ставить. Мы все стали по одним дорожкам ходить, толкаться, лбами сталкиваться, всякие стрелки-перестрелки устраивать… Беспорядок!
— А мой интерес-то в чем? — спросил Ворон.
— Да в том, что теперь жить надо по-новому! — веско сказал Шаман таким тоном, как на городских партактивах предлагал улучшить продовольственное снабжение населения. — Надо всем договориться, жить сообща, каждому определить свою поляну, на чужую не лезть… Младшие должны подчиняться старшим, как в армии, тогда будет порядок!
Он на минуту замолчал, видимо, ожидая реакции Ворона. Но тот сидел по-прежнему — молча и невозмутимо, выжидая, что будет дальше.
— Со старой гвардией мы понемногу общий язык находим. Хороший кусок мяса к празднику они всегда получали — И Крест, и Север, и Валет… Только теперь одной баранины им мало: хотят барашку в бумажке! И не сторублевой, а стодолларовой! — Он махнул рукой. — Как, впрочем, и городские начальники, и менты — все хотят денег. И всем хватит денег! Только нужен порядок…
— И что?
— Ты молодой, из спортсменов, «новая волна»… Но ты же никого не слушаешь! — продолжил Шаман тоном, каким предъявляют претензии. — Ты ни с кем не советуешься… Затеял какое-то свое дело, ни с кем не делишься, хотя дела твои идут в гору… Так не годится!
— Вот оно что?! — ухмыльнулся Ворон. — Чужие деньги считаешь?! А кто старший? С кем советоваться? Делиться?
— Пока меня многие признают, — ответил Шаман. — Думаю, и дальше так будет. Время этих синих, татуированных, прошло. Не обижайся, но где сейчас твой отец? Когда-то Молот держал в страхе и подчинении весь блатной мир Тиходонска! Но это в прошлом, он отошел. Сейчас на первый план выходят деловые люди, с большими деньгами, хорошими связями, уважаемые в городе… Так что подумай. Чем раньше ко мне придешь, тем ближе будешь!
— Я подумаю! — Ворон поднялся и, не прощаясь, вышел.
У входа в дирекцию его уже ждали все шестеро: тиходонская часть бригады и Джузеппе.
— Чего он хочет? — спросил Оскаленный. — Я на всякий случай всех подтянул…
— Ты правильно сделал! — похвалил Ворон. — А гранаты у вас есть?
— Откуда? — удивлённо ответил Оскаленный. — Ты же знаешь, что у нас есть, а чего нет.
— Нужно достать!
— Ты это серьёзно?
— Да. Шаман сказал — наступают новые времена. И нам надо быть к ним готовыми.
— Достанем! — пожал плечами Оскаленный, будто речь шла о соленых огурцах летом. — Надо — так надо…
— И отвези мои вещи домой, на Индустриальную. Я, скорей всего, буду ужинать в «Адмиральском». Понадоблюсь — найдешь!
* * *
Расставшись с Оскаленным, Ворон прошёл через западные ворота и вышел из рынка на оживленную улицу. Наискось, слева, стояли бежевые «Жигули» с задними стеклами, заклеенными зеркальной пленкой и с фонарем «Такси» на крыше. Усатый краснолицый кавказец дремал за рулём, выставив локоть в открытое окно. Обычные пассажиры его не интересовали: он ждал «королей» — удачно расторговавшихся земляков, селян с мешками непроданных овощей, обвешанных тяжелыми сумками покупателей.
Ворон открыл дверь и плюхнулся рядом с ним. Таксист встрепенулся, выходя из дрёмы, возмущенно повернулся.
— Ты что без спросу, как к себе до… — Но взглянув в лицо неожиданного пассажира, оборвал фразу на полуслове. Таксисты, как и другие рыцари сферы обслуживания, как правило, хорошие психологи и физиономисты: они чувствуют — с кем можно качать права, а с кем это категорически противопоказано, ибо обойдется себе дороже. Причем, гораздо дороже! Сожгут машину к едрене фене, да еще хорошо, если тебя самого перед этим в багажник не запихнут. И этот дерзкий клиент относился именно к такой категории.
— Давай на Лысую гору! — приказал Ворон. — Там подождешь, и обратно поедем!
— Да у меня заказ через полчаса, — отведя взгляд, пробубнил водитель.
— Нет у тебя никакого заказа! Ждешь, с кого три шкуры содрать! Поехал, а то вообще тачку заберу! — спокойно сказал Ворон. Но прозвучало это настолько убедительно, что таксист замолчал и покорно включил двигатель.
Всю дорогу ехали молча. Лишь пару раз Ворон показывал, куда свернуть: район издавна славился дурной репутацией и таксисты ездили сюда редко. У подножия застроенного старыми хибарами холма машина остановилась.
— Дальше не проеду, застряну, — просительным тоном пояснил водитель. — Надо будет трактором вытаскивать…
— Ладно, жди здесь. И не вздумай уехать! — Ворон хлопнул дверью и пошёл вверх по узкой грунтовой дороге, с огромными промоинами после дождя и глубокими колеями от грузовиков. В некоторых местах ямы и выбоины были засыпаны жужелкой — бурым скипевшимся шлаком сгоревшего угля. Наряду с жужелкой использовали золу от дров, из которой кое-где торчали обгорелые гвозди: район был обречен на снос и жители обогревались печами. На вершине холма, символично названного в память о шабашах, которые устраивали живущие здесь люди — в основном, бывшие арестанты и действующие уголовники, было тихо и пустынно. Даже на завалинках и уличных скамейках никто не сидел — тут это было не принято. Лишь кое-где копались в огородах, или кормили кур во дворах старички да старушки — остатки вымершего лихого поколения.
Так никого и не встретив, Ворон подошел к родительскому дому. Вид маленькой саманной завалюхи в глубине заросшего бурьяном двора вызвал у него смешанные чувства. Когда отец, освободившись в очередной раз, был назначен Смотрящим и держателем общака, воровская община купила ему этот дом — по тем временам роскошное жилище, с прекрасным видом на Дон и Левый берег. Но главное — отсюда просматривались все подходы к дому, а в случае опасности, можно было скатиться по косогору на набережную, или скрыться в заросшем кустарником овраге, а оттуда уйти через канализационный люк… Это была его родина, сюда они с матерью перебрались из комнаты в коммуналке, здесь он рос, читал интересные книги, играл в разбойников и пиратов с соседскими мальчишками, родители которых, как правило, тоже сидели в тюрьме… Они ничего не читали и просили его пересказывать истории про греческих героев, графа Монте-Кристо, трех мушкетеров… Из-за интересных рассказов они признавали его старшинство, а он научился свободно владеть словом, логично излагать мысли, грамотно говорить. Это здорово пригодилось, когда он попал
