создания игрушек, но и дисциплины, ответственности…
— Да, я знаю, что тот еще раздолбай, а иногда по-другому и не получается — если все валится из рук, то оно грохнется и разобьется, хоть ты тресни! Спасибо вам за первую настоящую работу, за все клевки в макушку по делу и без… хорошо-хорошо, всегда по делу!
— А я безмерно благодарен Ольге за знакомство с тобой — в тебе еще сияет молодость, полная грандиозных идей и неисчерпаемой энергии, которая даст замечательные плоды, стоит лишь направить ее нужным образом. Трижды подумай, сможешь ли ты опечалить ее жизнь вступлением в наше Общество — и лучше бы тебе навсегда забыть про все, что ты узнал и увидел сегодня. Счастья вам!
Армани повернул голову к окну, сказал с носовым оттенком голоса:
— Но что будет с фабрикой? Со всеми нами.
— Разумеется, на первое время работа будет приостановлена. Впрочем, это ничуть не скажется на твоей жизни, поскольку тебе еще предстоит закончить образование. Пусть мне и не суждено отобедать твоими блюдами, но городу должно знать истинный вкус Италии. Не удивляйся так моей осведомленности — мы с Ольгой несколько ближе, чем ты мог бы думать.
— Только не говорите, что она тоже…
— О нет-нет, она не знает про Общество, если ты об этом… Как бы я того ни хотел, нам нужно не только защищать нынешних детей, но и как бы предупреждать несчастья будущих поколений. Я хочу сказать, что это тот случай, когда лучше пусть эта прелестная девушка предотвратит похищение вашего ребенка, а тот — ваших внуков… Насчет фабрики нет причин волноваться: она перейдет в надежные руки! — Он посмотрел на мистера Фирдана. — Питер, не мог бы ты подойти ко мне, пожалуйста? Мне становится все труднее говорить…
Непростые отношения. Мистер Фирдан держался дальше всех в комнате и с каждым шагом ноги дрожали все сильнее. Кое-как встал у кровати, но не выдержал: рухнул на колени, лицо сводит беспорядочной судорогой… Та же ситуация, что и с моими родителями. Даже хуже: Бенедикт Савва подарил сыну хотя бы 10 лет теплой семейной жизни. Мои родители мне — ничего. И непонятно, что лучше: не знать их вообще или видеться раз в несколько лет? Я задумался, смог бы простить их… Увидеться с ними — да. Жить рядом (если они были бы живы) — да. Но простить — никогда!
— Полагаю, тебе уже подлинно известно, почему мне пришлось покинуть семью… Что ж, несмотря на все спасенные жизни, мне так и не удалось решить, правильно ли я поступил, и существует ли выбор, о котором не пришлось бы сожалеть. Счастье миллионов детей или самого важного ребенка…
— Я тебя ненавижу, — сказал Питер Фирдан. Интонация не соответствует словам: примесь теплых чувств и слезы. Прощение.
— Я понимаю, сын мой, понимаю… И конечно же, не прошу обратного — лишь впервые за столько лет побыть тебе отцом. Пусть я и знаю об основных событиях твоей жизни, мне хочется услышать их от тебя. У нас еще есть шанс о многом с тобой поговорить…
Не только я в комнате почувствовал себя лишним — мы все вышли в коридор и вернулись в гостиную. Армани занял кресло миссис Веритас напротив мальчика и устало закрыл глаза, а мне был нужен свежий воздух. Роуч кинулся за мной, догнал на крыльце и положил руку на плечо. Я не поворачивался, чтобы не видеть его глаза.
— Я не спас Эрика…
— Да, я знаю.
— Поэтому, — продолжал я, — оправданно, если ты ненавидишь меня.
— Алек…
— Нет, не лги — ни мне, ни себе. Я понимаю, как это выглядит.
— Эрик жив, — сказал он вместе с моими последними словами.
Я обернулся, посмотрел в глаза. В них счастье, в моих вопрос: как такое возможно?
— Вернулся сегодня утром, как ни в чем не бывало. Я думал, придушу его прямо там на пороге, но знаешь, не получается злиться, когда одна мысль затмевает все другие: он вернулся, он живой, он рядом! Все обошлось разговором, простым разговором — он рассказал, что был сам не свой после известия о похищении подруги и хотел побыть пару дней в одиночестве (у друга), засранец чертов! Ох как мне хотелось кричать и врезать ему, но… понимая теперь все, я мог только принять это.
Резкий боковой удар в плечо. Я не успел увернуться, меня отбросило на шаг в сторону.
— Это за наглую мысль, что я бы завидовал твоему счастью…
Роуч снова занес руку. Даже обе. Неудобно для удара. Захват с 2-х сторон? Я реагировал медленно после перемещения, и не было сил сопротивляться. Закрыл глаза, ощутив не толчок, а… объятия.
— Миссис Веритас рассказала в общих чертах, через что тебе пришлось пройти. И я чертовски счастлив, что и ты, и Алисия вернулись оттуда живыми… — Он отстранился. — Надеюсь, на днях мы выпьем в баре за то, что все закончилось хорошо для нас и наших детей. По крайней мере, теперь мы знаем многое, чтоб не потерять их.
— Спасибо, друг, мне важно было это услышать…
Роуч улыбнулся, кивнул и пошел к машине слушать новости на нашей частоте. Я вернулся в гостиную, чтобы найти Алисию: очень хотел увидеть ее и о многом поговорить. Она до сих пор в ванной? Слишком долго. Что-то не так… Я прошел в коридор, откуда мне крикнула Алисия после перемещения. Миссис Веритас вышла из комнаты справа — видимо, ванная. Дверь закрылась за ней сама, замок щелкнул. Она повернулась, стукнула кулаком и сказала:
— Ты там теперь жить собираешься, что ли?! Выходи давай! И отдай хронометр, воровка ты бесстыжая!
Алисия не ответила. Миссис Веритас увидела меня, зашагала быстро от возмущения. Я пошел навстречу.
— Все вы Реи одинаковые: невыносимые самодовольные пустоголовы!.. Хоть эта дура и вернулась с вами, но попала-то в мир кошмаров традиционным способом. Так она еще и подросток, а мы категорически против перемещений подростков — бог весть что может случиться от резкого скачка гормонов; это даже хуже, чем дети! Вон твой папаша, например, застрял мозгами в пубертате на всю жизнь, чтоб его там черти съели… Насчет нее… Я осмотрела ее: вроде бы ничего серьезного. Я, конечно, психолог, а не гинеколог — с виду-то оно все как надо, но пусть ее обязательно обследуют врачи.
— Что с ней?
— Пройди три метра — и увидишь! — крикнула она раздраженно и зашагала дальше, видимо, в комнату к Бенедикту Савве.
Я подошел к двери, прислушался. Шорох одежды, мычание от усилий, стук о раковину или плитку. Одевается
