– Я не слежу за своими гостями и никогда не смотрю на часы. Откуда мне знать, во сколько Пьер ушел с этой девушкой? Судя по всему, это было под конец вечеринки. Вы же понимаете, меня гораздо больше волновал мой сын. Он пьет, комиссар, глупо было бы пытаться это скрыть. Вот почему я вынужден был отвезти его сегодня в клинику Фурье. На той вечеринке Шарль сильно перебрал. Думаю, виной тому была Ольга, ее флирт с Пьером.
Танде почти кошачьим движением, одновременно резким и мягким, подался вперед, не отрывая цепкого взгляда от Монтесье.
– В тот вечер вы следили за сыном?
Тот слегка опешил, но быстро пришел в себя:
– То есть как – следил? Я наблюдал за ним, это естественно, парень много пил и мог вытворить что угодно.
– А ваш сын подсматривал за парой в саду?
Бенини сжал подлокотники своего кресла, а Монтесье уставился на комиссара, словно получил теннисным мячиком в лоб.
– При чем тут это, – раздраженно, откровенно злясь на собственную мгновенную растерянность, заговорил он. – Мальчишка был пьян, расстроен, он не отдавал отчета собственным поступкам.
– Так он следил за парочкой?
Монтесье нервно откинул прядь со лба.
– Он пялился в окно. Я подошел и сказал, что ему пора отправляться спать. Ни к чему гостям было видеть его в таком состоянии.
Танде с загадочной улыбкой переводил взгляд с нахмурившегося Монтесье на Бенини, трясущимися руками утирающего пот со лба.
– В разговоре с представителем московской полиции, – произнес он негромко и ласково, – ваш сын утверждал, что Ольга, побыв с мсье Бенини в саду некоторое время, ушла, но скоро вернулась и больше его не покидала.
– Вздор! – не выдержав, закричал Бенини, взмахнув кулаками. – Я же рассказывал вам, как все было!
– Мсье Бенини, я не задавал вам вопроса, – оборвал его комиссар, продолжая пристально смотреть на Монтесье. – Если вы станете вмешиваться в нашу беседу, я буду вынужден вызвать и вас, и мсье Монтесье для дачи показаний в участок.
Роже Монтесье первым почувствовал опасность и постарался все решить миром.
– Мой друг весьма импульсивен, – почти извиняющимся тоном проговорил он. – Надеюсь, мы завершим допрос здесь, без каких-либо эксцессов. При всем уважении к полиции и лично к вам, комиссар, должен заметить, что эта зала несколько просторнее вашего кабинета, не так ли?
Клянусь, он пытался шутить, даже игриво подмигнул Танде.
Комиссар вежливо улыбнулся в ответ.
– Так что вы можете сказать по поводу заявления вашего сына?
Монтесье снова принялся поглаживать кольцо – видимо, так он снимал напряжение. Стало быть, парень нервничал.
– Вряд ли его слова можно назвать заявлением. Мальчик пьет практически постоянно вот уже в течение месяца, со дня трагической гибели Шарлотты Дижон. Вы, должно быть, в курсе этой истории: он ее любил, она… Трудно сказать.
Он терпеливо дождался ответного кивка комиссара и продолжил без особого энтузиазма:
– Так вот, Шарль был пьян и вряд ли мог действительно что-то видеть в тот вечер, тем более, уже стемнело. То, что он наговорил сегодня мсье, – тут Монтесье холодно кивнул в мою сторону, – всего лишь плод юношеского воображения, его нелюбви к моему другу Пьеру и злоупотребления виски.
Бенини шумно вздохнул. Монтесье, совершенно удовлетворенный собственной речью, улыбаясь, переводил взгляд с Танде на меня и обратно. Глядя на его холеное лицо, прямо-таки источавшее самодовольство, я пришел к печальному выводу: Роже Монтесье, удачливый коммерсант, состоятельный буржуа, не любит своего сына и вряд ли вообще имеет представление, что можно любить кого бы то ни было, кроме себя самого, красавчика. Разве мог любящий отец так деловито и холодно заявить, что слова сына – всего лишь «плод воображения и злоупотребления виски». «Злоупотребления виски»! С самого начала этой беседы он, по сути, несколько раз без тени горечи провозгласил, что Шарль – алкоголик, и на лице его при этом не отразилось ни страдания, ни боли, лишь выражение брезгливости. Не мудрено, что его женушка столь рано покинула сей мир, а сын все видит в черном цвете. В этот момент я всем сердцем посочувствовал Шарлю, упрятанному в клинику для юных пьяниц.
– Значит, вам больше нечего сказать по поводу исчезновения девушки? – прервал паузу Танде. – Во время вечеринки не произошло ничего примечательного, не было сказано ничего интересного в свете происшедшего?
Настроение Монтесье к концу беседы заметно улучшилось. Он лучезарно улыбнулся и развел руками:
– Абсолютно ничего! Вечеринка, каких сотни: гости вели банальные разговоры, пили, ели. Насколько я помню, в тот вечер было не так жарко, и моя кухарка приготовила великолепное фондю.
Фондю! Это уж было слишком. Я мгновенно почувствовал себя голодным, раздраженным неудачником. Пробыв два дня в Швейцарии, я ни на йоту не приблизился к разгадке пропажи девушки, лишил Соню надежды на женевскую выставку и даже не понюхал пресловутого фондю.
Мы с комиссаром переглянулись, почти одновременно поднялись и распрощались с этой парочкой отпетых мерзавцев. В отличие от Шарля, который сегодня утром проводил меня до ворот, Монтесье ограничился тем, что прошел вслед за нами до дверей. Полицейский, кропавший протокол, без лишних слов козырнул и испарился, а мы с комиссаром вышли на крыльцо. Танде потянул носом воздух.
– Великолепный аромат, – он одобрительно оглядел клумбу нежно-палевых роз, – великолепные розы.
Мы двинулись по дорожке на выход.
– Великолепный сад, – продолжил Танде тем же мечтательным тоном, – великолепный дом…
– Великолепные мерзавцы, – завершил я тираду.
Комиссар довольно хмыкнул.
Мы вышли за ворота и очутились у дома, где обитал старик, которого все запросто называли «старик Жосье».
– Кстати, не хотите ли допросить и старика Жосье? – предложил я.
Танде с удивлением округлил брови:
– Старика Жосье? Но зачем? Вряд ли он имеет отношение к этой истории, с него хватило и смерти Шарлотты. Вы же в курсе, что она была его дочерью?
Удивительно, насколько в таких маленьких городишках все в курсе самых пикантных тайн и секретов друг друга. Я раздраженно взмахнул руками – почти как злополучный Бенини.
– Разумеется, я в курсе. Тем более вам следует приглядеться к нему. Во-первых, его балкон выходит в сад Монтесье, а стало быть, он вполне мог что-то видеть в тот самый вечер. Знаете ли, одинокие старики подолгу не могут заснуть и для развлечения пялятся в окно.
– А что «во-вторых»? – полюбопытствовал комиссар.
– Могу на что угодно с вами поспорить, что смерть Шарлотты и исчезновение Ольги как-то связаны.
– Как же?
Мы шли по улице и остановились на тротуаре у дома Лорен. Комиссар, широко улыбаясь, по-мальчишески беспечно засунул руки в карманы брюк. Его такой простой вопрос поставил меня в затруднительное положение. В самом деле, что я мог ответить? Что Ольга жила в комнате Шарлотты, спала в ее кровати, где Шарлотта видела странные сны, педантично записывая их в дневник? Как бы прореагировал комиссар, если бы я сообщил, что читал описание этих снов, в которых фигурирует подозрительный тип с треугольным лицом, и что, наконец, я сам видел сон, где Шарлотта – или ее дух? – вела меня к запертой двери?
– Представьте, что Шарлотта знала нечто важное, например чью-то тайну. Возможно, она записала ее в дневнике, который спрятала где-то в своей комнате. Ольга нашла эту запись, не поняла ее опасности и обронила на вечеринке пару слов при том человеке, который к этой тайне имел отношение.
– Гм, занятно, – хмыкнул, радостно улыбаясь, Танде. – Что ж, эта версия ничем не хуже других. Пожалуй, здесь даже есть определенная логика. Вот только что за тайна? У нас все знают друг про друга едва ли не абсолютно все.
Хотел бы я знать причину его столь радостного и беззаботного мироощущения! Пришлось идти в атаку.
– Вчера я был у Жосье. Под конец нашей беседы мне показалось, что он что-то скрывает. Разговор зашел об эпизоде, когда Шарлотта пела у него на балконе.
– На балконе? – едва не расхохотался комиссар. – Петь на балконе! Признаться, я думал, это более свойственно вам, русским. Кстати, неплохое я придумал для вас прикрытие? Петров из московской полиции.
– Просто великолепное, – начиная злиться, усмехнулся я. – Но не пытайтесь сбить меня с толку. Когда я спросил, что именно пела Шарлотта, Жосье неохотно пробормотал что-то о песне собственного сочинения и тут же поспешил меня выставить. Говорю вам, он что-то знает.
– Хорошо, хорошо, завтра же встречусь с вашим Жосье, – Танде успокаивающе похлопал меня по плечу. – Сейчас это просто невозможно: мне нужно спешить в участок, чтобы ознакомиться с протоколами допроса остальных, прочесть то, что запротоколировано у Монтесье, выяснить, все ли участки кантона получили фото Ольги Алиповой, и прочая, и прочая. К восьми вечера я должен успеть принять душ, переодеться и забыть про все эти грустные истории. Поздравьте меня: вечером у меня романтическое свидание с мадемуазель Софи Дижон.
