«Человеком» обычно называли информаторов, «на свежем воздухе» означало, что человек не хочет встречаться на конспиративной квартире, а предпочел бы нейтральную территорию. Речь шла, конечно же, об агенте, на основании донесения которого составлялась аналитическая записка. У меня сразу же шевельнулось нехорошее предчувствие. Если осведомитель, до сих пор настаивавший на полной анонимности в своем отношении, выразил желание встретиться, наверняка что-то произошло или вот-вот может произойти.
Меня чужая конспиративная квартира тоже не привлекала, поэтому против «свежего воздуха» я ничуть не возражала, а в качестве места свидания предложила городской парк. Определившись со временем, более конкретным местом встречи и лаконично обговорив некоторые специфические детали, я тепло распрощалась с Тучкой и положила трубку.
Покинув наконец приемную и постаравшись ни с кем не столкнуться в коридоре или на выходе, я отправилась в адресный стол.
Дородная начальница адресного стола встретила меня как почетную гостью, чуть ли не с распростертыми объятиями. Привстав из-за стола, она торжественно вручила официальный ответ на мой запрос, приглашающим жестом указала на единственный, если не считать кресла начальника, стул с потертым сиденьем. Благодарно улыбнувшись, я заняла предложенное место и углубилась во внимательное изучение полученного документа.
В принципе, можно было без сожаления, сразу же, даже не вникая в содержание, отправить эту бумажку в мусорную корзину. Но я чувствовала на себе проницательный взгляд начальницы. Кроме того, до последнего теплилась надежда, что документ будет содержать хотя бы крупицу не устаревшей для меня информации. Но, увы.
Согласно изложенной в бумажке официальной версии, гражданин Бесфамильный Игорь Николаевич, одна тысяча девятьсот семидесятого года рождения, проживал по указанному адресу вплоть до девяноста первого года, после чего выписался и благополучно отбыл в неизвестном направлении. Точнее, в листке убытия был указан Нижний Новгород, но данных, подтверждающих, что Бесфамильный наверняка отбыл в указанный город, в предоставленном мне документе, конечно же, не содержалось.
Тем более в нем не содержалось сведений, что в один прекрасный день — насколько я поняла из разговора, состоявшегося в директорском кабинете чуть более двух часов назад, — произошло сие знаменательное событие также в начале девяностых: данный субъект посредством вступления в супружеские отношения с гражданкой Шапочниковой поменял чисто детдомовскую фамилию Бесфамильный, которая глубоко ранила его чувствительную душу, не менее сиротскую, чем фамилия.
Дочитав документ до конца, я расстроенно покачала головой, пробормотала что-то типа: «Надо же, какая неудача, жаль, очень жаль», — потом рассыпалась в благодарностях и подкрепила их сложенным вдвое тетрадным листком. Чуть заметное напряжение тут же оставило начальницу. Она удовлетворенно кивнула, одним движением развернула листок, быстро оценив натренированным глазом его начинку, выдвинула ящик стола, небрежно бросила в него благодарность от признательной посетительницы и сказала:
— Было приятно с вами познакомиться. Если снова возникнет потребность в наших услугах — заходите, всегда будем рады помочь. Может быть, чашечку кофе?
Правила хорошего тона требовали, чтобы от предложенной чашечки кофе я отказалась, даже если бы испытывала мучительную жажду. К счастью, жажда меня не донимала, поэтому я с легким сердцем выдержала приличия.
— Нет, благодарю. Может быть, в другой раз.
Из адресного я направилась на автостоянку, располагавшуюся неподалеку от центрального входа в городской парк. Там меня давно уже поджидала отечественная неприметная «шестерка». Видавшая виды, местами основательно обшарпанная, но тем не менее надежная и, главное, не привлекающая внимания. Несколько лет назад наименьшее внимание привлекали «копейки», родившиеся году эдак в семьдесят втором, да потрепанные «Москвичи». Сейчас как раз они в силу своей неизбежной древности могли запросто вызвать ненужное любопытство со стороны автомобилистов-любителей и иных интересующихся граждан даже в таком небольшом городе, как Муром.
«Шестеркой» я с удовольствием воспользовалась бы сразу по приезде в город. Но вот какая незадача — как-то не принято в нашем обществе, чтобы секретарши имели машины, даже отечественные и основательно подержанные. Сегодня же собственное надежное средство передвижения мне необходимо было позарез, иначе я рисковала пропустить самое интересное.
Встречу с агентом я назначила на семь часов, но на стоянку, хотя от нее до места встречи надо было пройти лишь несколько десятков шагов, постаралась прибыть с запасом времени. Как и следовало ожидать, «шестерка» пристроилась в самом дальнем от ворот ряду, чтобы своим длительным бесхозным присутствием не мешать другим машинам, то и дело сменяющим друг друга.
Сначала я ругалась с охранником стоянки, нахально заявившим, что мне придется подождать минут тридцать-сорок, потом он поднял-таки свою задницу и при помощи еще одного охранника и какого-то отзывчивого клиента расчистил мне узкий проезд до ворот, но прошло никак не меньше обещанного парнем получаса. Пока мою машину вызволяли из плена, у въезда на стоянку успела собраться целая делегация, одна половина которой жаждала поставить машину и поскорее убраться домой, другая — еще более страстно желала забрать железного коня со стоянки и тоже куда-либо отправиться.
Собравшиеся щедро наделяли нерасторопных сотрудников стоянки всякими разными неблагозвучными эпитетами и дружно тянули шеи, пытаясь высмотреть истинного виновника образовавшейся пробки, то есть меня.
Ничего себе, «не привлекать лишнего внимания», с досадой думала я, резко выворачивая руль под сердитыми взглядами недовольных мужиков.
Проехав по кругу несколько кварталов, я оказалась у противоположного входа в парк. До назначенного времени оставалось целых семь минут, и я успела заглянуть в киоск «Роспечати» и купить «Комсомолку».
Без одной минуты семь я уже сидела на определенной по счету скамье, оказавшейся, к счастью, никем не занятой, и с умиротворенным видом дышала свежим воздухом. «Комсомолку» я держала в руках — в отличие от безразмерной куртки Шапочникова, карманы моей одежды для газет были маловаты. Мимо шли редкие прохожие, но ни один из них не проявлял интереса ни ко мне, ни к скамье, на которой я сидела.
Ровно в семь часов к скамье с противоположной от входа стороны приблизилась девушка в короткой шубке и вязаной шапочке, низко надвинутой на глаза. В темноте лица ее было не разглядеть, но худенькую фигурку, мальчишескую угловатость которой не могла скрыть даже пушистая шубка, я сегодня уже видела. Правда, тогда одежда на девушке была иная. В другой ситуации я бы ее, скорее всего, не узнала, но сейчас каждого, кто проходил мимо, я разглядывала с особым вниманием, ни на минуту не забывая — и это несмотря на почти родственные чувства, которые я питала к Тучке, однажды практически спасшему мне жизнь, — о том, что эта встреча могла оказаться элементарной подставой.
На некоторые особенности странной посетительницы — манеру передвигаться, несколько нервные, резковатые движения, характерную посадку головы — я обратила внимание еще во время ее визита в приемную. Сейчас мои наблюдения сыграли хорошую службу — недавнюю посетительницу я узнала почти сразу. Несомненно, это была она.
Меня девушка, судя по всему, не узнала, — света фонарей для этого было недостаточно. К тому же сейчас я была в верхней одежде, а она меня видела в платье и со свободно спадавшими на плечи волосами. Зато разглядывала, в отличие от других прохожих, хотя и совсем недолго, но очень внимательно. Уж она-то, конечно, обратила внимание и на меня, и на скамью, на которой я сидела, и на газету, которую я все так же держала в руках.
Девушка, не меняя темпа движения, прошла дальше. Не упуская ее из поля зрения, я продолжила свои наблюдения и заодно размышления. Девушка знала Ямского — сама сказала, что она его знакомая. Кроме того, появилась в определенное время в нужном месте. Следовательно, вполне могла быть тем самым информатором, которого я поджидала. Однако случайности происходят в жизни гораздо чаще, чем можно предположить.
Мимо промчался молодой человек, жутко, судя по его виду, замерзший в тоненькой курточке. В мою сторону он даже головы не повернул, хотя для хорошего агента совсем не обязательно сворачивать себе шею, чтобы что-то там рассмотреть. Толщина курточки и тем более степень замороженности тоже не являлись показателями. Но парень мчался так быстро, что уже через два гигантских шага нагнал хрупкую особу, а еще через два оказался метрах в трех, не меньше, впереди нее.
