Олстон коснулся руки проповедника, предлагая ему начать.
– Сэр?
Проповедник улыбнулся.
– Я привык ждать до тех пор, пока жених и невеста не перестанут спорить. В этом случае бракосочетание проходит веселее.
– Погода... – заметил Олстон.
Проповедник глянул на океан.
– Мрачная.
Конец истории о кроликах растворился в реве ветра, хотя проповедник уже не говорил, а кричал. Флетчу осталось лишь гадать, удалось ли кроликам построить хижину.
Ветер чуть стих, словно для того, чтобы они услышали главные слова проповедника: «Пользуясь правом, данным мне правительством штата Калифорния, я объявляю вас мужем и женой. То, что соединяет Бог, не под силу разъединить человеку».
На нос Флетчу упала увесистая капля.
Тут же между женихом и невестой возникла Линда и поцеловала жениха в губы.
Синди уже целовала Барбару.
Обнимая Флетча за шею, Линда сказала: «До следующего раза, дружок».
Проповедник целовал Барбару.
Олстон пожал руку Флетчу.
– Я занимаюсь разводами.
Мать Барбары целовала Барбару. Мужчина средних лет, одетый в хаки, пробился к Флетчу сквозь толпу. Протянул ему конверт.
– Благодарю, – улыбнулся мужчине Флетч.
Тут же по конверту забарабанили капли дождя. Олстон целовал Барбару.
В конверте лежали два паспорта, два авиабилета, пачка денег и письмо.
– Барбара, – позвал Флетч.
Френк Джефф целовал Барбару. Мужчина в хаки уже садился в спортивный автомобиль. Так и не сказав ни слова.
– Барбара...
«Дорогой Ирвин!
Что за имя подобрала тебе мать. Услышав, кем тебе быть – Ирвином Морисом, я сказал себе: «Я ничем не смогу ему помочь. С таким именем он станет или чемпионом, или олухом».
Какой ты на самом деле?
Мне любопытно.
Полностью выпав из твоей жизни, я решил не нарушать заведенного порядка неожиданным появлением на твоей свадьбе.
А тебя не разбирает любопытство?
В конверте свадебный подарок, которым ты можешь распорядиться по своему усмотрению. Ты имеешь полное право взять деньги, сдать билеты, а на вырученную сумму купить новобрачной фарфоровый чайный сервиз или что-то еще. Возможно, на твоем месте именно так я бы и поступил. Если же тебя хоть немного интересует, а какой же твой отец, ты и твоя жена можете навестить меня в стране, где я живу. Транжирить деньги – всегда удовольствие, знаешь ли.
Учитывая, что ты тоже сделал первый шаг на пути к отцовству (во всяком случае, женился), я подумал, что наша встреча может пройти достаточно мирно.
Если вы прилетите в Найроби, я заказал номер для тебя и Барбары в отеле «Норфолк».
Возможно, там мы и увидимся.
Флетч».
Дождь размазывал чернила по бумаге.
– Барбара!
Дождь превратился в ливень. Гости бежали к своим машинам. Цветок на шляпке Жозефины колотил ее по лицу. Официанты набрасывали пленку на раскладные столы.
– Что это? – спросил Олстон.
Стодолларовые банкноты выскальзывали из ослабевших пальцев Флетча и падали на асфальт. Олстон, согнувшись, подбирал их.
Барбара залезала в кабину вместе с матерью.
– Где находится Найроби? – Флетч протянул Олстону намокшее письмо.
– Найроби? Восточная Африка? Кения? – читая письмо, Олстон старался прикрыть его от дождя и ветра своим телом. – Флетч! Твой отец!
Машины одна за другой выруливали на дорогу и уезжали. Жозефины Флетчер нигде не было видно. Уехали даже пикапы с выпивкой и закуской.
– Флетч, письмо от твоего отца! Ты всегда говорил, что он умер.
– Он всегда считался умершим.
Вместе они смотрели на расплывшиеся чернила на мокром листке.
– Впрочем, какая разница. В шесть вечера ты улетаешь в Денвер.
Флетч заглянул в конверт.
– Тут билеты на лондонский рейс, вылет в половине восьмого.
На площадке осталось лишь несколько машин.
– Олстон, где остановилась моя мать?
– В «Хэнли мотор корт». В Колдуэлле, прямо у шоссе.
– Ты думаешь, она поехала туда?
– Естественно. Мы же вымокли до нитки.
Флетч взял у Олстона мокрое письмо и засунул в конверт.
Струи воды бежали по лицам друзей.
Флетч побежал к машине. Поскользнулся на мокрой траве. Упал, приземлившись на конверт.
– Твой отец умер при родах.
– Чьих?
– Твоих.
Они стояли у двери в номере Жозефины Флетчер в «Хэнли мотор корт». Она переоделась в слаксы, блузку и пуловер. С Флетча капала вода.
В руке он сжимал грязный конверт.
– Ты всегда так говорила.
– Тебе надо принять горячий душ.
– И это тоже.
– Тебе я всегда рекомендовала холодный душ, – Жози открыла дверь в ванную, зажгла свет. – Ты весь в грязи, мокрый, взъерошенный и, сынок, ты выглядишь более уставшим, чем Хилари на вершине Эвереста. Что ты с собой делаешь?
– Работаю. Женился. Ничего особенного.
– Ни то ни другое тебе не на пользу. Впрочем, для этой свадьбы ты оделся, как надо. Знай я, что меня ждет, я бы пришла в купальнике.
– Твое шелковое платье промокло насквозь.
Жози подошла к нему. Протянула руку к конверту.
– Ты думаешь, что получил письмо от своего отца? В день свадьбы?
– Да, я так думаю, – он положил грязный конверт на комод.
– Как интересно. Волнующе. Для нас обоих. Но прежде позволь спросить: твоя свадьба закончилась?
– Свадьба – да, а семейная жизнь – нет.
– Значит, вся эта толкотня на обрыве под дождем и называлась свадьбой?
– Мы не предусмотрели запасного варианта. На случай плохой погоды.
– Лишь час тому назад ты женился на очаровательной девушке по имени Барбара. Ты получил, или думаешь, что получил, письмо с того света. Однако, какой бы волнующей ни казалась тебе весточка от отца, не считаешь ли ты, что в этот особенный миг твоей жизни ты должен находиться рядом с женой?
– Она поймет.
– Напрасно ты так уверен, сынок, – Жози погрустнела. Повернулась к окну, по которому стекали струйки дождя. – Любовь и понимание никоим образом не соотносятся друг с другом. Я любила твоего отца. Я его не понимала. Почему? Потому что в нем было слишком много мужского, а во мне – женского? Возможно, сейчас так много разводов именно потому, что современный тезис: «Мужчины и женщины могут понять друг друга» в корне неверен? Как женщина, однако, я могу заверить тебя, что в некоторых случаях присутствие мужчины рядом с женщиной для нее крайне важно, – она вновь повернулась к Флетчу. – К примеру, в день свадьбы. И при других значительных событиях.
Флетч указал на конверт.
– Насколько я понимаю, это письмо от отца. Ты же всегда отделывалась от меня одной глупой фразой: «Твой отец умер при родах». И не говорила ничего больше, какие бы вопросы я тебе ни задавал. Раньше меня этот ответ удовлетворял. Сейчас – нет.
– Тебе любопытно?
Флетч глубоко вздохнул.
– В определенной степени.
– Так вот что я тебе скажу. Получив это письмо, вроде бы от него, ты поступаешь точно так же, как поступил он в аналогичной ситуации.
– В каком смысле?
– Оставил свою невесту одну в день свадьбы.
– По отношению к тебе он вел себя точно так же?
– Как только мы расписались, он удалился в противоположный конец аэродромного ангара, чтобы снять, починить и поставить на место двигатель самолета, на котором мы собирались улететь в свадебное путешествие.
– Вы поженились в аэродромном ангаре?
– Теперь ты знаешь, как на крутом обрыве над океаном ветер и дождь уносят те нежные слова, которые так жаждет слышать женщина. И подумай, что можно услышать в алюминиевом ангаре аэродрома, с тридцатисекундными интервалами между взлетами и посадками.
Флетч улыбнулся.
– Ты уверена, что вышла замуж?
– А ты уверен, что женился?
– Он хотел убедиться в безотказности мотора перед тем, как пригласить невесту на борт самолета.
– Тогда я тоже вроде бы так думала, потому что любила и старалась понять.
– А теперь ты думаешь иначе?
– К самолету он ушел с одной целью – избежать поздравлений, похлопываний по плечу, шуток, вопросов о нашем будущем, на которые ему пришлось бы отвечать со всей серьезностью, – она прищурилась. – А что делаешь ты?
– Мой редактор, Френк Джефф, говорит, что я – мастер журналистского расследования.
– Сегодня у тебя свадьба.
Флетч пожал плечами.
– Обычный рабочий день.
– Почему мужчины считают делом чести увиливать от самых волнительных моментов в жизни, с головой уходя в работу?
– Бытует мнение, что стремление мужчины к работе адекватно его половому потенциалу.
Жози улыбнулась.
– Давно я уже не слышала подобных изречений.
– Я прочел об этом буквально на днях.
– А почему бы тебе не сказать, что работа для мужчины не более чем способ избежать эмоциональной ответственности?
– Хорошо. Согласен. Тебе виднее. Но больше тебе не удастся избежать ответа на мой вопрос.
Жозефина Флетчер покраснела.
– Твое любопытство, тайна твоего отца не стоят и двух минут в день твоей свадьбы.
