человек он ненадежный. Сейчас сам понимаешь, какое время. Среди солдат агитаторы кишат. Большевики какие-то. Дерзкие ребята. Говорят, что со дня на день Временное правительство падет. Тогда такое начнется! Кое-где, слышал, уже братания с врагом начались. Твой Стах на всех офицеров волком смотрит. Как ты такому не боишься доверять свою жизнь?
Соболев посмотрел на взволнованное лицо друга и, встав, достал с небольшой полочки хлеб и завернутое в тряпицу сало.
– Сейчас каждый солдат на счету. Тем более такой, как Петр. На, закуси, а то сам с похмелья буйным станешь.
– Да отлично, что стану! Подниму всех в атаку и пойду со знаменем впереди! Сметем этих немцев с лица земли!
– Ну вот, уже началось. Отрежь-ка мне сала кусок.
– А колбасы не осталось? Был хвостик.
– Окстись, Белецкий. Того хвостика уж сутки простыл и след. На вот сыру. Правда, он кое-где заплесневел от сырости.
– Ничего, завтра нас сменят, наедимся щей наваристых да каши с мясом. Тут из полевой кухни вообще ничего есть нельзя. Как эта серая масса, которой нас потчуют, называется, не знаешь?
Соболев допил шнапс и, морщась, откусил сыра.
– И все же подумайте, господин полковник, насчет Стаха. Говорю вам…
Дверь в землянку распахнулась, и в засыпанной снегом шинели вошел именно тот, о ком они только что говорили.
– Ваше высокоблагородие, – бодрым голосом произнес денщик, отдавая честь, – прислали сказать, что смена будет только после обеда. Майор Хрящевитов заболел, его в госпиталь увезли. Вместо него прибудет капитан Отроков, но позже, как поспеет из штаба полка.
– Какая чудесная новость! – издевательским тоном воскликнул Белецкий.
– Хорошо, Стах. Можешь идти отдыхать, я вызову, если понадобишься.
Белецкий проводил Стаха, снег на котором так и не растаял, недобрым взглядом.
Соболев разбудил спящего прапорщика и отправил проверять посты. За ним вышел и капитан.
Завернувшись в шинель, оставшуюся от убитого вчера офицера, Николай лег на хранивший слабое тепло недавно лежащего тела топчан и повернулся лицом к каменной стене. Лежать к ней спиной совсем уж невозможно. Начинаешь примерзать. Соболев закрыл глаза и тут же увидел Анюту. Она сидела с вязаньем на кресле у печки, а маленький сынишка копошился у ее ног. Вот тихо вошла нянечка и унесла малыша в детскую. Анюта осталась одна. Вот отложила рукоделье, протянула руку к печному теплу и задумалась. Николай не сомневался, что думает она о нем. Так же, как и он о ней в любую свободную минуту.
– Анюта, – позвал он жену и пробудился.
Дверь землянки вздрогнула и отлетела прочь от взрыва. Николая отбросило к противоположной стене и прижало свалившейся от следующего разрыва балкой. Он задохнулся от удара. В глазах помутилось от дыма и боли. В ту же минуту кто-то очень сильный откинул бревно и, схватив за грудки, немилосердно дернул его на себя. Соболев вскочил, как будто его подкинули, и вовремя. На то место, где он только что был, упала полка.
– Ваше высокоблагородие! – крикнул Петр Стах, ибо это был он. – Держитесь за мной, я выведу!
Они выбрались из обрушившейся землянки и упали на дно окопа. Соболев попытался встать, но денщик сильной рукой прижал его к земле.
– Не время! Обождите немного! Сейчас они огонь переместят, тогда подымемся!
Николаю казалось, что уши у него плотно заложены ватой. Это от взрыва. Пройдет.
Он отбросил руку Стаха и пополз по траншее на карачках. Надо срочно проверить, насколько сильно пострадали ряды бойцов, и организовать отражение атаки. А то, что атака будет, он не сомневался.
– Ваше высокоблагородие, не вставайте только, – проговорил сзади Стах.
Соболев оглянулся и увидел его лицо. В нем не было ни капли страха.
– Давай за мной! – скомандовал ему полковник, встал и, пригибаясь, побежал туда, где раздавались крики.
Метров на сто от командирской землянки траншея была забита телами. Живые и легко раненные, прикрываясь мертвыми товарищами, которых было гораздо больше, ждали окончания налета и готовились к атаке. Дальше скученность стала не такой страшной, и можно было идти от бойца к бойцу, лишь наклоняясь как можно ниже.
Соболев нашел Белецкого, который по касательной был ранен в руку, в тыл идти отказался и выглядел очень бодрым. Еще троих офицеров полковник обнаружил к конце окопной линии. Он расставил их по местам и, когда артиллерийский налет немного стих, направился тем же манером в обратный путь. Интересно, ждать ли нынче при атаке огнеметчиков? Вчера Бог миловал. Неужели у немцев горючка кончилась?
Оказалось, что нет, не кончилась. Аккуратные немцы все делали строго по инструкции.
С началом атаки полковник стал двигаться быстрее. Надо было успеть оценить обстановку и отдать команды на всех участках.
Телефонная линия, оборванная неделю назад, так и не была восстановлена, поэтому ждать приказаний из штаба не приходилось. Оно и к лучшему, подумал Соболев и, повернувшись к Стаху, который все время держался рядом, велел ему вернуться в разбитую землянку и принести планшет с картами и бинокль. Стах, которому ничего не надо было повторять дважды, быстро двинулся вдоль окопа, проскальзывая между завалами из тел и грязных куч вывороченной земли. Полковник Соболев остался на позиции рядом с прапорщиком Грудининым, худеньким юношей с бледным прыщеватым лицом.
Огнеметчики пошли на них цепью. Первый нес трубу с так называемой «лейкой», направляя огненную струю, второй, с наполненными горючкой баллонами за спиной, следовал за ним. Русские знали, что струя огнемета имеет небольшую дальность, метров двадцать, но когда идущие цепью немцы по команде выпускали столб огня, особо впечатлительные бросали оружие и начинали креститься.
Соболев лег грудью на бруствер и проверил наган. Прицельная дальность револьвера почти пятьдесят метров. Неплохо, если, конечно, сумеешь воспользоваться этим преимуществом.
Николай нашел глазами ближайшую пару огнеметчиков и прицелился в того, что нес баллоны с горючим. Злобный осенний ветер стих только на мгновение, и Соболев успел выстрелить. Пуля, чиркнув по металлической обшивке, пробила баллон сбоку. От искры баллон разорвало, огнеметчики вспыхнули, пламя обожгло соседних солдат, которые рванули со своими огнеметами в разные стороны, пытаясь спастись от собственного оружия.
– В атаку! Ура! – заорал вдруг под мышкой у Соболева Грудинин, рванулся, вскочил на бруствер и бросился вперед.
Вдохновленные замешательством в рядах противника, солдаты с криками бросились за своим храбрым командиром.
Соболев побежал вдоль траншеи, чувствуя за спиной растущее, как волна, воодушевление солдат. У развороченной взрывом во время атаки землянки он остановился, залез почти на самый верх бруствера и не удивился, увидев, что его денщик оказался рядом.
Полковник протянул руку.
– Бинокль.
Стах подал и, чуть высунувшись, тоже стал смотреть. Смелый, подумал про него Соболев и приставил к глазам бинокль.
Наверное, на другой стороне заметили блеск линз. Или просто – движение. Пуля, выпущенная из немецкого пистолета, с дикой скоростью помчалась в сторону окопа русских. Ее полет был точен, как никогда. Потом Соболев неоднократно задавался вопросом, как Стах мог
