Айрис закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти всю сцену.
Она входит в комнату Розмэри и застывает, пораженная. Розмэри сидела за столом, уронив голову на руки, и безудержно рыдала. Айрис никогда до этого не видела Розмэри плачущей, и эти горькие, отчаянные слезы испугали ее.
Правда, Розмэри тогда еще не совсем оправилась после тяжелого гриппа, всего день как встала с постели. Грипп, как известно, вызывает депрессию. Но тем не менее…
Айрис вскрикнула, голос ее прозвучал по-детски испуганно: «Розмэри, что случилось?»
Розмэри от неожиданности выпрямилась, потом откинула волосы с опухшего от слез лица. Пытаясь справиться с рыданиями, она торопливо сказала: «Ничего, ничего страшного. Пожалуйста, не смотри на меня так».
Она встала из-за стола и мимо сестры опрометью кинулась из комнаты.
Озадаченная, расстроенная Айрис подошла к столу. В глаза ей бросилось собственное имя, написанное знакомым почерком сестры. Что это значит? Розмэри писала ей?
Она подошла ближе и взглянула на голубой листок бумаги. Крупные размашистые буквы, еще более размашистые, чем обычно, от спешки и волнения.
«Дорогая Айрис!
Не имеет смысла оставлять завещание, потому что тебе и так достанутся все мои деньги. Мне только хочется, чтобы ты передала кое-какие вещи нескольким людям.
Джорджу – драгоценности, которые он мне подарил, и маленькую эмалевую шкатулку, ту, что мы купили после нашей помолвки. Глории Кинг – платиновый портсигар, а Мейзи – мою китайскую фаянсовую лошадку, которая ей так нра…»
Здесь письмо обрывалось. Сделав последний отчаянный росчерк, Розмэри бросила перо и дала волю слезам.
Айрис стояла как вкопанная.
Что все это значит? Ведь Розмэри не собирается умирать? Она, правда, перенесла тяжелый грипп, но болезнь уже позади. Люди, как правило, не умирают от гриппа. Бывают, конечно, такие случаи, но Розмэри уже поправилась. Она себя вполне хорошо чувствует, вот только слабость и угнетенное состояние…
Айрис снова пробежала глазами письмо, и лишь на этот раз до нее дошел смысл фразы: «…тебе и так достанутся все мои деньги…»
Так она впервые узнала, на каких условиях Поль Беннет составил свое завещание. С детства она привыкла считать, что Розмэри получила в наследство деньги дяди Поля и что она богата, в то время как сама Айрис сравнительно бедна. Но до этой минуты ей в голову не приходило задумываться над тем, что станется с деньгами после смерти Розмэри.
Если бы ее об этом спросили, она, очевидно, ответила бы, что они перейдут к Джорджу, мужу Розмэри, но тут же бы добавила, что глупо предполагать, будто Розмэри может умереть раньше Джорджа.
Однако здесь было ясно написано черным по белому, притом рукой самой Розмэри, что после ее смерти деньги получит Айрис. Но ведь так как будто не полагается? Деньги по наследству переходят мужу или жене, а не сестре. Если, конечно, Поль Беннет не оговорил это особо в своем завещании. Наверное, так он и сделал: написал, что деньги переходят к ней в случае смерти Розмэри. Тогда, конечно, другое дело. А иначе было бы несправедливо.
Несправедливо? Она испугалась этого слова. Приходило ли ей в свое время в голову, что в завещании дяди Поля была какая-то несправедливость? Теперь ей казалось, что где-то в глубине души она об этом думала. Это и вправду было несправедливо. Они ведь с Розмэри родные сестры, дети одной матери. Почему же дядя Поль оставил все Розмэри?
У Розмэри было все на свете: вечеринки и платья, влюбленные молодые люди и заботливый муж.
Единственной неприятностью в жизни Розмэри был грипп. Но даже и он через неделю кончился.
Айрис в нерешительности стояла у письменного стола. Что делать с этим листком бумаги? Вряд ли Розмэри будет приятно, если он попадется на глаза кому-нибудь из слуг.
После минутного колебания она взяла листок, сложила пополам и сунула в один из ящиков.
Его нашли после того рокового дня рождения. Он послужил лишним доказательством, если вообще нужны были доказательства, что Розмэри после болезни находилась в мрачном, угнетенном состоянии духа и, возможно, подумывала о самоубийстве.
«Депрессия после гриппа». Таково было заключение, к которому пришло следствие. Показания Айрис только подтвердили его. Весьма вероятно, что эта причина не выглядела достаточно веской, но за неимением другой она была принята. Кстати, в тот год свирепствовала тяжелая эпидемия гриппа.
Ни Айрис, ни Джорджу Бартону не приходило в голову, что возможно какое-то иное объяснение.
И теперь, мысленно возвращаясь к эпизоду на чердаке, Айрис поразилась тому, как она могла быть такой слепой.
Все происходило буквально у нее на глазах, а она ничего не заметила, ничего.
Она отогнала воспоминание о трагическом дне рождения. Ни к чему снова думать об этом. Ничего не вернешь. Поскорее забыть этот ужас, следствие, дергающееся лицо Джорджа, его налитые кровью глаза. Минуя все это, попытаться вспомнить историю с сундуком на чердаке.
2
Это случилось через шесть месяцев после смерти Розмэри.
Айрис продолжала жить в доме на Элвастон-сквер. После похорон семейный стряпчий Марлей, обходительный пожилой господин со сверкающей лысиной и неожиданно проницательным взглядом, имел беседу с Айрис. Он растолковал ей, что по завещанию Поля Беннета Розмэри стала наследницей состояния, которое после ее смерти должно было перейти к ее детям. В случае если она умрет бездетной, все состояние целиком переходило к Айрис. По словам стряпчего, это было огромное наследство, в безраздельное владение которым Айрис могла вступить лишь по достижении двадцати одного года или по выходе замуж.
Первым делом нужно было решить, где она будет жить. Джордж Бартон уговаривал ее остаться в его доме и предложил пригласить миссис Дрейк, сестру ее отца, поселиться с ними в качестве компаньонки Айрис. Миссис Дрейк находилась в то время в затрудненных материальных обстоятельствах из-за бесконечных денежных притязаний ее сына, паршивой овцы семейства Марль. Джордж спросил Айрис, как она отнесется к его плану.
Айрис, которой меньше всего на свете хотелось что-то менять, охотно приняла это предложение. В ее памяти тетя Люсилла была пожилой добродушной курицей, не имевшей собственного мнения.
Таким образом, все уладилось. Джордж не скрывал радости от того, что Айрис осталась жить в его доме, и опекал ее с трогательной нежностью старшего брата. Миссис Дрейк, которую едва ли можно было назвать веселой компаньонкой, полностью подчинила себя желаниям Айрис. Скоро в доме установилась спокойная дружеская обстановка.
Все это случилось примерно за полгода до того, как Айрис сделала свое открытие.
Чердак в доме Бартонов на Элвастон-сквер служил кладовой для хранения старой мебели, сундуков и чемоданов.
Как-то раз в поисках куда-то запропастившегося старого красного свитера, который она очень любила, Айрис поднялась на чердак.
Джордж убедил ее не носить траура по Розмэри. Сама Розмэри, по его словам, всегда была против траура. Айрис это знала и потому, не споря с ним, продолжала носить свои повседневные платья, заслужив неодобрение Люсиллы Дрейк, которая придерживалась старинных правил и считала необходимым соблюдать приличия. Сама она все еще носила траур по мужу, скончавшемуся лет двадцать назад.
Айрис знала, что всю лишнюю одежду складывали в сундук на чердаке. И пока она искала свой свитер, ей попалось много забытых вещей – серая жакетка и юбка, куча чулок, лыжный костюм, два ее старых купальника.
Здесь же она нашла старый халат Розмэри, случайно не отданный со всеми ее вещами. Халат был мужского покроя, из шелка с пятнистым узором, с двумя большими карманами.
Айрис встряхнула его и посмотрела на свет. Он был в прекрасном состоянии. Тогда она снова свернула халат и положила обратно в сундук. При этом в кармане что-то хрустнуло. Она сунула туда руку и вытащила скомканный листок бумаги. Она узнала почерк Розмэри, расправила листок и прочла: