На несколько мгновений наступила тишина, и в этой тишине Гордееву показалось, что в соседней комнате («В комнате Каштановой», — мелькнула мысль) кто-то есть. Он бережно положил Айвару на кровать и помог ослабить ремень. Затем бесшумно вышел в тамбур и толкнул левую дверь.
В комнате Каштановой света не было. Однако оранжево-желтый фонарный свет с улицы проникал сюда, тускло освещая помещение. Здесь адвокат никого не увидел. Да и спрятаться в этой клетушке тоже было негде. Если не считать стенного шкафа… Гордеев сделал шаг в комнату, нашарил левой рукой выключатель, щелкнул им и одновременно распахнул дверцу шкафа. В шкафу никого не было.
Но не в комнате…
Гордеева спасло чувство самосохранения. И шестое чувство. А может быть, третий глаз, который, как известно, расположен на затылке. Как бы там ни было, не отдавая себе отчета, он присел, и в то же мгновение над его головой просвистел тяжелый стул, ударился о верхнюю кромку шкафа и отлетел в сторону.
Гордеев резко обернулся, но ничего сделать не успел. Какая-то темная тень метнулась к нему через стол, ударив в нос. Перед глазами Гордеева все поплыло, но он успел ухватить нападающего за воротник рубашки и рвануть на себя. Ткань затрещала и легко поддалась. В руке Гордеева оказался воротник. Он отбросил его в сторону. Нападающий воспользовался заминкой и с силой ударил Гордеева носком ботинка в пах.
Гордеев охнул. Жгучая, резкая боль тысячью тупых игл вонзилась во все тело. Противный, тошнотворный комок подступил к горлу. Дыхание перехватило. Гордеев глотнул воздух. Из глаз лились слезы. Быстро взяв себя в руки, адвокат сделал единственное, что необходимо в этом случае, — попрыгал на носках. Боль стихла…
Из последних сил Гордеев попытался задержать мужчину. Но тот ужом выскользнул из рук Юрия Петровича и выбежал в коридор.
— Стой! Ни с места! Кому говорят! — Гордеев слышал, как Шикалов с криком пробежал мимо комнаты за мужчиной.
Адвокат с трудом- сел на кровать и перевел дыхание. Острая боль прошла и сменилась тупыми, болезненными толчками, которые тем не менее не мешали Гордееву осматривать поле битвы.
На полу валялись какие-то бумаги. Гордеев встал на четвереньки и начал собирать их. Это были исписанные от руки листы и ксерокопии каких-то документов. «Текст французский», — обратил внимание Гордеев. Тут же на полу он нашел только что оторванный им воротник от рубашки сбежавшего мужчины и какие-то визитки. На воротнике Юрий Петрович обнаружил нашитую метку. Гордеев поднял визитки и воротник. Рассматривать визитки он не стал и сунул их во внутренний карман куртки.
Адвокат прошел в комнату Айвары. Девушка уже пришла в себя. Она лежала, свернувшись клубочком, и затравленно смотрела на Гордеева.
— Ну-ну, успокойтесь, все закончилось. Я адвокат Гордеев. Вы можете рассказать, что тут произошло?
Айвара кивнула:
— Как только я вернулась, Светлана Михайловна позвонила вам. Я стала ждать вашего прихода. Вдруг дверь открылась и появился мужчина, Я думала, он — это вы. А он… — Айвара всхлипнула, — набросился на меня…
Гордеев мягко взял ее руку в свои и ласково погладил:
— Не волнуйтесь… Все уже позади.
Девушка кивнула.
— Как он выглядел?
— Среднего роста, скорее даже выше среднего, худощавый. Он мне показался иностранцем.
— Иностранцем? Почему?
— Не знаю… Но это было первое, что пришло в голову. Весь такой ухоженный, лощеный. Не то что наши…
— Спасибо от имени всех российских мужчин, — проговорил Гордеев и взглянул в зеркало.
В принципе в словах Айвары имелось рациональное зерно, чего скрывать… Из зеркала глядел весьма потрепанный субъект, с взлохмаченными вихрами и весь перепачканный пылью и побелкой.
— Конечно, доля истины в ваших словах присутствует. Вынужден это признать. А признание, как говаривал один субъект, царица доказательств. — Гордеев ободряюще улыбнулся Айваре. — Продолжайте.
— Я больше ничего и не помню. Он налетел, ударил. Потом накинул на шею петлю… Я очнулась, когда меня кто-то положил на кровать. Это были вы?
— Да. И не благодарите. Это у меня хобби такое. Спасать женщин из лап хулиганов.
— У вас это хорошо получается, — слабо улыбнулась Файзуллина.
В коридоре послышались гулкие шаги.
— У вас есть какой-нибудь пакет?
— Вон на дверной ручке. Возьмите.
— Спасибо. — Гордеев схватил пакет и сложил в него бумаги, подобранные в комнате Каштановой.
В дверях появился Шикалов. За его спиной стояли два охранника в камуфляже и с автоматами наперевес.
— Ушел, гад. Не успели перекрыть все выходы. Он из окна на втором этаже сиганул вниз, выбежал за территорию, поймал тачку и скрылся. И так быстро, главное… Даже номера не успели заметить. — Шикалов залпом изложил все новости. — А как у вас дела? Вижу, все нормально.
Рация Шикалова запищала и затрещала, неестественно громкий голос из динамика спросил какого-то орла.
— Орел слушает, — ответил Шикалов, — прием.
— Беркут. Тут внизу «скорая»… Прием.
— Давай их сюда, Беркут, на пятый этаж, быстро. — Голос Шикалова гремел по всему этажу. — Конец связи.
Гордеев вышел в коридор. Из дверей блоков выглядывали разбуженные или потревоженные шумом аспиранты и студенты.
— Ты не уходи, пожалуйста, — попросил Шикалов Гордеева. — Мне свидетели будут нужны. Я потом тебя на служебной машине домой отправлю.
— Да у меня своя есть… И я не собираюсь никуда уходить. Я все понимаю. Не забывай, я все же адвокат И бывший следователь.
— Значит, договорились.
К утру Гордеев был вконец измотан ночными приключениями и многочасовыми разбирательствами с опергруппой, которая прибыла на место для расследования убийства дежурной по этажу Черниковой Светланы Михайловны.
Все, что ему было известно, Гордеев изложил с исчерпывающей полнотой. Единственное, о чем он не стал распространяться, так это о бумагах из комнаты Каштановой, которые он подобрал и спрятал. Но никто его об этом и не спрашивал.
Не стал Гордеев говорить следователям и о том, что Светлана Михайловна была единственным свидетелем, который видел Каштанову целой и невредимой после того, как Лучинин убежал в свою лабораторию взламывать сервер банка…
Несмотря на усталость и ноющую боль в носу, который несколько распух после удара неизвестного, Гордеев сразу же отправился в Бутырки на свидание с Лучининым. Однако дежурный по СИЗО явно не намерен был вести беседу с Гордеевым.
— В свидании с заключенным Лучининым вам сегодня отказано. — Дежурный зевнул и принялся что-то записывать в журнал, игнорируя присутствие адвоката.
— Почему? У меня есть разрешение следователя.
— За драку в. камере и нанесение тяжелых телесных травм другому заключенному Лучинин помещен в отделение для дисциплинарного наказания.
— В карцер?!
— Да, в карцер. А выходить оттуда, по правилам внутреннего распорядка, он не имеет права даже для встреч с адвокатом. Приходите через три дня.
Гордеев понимал, что спорить бессмысленно. Он набрал номер служебного телефона Володина. Трубку поднял помощник Васильев:
— Евгения Николаевича сегодня не будет. И завтра тоже. — В голосе помощника слышалось нескрываемое злорадство. — До свидания.
В трубке послышались короткие гудки. Гордеев убрал мобильник в карман и потер переносицу.
«Неудачный день. Надо вытаскивать парня, но как?» Гордеев съездил в больницу и узнал, что Ольге Каштановой лучше, она пришла в себя, но очень слаба. Беседовать с Каштановой Гордеев пока не стал. «Пусть наберется сил. Приеду позже. А пока в МГУ…»
Гордеев похвалил себя за то, что заранее навел у Шикалова справки об историческом факультете МГУ. Иначе ему пришлось бы изрядно побродить по университетскому городку, прежде чем найти длинное серое здание из стекла и бетона, на одном из этажей которого, собственно, и размещался истфак. Тем более никаких вывесок тут не было. Гордеев оставил машину на проспекте Вернадского на стоянке у ворот студенческого городка и вошел в здание. Миновав вахту и книжные магазинчики, набитые гуманитарными изданиями, Юрий Петрович поднялся на факультет. Профессора, доктора исторических наук Любови Сазановской, научного руководителя Ольги Каштановой и завкафедрой отечественной истории советского периода, в ее кабинете не оказалось. Соседние двери тоже были заперты.
Пришлось искать расписание занятий. Вскоре Гордеев обнаружил в сетке фамилию Сазановской. На второй паре она читала лекцию студентам-филологам. Если верить расписанию, это была лекция о математических методах исследований в истории. «Тоска зеленая такое слушать, а уж читать…» — мысленно посочувствовал профессорше Гордеев. Хотя кто его знает, может быть, эти самые математические методы — ее главный конек и дело всей жизни. Мало ли чудес на белом свете…
