— Меня это не касается. Вернее, касается в определенном смысле. Мадам Кудер придется несколько недель полежать, ей потребуется уход. Насколько я знаю, кроме вас, в доме никого нет, и к тому же у нее не самые лучшие отношения с родственниками. Если вы собираетесь со дня на день уехать, то я должен принять меры, чтобы перевезти ее в больницу. Поэтому вам лучше ответить откровенно. Сможете ли вы ухаживать за ней столько, сколько потребуется?
— Разумеется.
— Но ведь это не самое приятное занятие.
— Это не имеет значения.
— Хорошо!
Доктор присел к столу, чтобы выписать рецепт.
— Это опасно?
— Достаточно серьезно. Я приеду через пару дней.
Не попрощавшись, доктор уселся в машину. Жан же побежал на второй этаж и на секунду задержался на лестнице, чтобы подавить волнение.
— Входи! — послышался голос Тати. — Что он тебе сказал?
— Ничего. Он вообще не слишком разговорчив.
— У меня ведь это надолго!
— Да нет же. Через несколько дней вы встанете.
— Зачем ты врешь? Ты, оказывается, способен врать!
— Клянусь вам.
— Не клянись, Жан, а то я перестану тебе верить. Сначала он сказал, что выздоровление займет несколько недель. А потом, я ведь отсюда все слышу, о чем говорят на кухне. Ты правда останешься?
— Ну конечно, правда.
— Ты же знаешь, за мной не так-то приятно ухаживать. Со вчерашнего дня у меня по всему телу пошли фурункулы. Я думаю, что это критический возраст, ты понимаешь? Кровь… Посмотри на градусник. Он смотрел, но ничего мне не сказал.
— Тридцать девять.
— Ты купил мяса?
— Да, один бифштекс.
— Кого-нибудь встретил?
— Нет.
— Кудера видел? А Фелицию?
Он чувствовал, что она ему не верит. И вновь всплыл тот же самый вопрос, только в чуть иной форме:
— Я часто думаю о том, что тебя здесь держит.
Он не посмел ответить так же, как Фелиции, — дом. Он продолжал смотреть на Тати с улыбкой, переминаясь с ноги на ногу.
— Только что, когда подъехала машина, я подумала, что это твой отец. Я даже была рада, что тебя не было дома. Потом услышала, что в кухне кто-то ходит и льет воду в таз. Я же не могла спуститься и ждала с пересохшим горлом. Меня удивляет, что старик еще не появился здесь. Не сомневаюсь, что они стерегут его днем и ночью. Ты посмотрел инкубатор?
— Да, все в порядке. Там крольчиха окотилась, а другая начала готовить гнездышко.
— Фелиция не пыталась с тобой заговорить?
Почему она заставляла его врать как мальчишку?
— Да нет, уверяю вас.
— Знаешь, что надо сделать? Я тут мучаюсь. А комната Рене свободна с тех пор, как он уехал. Окно выходит на канал. Нужно только перенести железную кровать. Ты можешь ее перенести?
— Могу.
— В шкафу под лестницей надо найти матрац и подушку.
— Вы хотите перебраться в другую комнату?
Он понял, что она хотела следить за ним и Фелицией. Ее нынешняя комната была больше по размеру и светлее. Кроме того, ее окна выходили во двор и в сад, так что даже лежа она могла наблюдать за своей живностью.
— Иди быстрей! Позовешь меня, когда все будет готово.
Она не стала ждать, пока он ее позовет, и босиком, завернувшись в одеяло, доплелась до комнаты, вдоль стен которой были сколочены полки, предназначенные для хранения фруктов.
— Принеси молоток и клещи. Разбери полки. И перенеси из моей комнаты ночной столик. Смотри-ка.
Через открытое окно она показала ему Кудера, робко бродившего вблизи своих коров.
— Он придет. Ты его пустишь, ничего не говоря. Сделай так, чтобы он поднялся ко мне, а я уж помешаю ему вернуться к Франсуазе. Так принеси же молоток и клещи.
Она потела при малейшем движении, но ни секунды не оставалась в покое.
— Фелиция приходила за мясом?
— Мне кажется, я ее видел.
— Ты же только что сказал, что не видел ее.
— Я не обратил внимания.
Он отодрал доски, и в обоях остались дыры от гвоздей.
— Подвинь кровать поближе к окну, чтобы я могла видеть их дом. Во всяком случае, пока я больна, они не смогут ничего сделать. Смотри-ка, Кудер меня увидел.
Старик действительно поднял голову и застыл возле коров.
— Ты можешь спуститься, Жан. Пора готовить обед. Мне можно только молоко и овощной бульон.
* * *
Он целый день думал о Фелиции, и в этом отчасти была виновата Тати, ибо он догадывался, что она все время думает о том же самом. Отправившись перегонять коров, он едва осмеливался поглядеть в сторону домика у кирпичного завода, потому что Тати следила за ним из окна.
Сначала Фелиция ни о чем не догадывалась. С ребенком на руках она подошла к Жану, забивавшему колышек в землю. Наверное, она хотела что-то ему сказать, но, подняв голову и проследив за его взглядом, увидала свою тетку в окне.
Пожав плечами, она ушла. Неужели она вообразила, что он боится Тати?
— Что я тебе говорила? Я же знала, что она начнет увиваться вокруг тебя. Она поступает так со всеми мужиками.
Он не смог удержаться:
— Неправда, Тати. Вы говорите так, чтобы внушить мне отвращение. Но даже если это и так, мне все это абсолютно безразлично.
Тати попросила его принести палку и прислонила ее к спинке кровати. Если ей что-то требовалось, она стучала ею в пол. Когда он был во дворе, она кричала пронзительным голосом, как матери зовут своих детей:
— Жан! Жан!
Его это стесняло, ведь Фелиция все слышала.
— Ты не знаешь, кто только что приехал к ним на велосипеде? Посмотри, Жан. Велосипед оставили у дома. Это Амелия. Наверное, приехала узнать, что новенького. Тоже небось думает, что я собираюсь делать. Гляди-ка! Вот и она сама на пороге.
Оба дома — большой дом Тати и маленький домишко Франсуазы — разделяли каких-нибудь две сотни метров. Франсуаза смотрела на окошко Тати. Тати глянула на Франсуазу.
— Интересно, посмеет ли она прийти сюда.
Амелия уехала, с трудом удерживая равновесие на велосипеде, которым, судя по всему, она не часто пользовалась.
— Чтоб ей свалиться в канал. Побудь здесь, Жан. Она может воспользоваться тем, что мне еще долго лежать.
— Ты здесь, Тати? — раздался голос из кухни.
— Как будто она не знает, что я здесь!
— Можно подняться?
— Поднимайся, уродина! — сквозь зубы прошипела Тати.
— Ну вот, я узнала от Франсуазы… Что, пока все неважно? И доктор уже два раза приезжал. Неужели еще кровоточит?
Тати не предложила золовке сесть, продолжая глядеть ей прямо в глаза.
— Как ты здесь одна управляешься? Мне сказали, что папа решил остаться у Франсуазы… Что же, вполне естественно, что он предпочел перебраться к одной из дочерей.
— Жан, дай мне стакан воды…
— Мы все думаем с Франсуазой, что нужно сделать. Тебе не кажется, что было бы лучше лечь в больницу, чем оставаться одной в этом доме, куда любой может войти, пока ты лежишь?
— Я не одна.
— Сейчас — да! Но кто может поручиться, что ты не останешься одна завтра или послезавтра? В один прекрасный день ты напрасно будешь ждать птичку, которая уже улетела. Хорошо еще, если не прихватит с собой что-нибудь на память.
— Жан!
— Что?
— Вышвырни-ка ее отсюда!
— Я и сама уйду. Так вот! Мы тебя предупредили. И теперь, если с тобой что-то случится, ты будешь знать, что винить нужно только себя. Кстати, папа просил принести ему…
— Ничего он у тебя не просил. Жан! Не пускай ее в комнаты и не позволяй ничего взять.
— Ты же оставишь отца без единой рубашки…
— Выгони ее, Жан! Она меня утомила. Возьми палку. Не бойся…
— Прощай, старуха!
— Прощай, прощай.
И снова на дорожке у канала они увидели Амелию, возвращавшуюся к Франсуазе.
— Жан, что я тебе говорила? Они стремятся всеми средствами выманить меня из дома. И если бы, не дай Бог, я отлучилась хоть на час, они мигом прибежали бы сюда и захлопнули дверь перед моим носом. Что ты там видишь?
— Ничего.
Она тоже посмотрела в окно, увидела Фелицию на пороге своего домишки и поняла, что секунду назад взгляды Жана и девушки встретились.
— Поклянись, что между вами ничего нет.
— Клянусь.
— Поклянись, что ты ее не любишь.
— Я ее не люблю.
Тем не менее в тот же вечер он уже знал обратное. Он только об этом и думал, иногда даже слишком по-детски. Словно мальчишка, изыскивающий причину пропустить школу, он строил планы, как им встретиться, чтобы не видела Тати.
Возясь с кроликами, он обнаружил окошко в стене сарая. Собственно говоря, это было даже не окошко, ибо в нем не было стекол. Скорее, просто проем с остатками переплета. Чтобы добраться до него, он в полутьме на что-то встал и поставил друг на друга два кроличьих ящика, убедившись, что конструкция оказалась достаточно прочной.
Таким образом, он оказался ниже и чуть слева от Тати. Как ни глядела она на канал, он был вне ее поля зрения.
