в квартире не обнаружили.
— Это, случайно, не побудило вас сделать определенные умозаключения?
— Ну… одно умозаключение было очевидным. Кто-то забрал материалы. Моррис навряд ли хранил их в другом месте.
— Сегодня днем миссис Элтхауз сказала мистеру Гудвину, что вы подозреваете в убийстве ФБР. Все верно?
Ярмек покосился на миссис Элтхауз, а затем снова перевел глаза на Вулфа:
— Быть может, у нее создалось такое впечатление во время нашей приватной беседы. Однако, судя по вашим словам, сегодняшнюю беседу трудно назвать приватной.
— Я только заявил, что не исключена прослушка, хотя это ничем не подтверждено. Если вы пришли к подобному выводу, то и в полиции наверняка тоже, — буркнул Вулф и бросил взгляд в сторону. — Не так ли мистер Фромм?
— Предположительно. Но отнюдь не подтверждает вывода, что полиция препятствует правосудию.
— Вывода действительно не подтверждает, а вот догадку — вполне. И здесь имеет место если не препятствование правосудию, то преступное бездействие. Вы как член коллегии адвокатов, не можете не знать, какое упорство проявляют полицейские и окружной прокурор в случае нераскрытого убийства. Если они…
— Я не практикую криминальное право.
— Вздор! Вы не можете не знать того, что знает каждый ребенок. Если бы полицейских не устраивала версия, что ФБР несет ответственность за исчезновение материалов для статьи, а значит, возможно, причастно к убийству, они наверняка начали бы отрабатывать другие варианты, например причастность мистера Ярмека. Не так ли, мистер Ярмек? Они вам досаждают?
— Досаждают мне? — вылупил глаза редактор. — С какой стати?
— Предположив, что вы убили Морриса Элтхауза и забрали себе материалы. Не кипятитесь. Очень часто убийства рождали и менее правдоподобные теории. Допустим, Элтхауз рассказал вам о том, что ему удалось раскопать и какие доказательства получить. Все это, возможно, представляло для вас смертельную угрозу, о чем он и не подозревал. Поэтому вы устранили его и уничтожили доказательства. Отличная теория. Безусловно…
— Вздор! Полнейший вздор!
— С вашей точки зрения, возможно, и так. И тем не менее, имея на руках нераскрытое убийство, полицейские наверняка вцепились бы в вас мертвой хваткой, однако они этого не сделали. Нет, сэр, я вовсе не обвиняю вас в убийстве, по крайней мере в данный момент. Я просто хочу показать, что полицейские либо увиливают от выполнения своих обязанностей, либо выполняют их спустя рукава. Если только у вас нет железного алиби на вечер двадцатого ноября. Так есть или нет?
— Нет. Определенно нет.
— А у вас, мистер Куэйл?
— Бред сивой кобылы! — фыркнул Куэйл, в очередной раз продемонстрировав дурные манеры.
Вулф пристально посмотрел на него:
— Вы здесь лишь с моего разрешения. Вы хотели знать, что я задумал. Я, кажется, ясно выразился. Руководствуясь исключительно личным интересом, я надеюсь разоблачить причастность ФБР к убийству и преступное неисполнение полицией своих обязанностей. В связи с чем мне необходимо оградить себя от случайных препятствий. Вчера я получил конфиденциальную информацию, указывающую на вину ФБР, но не подкрепленную доказательствами. И я не вправе исключать вероятность того, что демонстративная инертность полиции — всего-навсего тактический прием. Полицейским, как и ФБР, известна личность убийцы, однако они не хотят торопить события, пока не найдут веских доказательств. Прежде чем двигаться дальше, я должен быть удовлетворен полученными объяснениями. Вы можете мне помочь, но если вы предпочтете насмехаться надо мной, то советую вам уйти. Мистер Гудвин один раз уже выставил вас вон и в случае необходимости легко это повторит. Присутствие зрителей будет ему даже на руку. Он любит аудиторию не меньше меня. Если же вы предпочитаете остаться, то я задал вам вопрос.
У Куэйла на щеках заходили желваки. Бедняга оказался в сложной ситуации. Рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, сидела девушка, ради которой ему пришлось дать отпор не в меру любопытному журналюге — да простит меня Лон Коэн! — и вот сейчас его загнал в угол не в меру любопытный сыщик. Я ожидал, что Куэйл повернется или к ней — показать, что ради нее он даже готов поступиться своей гордостью, — или ко мне — продемонстрировать, что я для него не проблема, — но он не сводил глаз с Вулфа.
— Я обещал держать себя в руках, — наконец произнес Куэйл. — Ладно, уговорили. У меня нет железного алиби на вечер двадцатого ноября. Я ответил на ваш вопрос. А теперь у меня встречный вопрос. Каким образом мисс Хинкли может удовлетворить ваше любопытство?
— Вполне резонный вопрос, — кивнул Вулф. — Мисс Хинкли, вы, очевидно, желаете нам помочь, а иначе вас бы здесь не было. Я выдвинул версию насчет виновности мистера Ярмека, а затем — мистера Куэйла. Все ясно как день. Мужчины испокон веков убивали себе подобных из-за женщины, чтобы досадить или отомстить ей либо завоевать ее. Если мистер Куэйл убил вашего жениха, вы хотите, чтобы его разоблачили?
Она всплеснула руками:
— Но это же просто нелепо!
— Отнюдь. Родственникам и друзьям убийц обвинения, как правило, кажутся нелепыми, что, собственно, не меняет сути дела. Я ни в чем не обвиняю мистера Куэйла, а всего лишь рассматриваю возможные варианты. Скажите, у вас есть основания предполагать, что мистер Куэйл был недоволен вашей помолвкой с мистером Элтхаузом?
— Вы не можете требовать от меня ответа на этот вопрос.
— Я отвечу! — выпалил Куэйл. — Да. Я был недоволен.
— Надо же. А вы имели на это право? Он что, нарушил границы чужой собственности?
— Не знаю, о каком праве вы говорите. Я делал мисс Хинкли предложение. Я рассчитывал… я надеялся, что она скажет «да».
— А она согласилась?
В разговор вмешался адвокат:
— Спокойнее, Вулф. Вы что-то говорили о нарушении границ. По-моему, вы их нарушаете. Я здесь по просьбе мистера Элтхауза, моего клиента. И я не уполномочен говорить от лица мисс Хинкли или мистера Куэйла, но, боюсь, вы выходите за рамки дозволенного. Я наслышан о вашей репутации. И знаю, что вы не дешевый ремесленник, а потому не стану безосновательно подвергать сомнению вашу добросовестность, хотя как лицензированный адвокат должен вам сказать, что вы перегибаете палку. Короче, превышаете свои полномочия. Мистер Элтхауз, его супруга и я, как их адвокат, естественно, хотим торжества справедливости. Но если у вас имеется информация, однозначно свидетельствующая о вине ФБР, тогда к чему этот допрос с пристрастием?
— Мне казалось, я предельно ясно все изложил.
— Для объяснения свой позиции — да. Или как похвальное слово благоразумию. Что не дает вам права мучить людей. А потом вы захотите спросить меня, не застукал ли меня Моррис на краже.
— А это так?
— Я не собираюсь участвовать в этом фарсе. Повторяю еще раз.
