детства на пассажирское место. Он что-то пробормотал во сне, но глаз не открыл. Мирослава вслед за «БМВ» завела автомобиль во двор и стала будить Наполеонова:
– Просыпайся, соня!
– Кто это? Где я? – спросил он, с трудом разлепив глаза.
– Тоже мне следователь, – поддела друга Мирослава. – У тебя не только автомобиль можно увести, но и самого украсть.
– Ты и так уже меня похитила! – заявил проснувшийся Наполеонов. – А значит, обязана накормить.
– Может, я похитила тебя с совсем другой целью? – рассмеялась Мирослава.
– С какой же? – подозрительно спросил Шура. – Ты что, хочешь заставить меня работать?
– Нет, я хочу вытрясти из тебя информацию!
– Ах, это, – отмахнулся он. – Тряси, только предупреждаю, немного вытрясешь.
– Жаль.
– А мне-то как жаль, – согласился он. – Только как там насчёт еды?
– Иди мой руки. Морис уже на кухне, как я думаю.
– Вот кто мой настоящий друг! – воскликнул окончательно проснувшийся Наполеонов и сломя голову ринулся в дом.
Дон, сидевший на крыльце, стремительно отпрыгнул в сторону и недовольно мяукнул.
– Бедный мой котик, – сказала Мирослава и взяла кота на руки, – ты ведь тоже хочешь есть.
Кот доверчиво уткнулся мокрым носом ей в щёку, а потом положил голову на плечо и тихо замурлыкал.
Когда Мирослава появилась на кухне, Шура уже уплетал разогретые Морисом пирожки и с нетерпением поглядывал на картошку на сковороде и булькающий в кастрюле мясной соус.
После ужина они обменялись имеющейся у них информацией. Наполеонов пожаловался, что у него в производстве, кроме этого, ещё три дела.
А это до сих пор не закрыто по той причине, что Алевтина Дарская добралась до его начальства и пригрозила устроить скандал в прессе и привлечь телевидение, если его спустят на тормозах. Логика высокого начальства не возымела действия на дочь великого актёра. Наполеонову посоветовали ещё некоторое время делать вид, что он усердно работает над раскрытием.
– А ты? – усмехнулась Мирослава.
– Что я? Я работаю.
– Или делаешь вид? – уточнила подруга.
– Ты же знаешь, что работаю, – тяжело вздохнул Наполеонов.
– Шур, ты не помнишь, у нас часто привлекают к ответственности за доведение до самоубийства?
– Увы, не часто, – ответил он.
– К тому же и само доведение доказать непросто, – признала Мирослава.
– Главное, что ухватиться не за что! Те угрозы, что он получал, нелепы! И скорее похожи на блеф. Да и сам Дарский, по-видимому, считал так же и игнорировал их.
– Изменение завещания было невыгодно только вдове. Но все описывают её отношения с мужем как идеальные.
– И тебе это не нравится? – усмехнулся Наполеонов.
– Ага, – кивнула она.
– Почему?
– Потому, что я не верю в идеальные отношения.
– Но если люди по-настоящему любят друг друга! – вступил в разговор Морис.
– Всё равно они спорят, иногда даже ссорятся.
– Мои родители никогда не ссорились! – упрямо заявил Морис.
– При тебе не ссорились, – усмехнулась Мирослава.
Морис метнул в неё молнию неодобрительного взгляда.
– Солнышко, я даже с любимым котом изредка ссорюсь, – проговорила Мирослава.
– Но то вы! – не остался в долгу Морис.
– Просто твои мама и папа мудрые люди и не посвящали ребёнка в свои разногласия.
– Почему вы не можете смириться с тем, что у моих родителей нет и не было разногласий?
– Потому что они живые люди.
Морис замолчал и отвернулся.
– Не сердись.
– Я не сержусь.
– Ну и ладно. Пойдём дальше.
– Пойдём, – быстро согласился Шура, который, зная нрав своей подруги, опасался, как бы Морису не досталось по полной программе.
– Дарскому хорошо за семьдесят, а его жена совсем ещё молодая женщина.
– Ну и что? – не понял Шура.
– Ничего при условии, что она фригидна.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что природа возьмёт своё.
– Думаешь, что Дарский не мог удовлетворить сексуальный аппетит своей супруги?
– Предполагаю, – осторожно сказала Мирослава.
У Мориса имелись возражения, но он промолчал.
– Никто не видел её любовника, – заметил Наполеонов.
– Им мог быть массажист, спортивный тренер, повар, в конце концов.
– У них кухарка, ты забыла?
– Нет, это просто для примера.
– Тогда ты упустила шофёра. Хотя он женат.
– Жена не могла контролировать его ежеминутно.
– Но сомневаюсь, что это могли не заметить другие…
Мирослава пожала плечами:
– Нет, я бы исключил шофёра. Он же не Штирлиц и такой конспирации не обучен. А вот массажист и тренер меня заинтересовали.
– Вот и проверь.
– А ты?
– Я хочу встретиться с дядей Дарского, его друзьями, изучить круг знакомых…
– Ладно, изучай. А я спать теперь пошёл. Уже сил нет. Сейчас прямо здесь усну.
– Тогда иди, спокойной ночи. Носильщиков таскать тебя нет.
Вскоре во всём доме воцарилась тишина. Только было слышно, как ветер за окном тихо перешёптывался с деревьями, и время от времени роняла несколько трелей то одна, то другая птица, словно репетируя предутреннюю песнь во славу грядущего дня. И яркий месяц точно бабочка, сложившая крылья, сидел на ладони бархатной ночи…
* * *
Мирослава в это утро проснулась так же рано, как и Наполеонов. Они завтракали втроём, вернее, вчетвером. Правда, Дон ел на подоконнике из своей тарелки тушённую в жаровне печёнку. Её же уплетал за обе щёки и Наполеонов. Зной, который пропитал воздух с самого утра, никак на аппетите Шуры не отражался.
Окна были раскрыты настежь. Морис уже не раз заикался о кондиционерах. Но Мирослава их категорически не хотела. На все вопрошающие возгласы Миндаугаса: «Почему?!» – она отвечала: «Наши предки прекрасно обходились без них».
– Наши предки когда-то жили в пещерах, – произнёс Морис однажды в сердцах.
– Ваши может быть, – насмешливо ответила она, – а наши жили в деревянных избах и мылись в банях.
– На что вы намекаете? – возмутился он.
– Ни на что, – ответила она невозмутимо.
Позднее на его предложение поставить кондиционер хотя бы на кухне, она стала рассказывать ему об американцах, пострадавших в прошлом веке от кондиционеров. История это была реальная, хотя и давняя. Рассказывала её Волгина с душераздирающими подробностями. После этого Морис больше не возвращался к теме кондиционеров, решив, что себе дороже. Вместо этого он устроил жалюзи, расставлял лёд и даже развешивал между проёмами дверей мокрые махровые простыни.
Мирослава же смотрела на все его усилия сделать атмосферу в доме более прохладной с лёгкой улыбкой. И ему было непонятно, одобряет она его действия или порицает.
Шура после тушёной печени принялся за яичницу с беконом. Морис и Мирослава ограничились простой глазуньей, щедро посыпанной зеленью, и чашкой только что заваренного зелёного чая.
Наполеонов уехал в город первым. Спустя полчаса уехала Мирослава, попросив Мориса просмотреть все статьи о светских вечеринках и тусовках, на которых бывала чета Дарских.
– Что мне искать? – спросил Морис, отлично понимая, что не сумеет объять необъятное.
– Посмотри, с кем общалась там Снежана, не уделял ли ей кто-то повышенного внимания. И вообще!
– И вообще?!
– Положись на интуицию, – взмахнула она рукой.
– Хорошо, – улыбнулся он, – положусь.
Сама она ещё накануне вечером позвонила дяде Артура Владимировича Дарского. Честно представилась частным детективом и попросила о встрече.
Бодрый мужской голос, ничуть не напоминающий старческий, проговорил:
– Да, Алечка сказала нам, что наняла частного детектива.
Мирослава благоразумно промолчала и услышала весьма неожиданный вопрос:
– Деточка, а вы как долго спите по утрам?
Она даже опешила в первую минуту, а потом осторожно спросила:
– Это относится к делу?
В трубке рассмеялись:
– Если бы не относилось, разве я стал бы вас спрашивать.
– Я встаю рано, – ответила Мирослава.
– Вот и хорошо, а то мы с женой жаворонки и встаём чуть свет. Вы могли бы приехать к нам, скажем, в 9 утра.
– Да.
– Ну так вот и приезжайте завтра. Мы вас с Розочкой будем ждать. Адрес вы знаете?
– Знаю. – На всякий случай Мирослава произнесла в трубку название улицы, номера дома и квартиры.
– Всё правильно. Спокойной ночи, деточка.
– Спокойной ночи, – ответила машинально Мирослава и подумала: – Господи, они что, вместе с курами спать ложатся.
Впрочем, она решила, что это не её дело, и на время выбросила Дарских из головы.
И вот теперь, подъезжая к их дому, она мысленно прокручивала вопросы, которые хотела бы им задать.
Дядя актёра Иван Гаврилович Дарский и его жена Роза Соломоновна жили в обычном кирпичном доме старой застройки. Домофон, правда, на подъезде стоял новый, и Мирослава набрала номер квартиры.
