– Настолько хорошо, что его выставили из страны!
– Не «настолько» хорошо, а «довольно» хорошо. Нужно было замести свои следы, а у него не хватило для этого опыта. Но он, казалось, был уверен в том, что Линдстром скрывается здесь, и его прячут местные жители. Он также сказал мне, что опознавал уцелевшего пассажира…
– Пассажира?!
– Мадемуазель Видаль, актрису с достаточно серьезной репутацией но малой международной известностью. Она работала в «Комеди Франсез». – Последовала непродолжительная пауза. – Должен заметить, мистер Гейтс: мне кажется, что он сказал мне о ней гораздо меньше, чем мог.
– Это несерьезно. Рейнер не заглядывался на женщин, и даже если бы и заглядывался, то не затеял бы интригу во время такого важного расследования!
– Я не стал бы ручаться, мистер Гейтс. Урожай может созреть в самый неподходящий момент. Все мы помним, Цезарь был ужасно занят именно тогда, когда бросился в объятия Клеопатры.
– Но мы-то говорим о Поле Рейнере! – Гейтс был разочарован в Уиллисе. Бедный охранник превратился в романтика. Он сказал с нажимом: «Дело в том, что если еще кто-то, кроме Линдстрома, остался в живых, то случай становится куда более сложным и опасным. Конкуренция среди мировых авиалиний чрезвычайно сильна. Вы сами это знаете. Аварии создают авиакомпаниям мощную антирекламу – именно поэтому после историй с лайнерами десятой модели нас постиг такой шторм. Но теперь мы восстановили доверие публики. Кроме того странного случая с лопнувшей шиной, да застрявшего шасси в Шенноне, несчастных случаев с лайнерами-12 не было с тех самых пор, как мы поставили их на маршруты. И поэтому T.O.A. не желает снова и снова получать плохую рекламу. Несмотря на это я созвал экстренное собрание правления в ту же минуту, как получил от этого бортпроводника сообщение о том, что он видел живого Линдстрома. Никто не сможет сказать, что я пытался замолчать эту информацию – и вы об этом знаете. Вы были на двух из этих собраний.»
– Да, я там был.
Гейтс оглянулся, но не понизил голоса. Он и в других ненавидел эту привычку. Если у вас есть, что сказать, то плюйте на все и говорите прямо.
– С другой стороны, Уиллис, следует помнить еще вот о чем. Технический отказ, случившийся не из-за плохого технического обслуживания, ложится на изготовителя самолета. Ошибка пилота или экипажа оборачивается непосредственно против авиакомпании. Именно поэтому я предпринял немедленные действие по проверке доклада Марша. Уиллис, это расследование должно быть проведено, но со всей возможной осмотрительностью. Пока мы не уверены в том, что Линдстром жив, нам не нужна никакая огласка. Мы не хотим без веской причины вытаскивать на свет Божий подробности бедствия двухлетней давности. Вы понимаете меня?
– О, да. Именно поэтому вы послали меня сюда, чтобы заменить мистера Рейнера. Он мог бы…
– Я доверяю Рейнеру, – решительно сказал Гейтс, – настолько же, насколько и вам. А это значит – на сто процентов.
– О, вполне… и благодарю вас. Это не имеет никакого отношения к его надежности. Я лишь хотел сказать о его оценке положения, в которое мы попали. Именно это я имел в виду.
– Тогда вы правы. Но вы здесь, прежде всего, потому что вы – опытный следователь, а он нет. К тому же у него до черта работы в Лондоне, и именно поэтому я со всей определенностью дал ему указание вернуться.
Уиллис кивнул своей вытянутой узкой головой. Читая между строк речи президента компании, сверяя результат с зеркалом, выявляя противоречия и прочитывая все заново в свете своего знания людей, а особенно Гейтса, он в конце концов сделал вольный перевод прочитанного: «В настоящее время мы хотим, чтобы об этой штуке никто не знал. Рейнер, оставаясь здесь, представлял бы для на опасность, и поэтому я отозвал его».
– Если, – продолжал Гейтс, – в живых остался еще кто-нибудь, кроме пилота, например, та женщина, о которой говорил Рейнер, тогда у нас будет еще кто-то, чтобы проверить историю Линдстрома. Но что меня волнует – почему эта женщина не объявилась открыто?
– Возможно, по той же самой причине, что и у Линдстрома.
– И какая же эта причина?
– Я не знаю.
– Тогда выясните.
Уиллис позволил морщинкам собраться в углах глаз. Он слишком хорошо был знаком с Гейтсом, чтобы не понять: это был не безапелляционный приказ служащему, а знак доверия. Президент компании знал, что если кто-нибудь был в силах что-то выяснять, то этим человеком был Уиллис.
– Когда вы собираетесь вернуться в Лондон, мистер Гейтс? – Президент Гейтс предпринял вояж в десять тысяч миль, чтобы сообщить Уиллису всего одну вещь: что расследование должно оставаться секретным, на тот случай, если не удастся передать его министерству авиации и обнародовать, а это что-нибудь да значило.
– Завтра, если вы не раскопаете что-нибудь еще. Не стану говорить о том, будто я надеялся что вы уже нашли Линдстрома – вы слишком недавно занимаетесь этим делом, но, когда я собирался сюда, подспудная надежда на это у меня была.
– Конечно. Кто знает, может быть мне повезет за то время, пока вы будете здесь. За двадцать четыре часа может случиться так много. – Он рассматривал человека, переходящего проспект, пытаясь угадать, узнал ли он его и Гейтса.
– Ладно, Уиллис, я не собираюсь торчать в этом богом забытой печи ради неизвестно чего. Подумаю о том, что вы мне рассказали, а потом мы еще поговорим. Может быть к тому времени у меня в голове проклюнутся одна-две мысли.
– Уверен, мистер Гейтс, что так и будет. – Теперь он ясно видел, что человек действительно узнал их, и поэтому перешел дорогу. Он шел, чтобы поговорить с ними.
– Не хотелось в этом признаваться, Уиллис, но мне стало намного легче от того, что Рейнер покинул эту страну, даже несмотря на то, что для этого были использованы слишком решительные меры.
– Да-да, – негромко пробормотал Уиллис. – Но мне кажется, мистер Гейтс, что ваша радость преждевременна, поскольку мистер Рейнер сейчас подходит к нам.
Уиллис плавным движением поднялся. Гейтс тоже увидел Рейнера и раздраженно вскочил.
– Рейнер, но ведь все говорят, что вас выслали!
Рейнер осмотрелся и негромко сказал:
– Осторожнее, сэр.
Уиллис тем временем молниеносно осмотрел вновь пришедшего, фиксируя все детали со скоростью кинокамеры. Рейнер выглядел усталым и нездоровым. Он как-то странно держал левую руку. Исхудавшее и искаженное непривычной гримасой лицо заросло щетиной. Полотняный костюм был ужасно измят. Он выглядел так, словно ускользнул от полиции после серьезной схватки. Так что в словах Гейтса насчет того, чтобы крепко застрять в Пуэрто-Фуэго, несомненно, была значительная доля истины.
– Садитесь, Рейнер, – сказал Гейтс уже тише, – садитесь. – Он подвинул к столу для Рейнера еще одно кресло. Все уселись. Несколько секунд никто ничего не мог сказать. Гейтс был взволнован. Уиллис наблюдал за происходящим, а Рейнер думал, насколько удачно, что он оказался здесь.
Он только что отправил по почте, через лондонское отделение Трансокеанских авиалиний, обещанное письмо Эдвардсу. Боже, благослови Эдвардса и везение…
Капитан Эдвардс в последнюю минуту перед запуском двигателей был занят предполетной проверкой и не видел что руководителя лондонского аэропорта T.O.A. доставили в самолет полицейские. Рейнер занял переднее место у окна, чтобы майор Парейра мог видеть его до тех пор, пока самолет не выедет со стоянки. Он все еще не мог поверить, что полицейские могут соображать насколько плохо, особенно здесь, на экваторе, где нужно жить вдвое медленнее, чем в других местах.
Они знали, что он работал в T.O.A. и имел определенную власть во всех аэропортах, куда летали самолеты компании. Они должны были знать – а может быть им это и не пришло в голову? – что трехчасовой утренний рейс Сан-Доминго–Лондон осуществлял самолет Т.О.А. Все время короткой поездки от казарм Каса-Роха до самой двери самолета он ожидал, что они увидят впереди красный свет. Но они его не увидели.
Когда самолет тронулся со стоянки, начался период ожидания. В ближайшие три минуты должно было решиться, действительно ли он пересечет ту границу на высоте в один сантиметр. Чтобы достигнуть начала взлетно-посадочной полосы № 9 самолету требуется примерно две минуты. По истечении первой минуты, он прошел по салону в пилотскую кабину, предъявив стюардессе служебное удостоверение. Экипаж был занят донельзя, но с этим ничего нельзя было поделать.
– Капитан Эдвардс…
– Привет, сэр! Не знал, что вы на борту.
Радиооператор все еще проверял связь с башней. Штурман готовил карту. Мимо окон проехала линия синих мигающих огней. Потом машина чуть приподнялась и вновь резко опустилась на шасси, схваченная гидравлическими тормозами. Реактивные турбины негромко скулили снаружи.
