— Мне его срочно нужно увидеть, может, вы знаете, где он живет?
— Нет, не знаю, — снова пожал плечами бородач, — не хотите ли книги посмотреть?
— Спасибо, в другой раз, — Вершинина развернулась и направилась к выходу.
— Давай в адресный стол, — сказала она Болдыреву, садясь в машину.
— Кого-то ищете? — спросил было Сергей, но увидев сосредоточенное лицо Валандры, замолчал.
Адресный стол располагался рядом с центральным стадионом. Поднявшись на несколько ступенек и открыв стальную дверь, выкрашенную голубой краской, Вершинина очутилась в тесном помещении, где стояло два стола и несколько стульев. Заполнив бланк, она отдала его девушке, сидящей в конторке за окошком.
— Ждите, — ответила та, отдавая ей сдачу.
Минут через двадцать томительного ожидания Валандра получила адрес Коркина.
Возвратившись в машину, она коротко бросила Болдыреву:
— Кутякова, семнадцать.
Кайзеровская «Волга» обогнула парк «Липки», к которому в поисках развлечений, в ожидании знакомств и приключений уже стягивалась гуляющая молодежь, и по одной из узких улочек устремилась к Московской.
Валандра равнодушно глядела на проносящиеся за окном здания, на жалкие, купированные из-за каких-то высших эстетических соображений кроны деревьев, на мелькающие лица прохожих.
В ее мозгу свербила одна и та же мысль: «Неужели убийца — Карпов? Неужели он? А ведь я с ним спала, о Господи!» Она пыталась отогнать от себя этот кошмар, но он преследовал ее точно идея фикс.
«А что же он в таком случае со мной не расправился? Но я-то не блондинка… Трауберг тоже не была блондинкой… Куда же он пропал? Планирует очередное дельце? Фу, ну и мерзость! Группа и резус крови на купюре те же, что и у Трауберг. Можно, конечно, было произвести более глубокий анализ, но к кому, кроме Зое Михайловны, я могу обратиться в подобной ситуации? И вообще, не слишком ли много совпадений?»
Болдырев остановил машину во дворе ничем не примечательной, протянувшейся на пол-улицы девятиэтажки.
Миновав кордон престарелых околоподъездных сплетниц, Вершинина поднялась на лифте на шестой этаж и, выйдя из кабины, остановилась перед фирменной металлической дверью, в правом верхнем углу которой красовался до боли знакомый значок «Кайзер». Она нажала кнопку звонка, напротив которой была прикреплена миниатюрная табличка с цифрой «сто двадцать шесть».
Вскоре до нее донесся звук отпираемой двери, который сменился торопливым шарканьем ног. «Слава Богу, дома кто-то есть», — подумала Валентина.
Повисла пауза. Вершинина поняла, что ее рассматривают в кайзеровский глазок. Наконец, дверь с сухим металлическим лязгом открылась, и Вершинина увидела на пороге миловидную седоволосую женщину, одетую в пестрый длинный халат. Одна рука женщины от запястья до локтя была закована в гипс.
— Добрый вечер, мне нужен Коркин Геннадий. Вы его мама? — догадалась Вершинина.
— Да, — любезным голосом ответила женщина, — его нет дома, он — в командировке. Может, что-то ему передать?
— Да нет, не надо. Мне хотелось бы поговорить с ним лично.
— Ничем не могу вам помочь, — хозяйка отвела в сторону здоровую руку, выражая этим жестом сожаление и досаду.
— Извините, не знаю, как к вам обращаться…
— Алевтина Павловна. Да вы проходите, чайку попьем, — предложила она с улыбкой. — Вам Геннадий-то зачем нужен? — осторожно полюбопытствовала Алевтина Павловна, видя, что Валандра пребывает в нерешительности.
— Да я приятеля его ищу, с которым он учился в университете, Карпова Виталия. Вы случайно его не знаете?
— Как же, как же… — Алевтина Павловна закивала.
— Вы давно его видели?
— Давно-о… Как университет закончили, так он больше не появлялся, — Алевтина Павловна поправила здоровой рукой выбившуюся из прически густую седую прядь, — да что же вы стоите? Проходите!
Она деликатно посторонилась, пропуская Валандру, которая явно ей приглянулась.
— Сейчас чайку попьем. Вас как зовут?
— Валентина Андреевна, можно просто Валентина, — Вершинина уже стояла у двери, ведущей непосредственно в квартиру Коркиных.
— Не стесняйтесь, — радушно пригласила Валандру Алевтина Павловна, — проходите.
Она толкнула дверь. Очутившись в небольшой опрятной прихожей, Вершинина быстрым привычным движением сняла туфли и на минуту замерла перед красивым овальным зеркалом в тяжелой бронзовой оправе со множеством прихотливых завитков.
«Старинное», — подумала она, поправляя волосы.
Она тронула тусклую бронзу.
— Какое у вас красивое зеркало, настоящее произведение искусства! — восхищенно сказала Валандра.
— Да-а, — со вздохом протянула Алевтина Павловна, умели в старину делать! Это мне от моего отца по наследству досталось, — с гордостью в голосе произнесла она, ласково поглаживая застывшие в бронзе вьющиеся виноградные лозы, гроздья и листики.
— У вас тоже жарко, — сочувственно покачала головой Валандра, решив, что не мешает расспросить Коркину на предмет отношений ее сына с Карповым. — Как же это вы управляетесь, с больной рукой-то?
— Да Гена обещал в воскресенье приехать, — в глазах Алевтины Павловны засияла нежность.
«Вот именно, — подумала Валандра, — не «появилась», не «возникла», не «промелькнула» или что-то в этом роде, а — «засияла»! Не забыть потом употребить в романе… Господи, о чем это я?» — как бы спохватилась она.
Валентина прошла в единственную комнату и устроилась на мягком диване с высокой удобной спинкой. Обстановка квартиры являла собой причудливую смесь «старого» и «нового»: от притулившегося в углу комода, от низкого, немного громоздкого, заставленного не посудой, а книгами серванта веяло ни мало — ни много серебряным веком, тогда как от роскошного дивана, кресел из одного гарнитура, от телевизора и магнитофона «Фунай», проигрывателя для лазерных компакт-дисков несло оголтелой современностью. Все свободное пространство стен между мебелью было поглощено черно-белыми и цветными снимками в профессионально изготовленных деревянных рамках.
— Он у меня заботливый! Нанял даже домработницу, приходящую, — уточнила Алевтина Павловна, — она недавно ушла. В магазин ходит, прибирает, стирает. Мы с ней подружились.
«Сдружиться с таким мягким и интеллигентным человеком, как вы, Алевтина Павловна, — не проблема!», — мысленно обращаясь к своей собеседнице, заметила Валандра.
— Вам повезло с сыном…
— Ой, и не говорите! — всплеснула она здоровой рукой, — лучшего и не пожелаешь! В больницу ко мне каждый день приходил. Не только покушать приносил, но и — цветы, представляете? Как любимой женщине! — гордо сказала она, в то же время смутившись и немного потупившись.
— А это вы? — Валандра показала на висевшую на противоположной стене черно-белую фотографию, на которой была запечатлена молодая пара: красивая женщина с благородными чертами лица и тяжелыми русыми косами, свернутыми на темени в аккуратные кольца, и темноволосый мужчина, чей прямой пристальный взгляд и плотно сжатые губы излучали волю и решимость.
Упрямая складка на лбу и резко выступающие скулы дополняли впечатление.
«Тяжелый в жизни, наверное, был человек!» — подумала Валандра, симпатии которой были на стороне русоволосой красавицы.
— Это мы с Колей, только поженились… — мечтательно пояснила Алевтина Павловна.
Валентине показалось, что глаза Коркиной слегка увлажнились.
«Надо же, какая чувствительная, нервы или возраст?»
— А это кто? Старинная фотография… — Валентина встала и подошла к серванту, над которым висел снимок, напоминающий скорее портрет.
Изображенный на фотографии бородатый мужчина в темном священническом облачении, с массивным простым крестом на груди чем-то был неуловимо похож на Геннадия. Так по крайней мере показалось Вершининой, а она была очень наблюдательной.
— Это мой отец — Павел Преображенский, — гордо сказала Алевтина Павловна, — погиб в годы репрессий.
— Надо же… — задумчиво процедила Валандра, вглядываясь в лицо Преображенского.
Свое благообразие и красоту Алевтина Павловна унаследовала от отца. Тот же правильный овал лица, высокий, благородного очерка лоб, тот же глубокий, вдумчивый и одновременно благожелательный взгляд.
— Гена очень гордится дедом, его подвижничеством и верностью христианскому идеалу любви к ближнему. Это фото для него все равно что икона.
— Я смотрю, Геннадий увлекается религиозной литературой? — Валандра перевела взгляд с «иконы» на полки серванта, где выстроилась целая батарея томов и брошюр, названия которых не оставляли никаких сомнений в их православном содержании.
— «Увлекается» — не то слово! — радостно воскликнула Алевтина Павловна, — он весь в этом! — она вытянула вперед здоровую руку и стремительно нарисовала в воздухе некое подобие эллипса, чьи очертания призваны были вместить в себя всю религиозную литературу, группировавшуюся на пыльных полках.
