– Таких, как Ковалёв, редко ищут. Военкоматам, и так дел хватает, – Пельшин опять вздохнул. – А вот тех, кто не служил…
Я понимающе кивнул.
– Мне сказали, что вместе с Ковалёвым служил ещё один ваш призывник. К несчастью, по нему совсем ничего нет. Даже фамилии…
Вместо ответа, Пельшин снова повернулся к компьютеру.
Через несколько минут, он удовлетворённо хмыкнул.
– Кажется, нашел, – сообщил майор и, на всякий случай, уточнил по карточке номер ковалёвской части. – Да, Евдохин Сергей Ильич, 1967 года рождения… Тот же батальон, только должность другая – пулемётчик.
– Этот Евдохин живет в Новограде? – оживился я, однако Пельшин меня не порадовал.
– Евдохин снят с учета ещё в девяносто третьем году, в связи с переездом в Тверь.
Через четверть часа майор проводил меня на улицу.
Когда я предложил ему деньги, он наотрез отказался.
– Мы оба выполняем свою работу! – сухо заметил Валерий Александрович и на эти слова мне нечего было возразить.
Наше краткое, но весьма результативное знакомство завершилось крепким рукопожатием.
Любопытно, но после общения с Пельшиным мне показалось, что, по крайней мере, в Новограде для российской армии ещё не всё потеряно.
В тот же день около полуночи я благополучно вернулся в Москву.
Утром в пятницу я встал около семи и, ополоснув лицо, побрёл на кухню делать свою обязательную двадцатиминутную разминку. Нельзя сказать, что я отношусь к тем любителям физзарядки, которые всякий раз делают её со счастливой улыбкой на лице, однако, невзирая на затраты времени и некоторое насилие над собой, внутренний голос настойчиво подсказывал мне, что занятие это стоящее и с годами себя непременно окупит.
По утрам я всегда занимаюсь гимнастикой на кухне, возможно потому, что чувствую себя там уютнее, или просто из-за того, что, делая упражнения, люблю слушать по радио ненавязчивые и рассудительные передачи русской службы Би-Би-Си. Кроме того, можно попутно приготовить себе завтрак.
Бибисейских новостей почему-то не было, и пришлось крутить настройку приёмника, чтобы найти «Радио Мелодия» в ультракоротком диапазоне. Когда из динамиков послышалась песенка «Самоцветов», я незамедлительно приступил к зарядке.
Покуда я активно размахивал своими гантелями, делал разнообразные повороты, вращения, наклонялся и приседал, в голове, примерно в том же довольно быстром спортивном ритме, плясали мысли, которые ещё вчера донимали меня в машине по дороге в Москву.
«Оказывается, Гнедин несколько лет назад мог заработать кучу деньжищ на новоградской пирамиде! – размышлял я, тщательно разминая поясницу круговыми вращениями корпуса. – Если это действительно так, то причина нелюбви к молодому талантливому банкиру со стороны особо догадливых жертв – очевидней, чем пятно краски на линолеуме у печки».
«Причем здесь нелюбовь к банкиру?! – бесцеремонно перебил я самого себя. – Ведь нас интересует лишь его жена, Елена Константиновна! С какой такой стати, она вдруг заинтересовалась бывшим женихом, о котором столько лет даже слышать не хотела?!».
«А мне почем знать! – резонно возразил я, глубоко прогибаясь с поднятой гантелей сначала в левую, а затем, в правую сторону. – Бережная говорила, что подруга романтична по натуре. Гнедина просто могла вспомнить о смывшемся женихе – вот и спросила. А раньше не интересовалась лишь потому, что давно не видела Ирину…».
«Они переписывались и перезванивались друг с другом, – не сдавался я, вспоминая услышанное от Ирины Анатольевны. – Если тебя что-то волнует, ты обязательно спросишь! А вдруг она всё ещё его любит?!!!».
«Может и любит, – спокойно согласился я и, оставив на минуту гантели, набрал воду в кастрюлю и поставил её затем на огонь. – Что с того?… У неё муж, дочка и положение в обществе, которому позавидует любая! Ты, к примеру, когда-нибудь ездил в Ниццу?».
«В Ниццу?! Эка невидаль, твоя Ницца! Синее море да пальмы в ряд можно увидеть и на Кавказе! – наклоны вперёд я никогда не любил, но наклоняться с прямыми коленями мне всё равно пришлось. – Ковалёв был снайпером в ДШБ, а после дембеля даже не распространялся, что был на боевых. Между прочим, десятки духов завалил!».
«Да ведь то было ещё при Союзе, зачем вспоминать прошлое?! – я опять прервал зарядку, чтобы бросить в закипевшую воду немного соли и высыпать вермишель из пакета. – Лена и Игорь любили друг друга, а осенью девяносто четвёртого хотели сыграть свадьбу».
Я стоял и смотрел на то, как кипит вермишель в кастрюле. Через минуту я снял её с огня, накрыл крышкой и затем положил сверху сложенное в несколько раз полотенце – пусть доходит. Вместо кастрюли, на огонь был водружен полный чайник.
После этого я вновь вернулся к упражнениям, зная, что через десять минут завтрак будет почти готов.
«Хотели свадьбу сыграть? – переспросил я, улегшись на пол вверх животом. – Ну и пусть хотели! А где гарантия, что за день до свадьбы не встретишь свою настоящую половинку, которую никогда и ни с кем не спутаешь?!».
«Лена была знакома с Ковалёвым три или четыре года! – возмутился я, вращая поднятыми над полом ступнями. – Что твой московский месяц против нескольких новоградских лет!».
«Да не скажи… В Москве иным день за месяц зачтётся – это, как попадёшь!».
Отжимания от пола я тоже не очень-то жаловал, но «двадцаточка» была обязательным номером программы и, после разминки ног, пришлось безропотно принимать упор лежа.
«Ещё неизвестно, что за братец у этого Ковалёва. Уж больно знакомая у него фамилия…», – подумал вдруг я о Вадике Каперском со старой фотографии рядом с Царь-колоколом.
«А Фенькин – сволочь! Да и Вита Александровна, видать, та ещё стерва, – воспоминания о самовлюблённых новоградских нуворишах даже при отжиманиях не доставили мне удовольствия. – Ну и друзья у Гнедина…».
«Думаешь, твой банкир лучше?», – этот вопрос я задал себе уже во время серии заключительных приседаний, но так и не ответил на него, потому что стал сосредоточенно подсчитывать их количество.
Сыр, масло, кетчуп, колбаса из холодильника, банка растворимого кофе и сахар из подвесного шкафчика – все эти действия были отточены годами и заняли у меня не больше пары минут.
Кусочек хлеба в тостер, сварившуюся вермишель из дуршлага – в тарелку. Вот и всё, завтрак готов!
Жуя привычную еду, я вполуха слушал негромкую музыку и спокойно размышлял над тем, что скажу сегодня Гнедину при встрече. Некоторые вещи казались сейчас самоочевидными, но, без согласия моего клиента, я всё равно ни за что бы не стал ими заниматься.
Я позвонил Александру Ивановичу около половины десятого и был несколько удивлён, услышав в трубке его сонный голос.
– В Цюрихе сейчас только просыпаются, – пояснил Гнедин и поинтересовался, как идут дела.
– Есть кое-что заслуживающее внимания, – уклончиво ответил я. – Хотя, сами понимаете, это не для телефона…
– Разумеется, – откликнулся Гнедин уже гораздо более бодрым голосом. – Думаю, мы сможем увидеться в ближайший понедельник. Я вам позвоню.
Мне совсем не хотелось терять ближайшие дни.
– Александр Иванович, я мог бы пока продолжить работу?
– Действуйте по своему усмотрению, – благословил меня Гнедин и, попрощавшись, отключил связь.
Прежде чем двигать в гости к Ковалёву, я заехал в контору. Во-первых, для того, чтобы повидаться с Максимычем, а, во-вторых, чтобы навести кое-какие справки.
Шеф встретил меня как родного, и в течение получаса мы с ним обменивались своими новостями.
– Так ты не собираешься в отпуск? – удивленно спросил Маркелов, когда услышал о продолжении истории с банкиром.
– Только не сейчас, – уклончиво откликнулся я. – Разве, через месячишко…
В ответ на это, Максимыч недоуменно покрутил головой и полез в карман за очередной сигаретой.
– Как знаешь… Честно говоря, я был готов заменить тебя в этом деле сразу по возвращении!
Я пообещал держать его в курсе событий и, заметив, что Маркелов задымил с удвоенной энергией, быстро вымелся из кабинета.
Комнатушка Кости Слепнева находилась в самом конце коридора рядом с кладовкой и женским туалетом, что вечно давало повод нашим шутникам поиздеваться над парнем. Костя обычно не обижался на эти насмешливые выпады и отшучивался тем, что у себя на отшибе он чувствует себя ничуть не хуже, чем Абрамович на Чукотке.
Хотя Слепнев числился в агентстве системным администратором, помимо повседневного надзора за нашим довольно-таки обширным компьютерным хозяйством, он также с успехом выполнял функции своеобразного консультанта-историографа.
Дело в том, что к своим сорока пяти, Костя успел не только в совершенстве постичь премудрости наладки и функционирования всевозможнейшей электронной техники, но также основательно изучил криминальную историю родной Москвы, по крайней мере, за последние полстолетия. Благодаря своим весьма и весьма впечатляющим познаниям в этой области, Слепнев мог практически без подготовки, рассказать вам, чем занималась в столице та или иная преступная группировка, где и как промышляли разные маньяки, а также, каким образом правоохранительным органам удалось выйти на след какой-нибудь малоизвестной банды.
