Он знал уйму интереснейших историй о возникновении и последующем развитии практически всех крупных организованных преступных группировок Москвы и Подмосковья, мог почти безошибочно назвать вам место и время солидных криминальных разборок, попутно сообщив о применявшемся при этом оружии и количестве жертв с обеих сторон. Кроме того, Слепнев на память знал сотни имён и кличек уголовных авторитетов, их послужной список и, наверно, без труда стал бы одним из самых ценных сотрудников музея криминальной истории, появись когда-нибудь таковой на карте нашего мегаполиса.
Сведения Костя черпал буквально отовсюду: из газетных публикаций, телевизионных программ, Интернета, ну и, конечно, из своих чуть ли не ежедневных бесед с сотрудниками уголовного розыска, в котором и сам успел поработать больше пятнадцати лет, до того, как пришёл в наше агентство.
Слепнев любил собирать информацию и умел с ней работать, добросовестно подбирая факты и фактики в свой обширнейший электронный архив с десятками, если не сотнями подробных досье.
Учитывая всё вышесказанное, нетрудно догадаться, почему Костя частенько бывал у наших ребят нарасхват, а его комнатушка рядом с кладовкой считалась едва ли не самым посещаемым местом в агентстве.
Слепнева я, как обычно, застал за работой, когда он в своём уютном компьютерно-кондиционированном логове колдовал с отвёрткой над каким-то развороченным электронным устройством, похожим на факс-аппарат.
Костя был невысок ростом и плотноват, словно большой плюшевый медвежонок. Его тёмные, местами поседевшие волосы на аккуратной голове, конечно, выдавали возраст, но вы обращали на это внимание лишь до того момента, как Слепнев начинал говорить. Негромкий, мягкий Костин голос с лёгкой, едва заметной хрипотцой, моментально заставлял вспомнить мультяшного Винни Пуха, и после этого вы уже смотрели на Костика, как на живое воплощение безобидного дружелюбия.
Мы обменялись приветствиями, и я выпросил у Слепнева несколько минут внимания.
– Тебе известно имя Вадика Каперского? – спросил я и вопросительно уставился на круглую щекастую Костину физиономию.
Услышав имя Каперского, Слепнев просиял, как если бы ему вдруг передали привет от далёкого, но горячо любимого родственника.
– Конечно, известно! – воскликнул он, без сожаления отрываясь от своих релешек и микросхем. – Вадик Каперский по кличке Пират…
Когда я показал Косте фотоснимок юного Каперского, Слепнев чуть не прослезился.
– Надо же, совсем пацан! Кто бы подумал, что со временем из него выйдет такой монстр.
Я попросил Костика коротко рассказать о Каперском, и тот охотно поделился со мной имеющейся информацией.
– Вадик – один из тех люберов, которые выдвинулись на первые роли в начале девяностых. До этого у него была неплохая спортивная карьера и, если не ошибаюсь, Каперский даже брал призовые места на первенстве Москвы по вольной борьбе, – вспоминал Слепнев своим приятным бархатистым голосом. – После того, как люберы разделились, Пират сколотил собственную команду и уже с ней развернулся на полную… Там было всё – рэкет, автокидки, похищения, ну и, разумеется, разбои с заказухой.
Говоря о разбойной деятельности и заказных убийствах, Костик ничуть не изменил свои бархатистые интонации и со стороны можно было подумать, что он сейчас рассказывает мне не о злодеяниях криминальной бригады Каперского, а об удачно проведенных вместе с семьей выходных где-нибудь в Кузьминках или Измайлово.
– В годы расцвета его банда контролировала в городе несколько игорных домов, кучу ресторанов, автосервис. Любимое место сборов – карьеры в районе железнодорожной станции Люберцы и казино «Парадиз». Пират, кстати, одним из первых начал наращивать своё влияние в легальном бизнесе…
Слепнев неожиданно умолк, словно пытаясь что-то вспомнить.
– Ну а дальше? – не выдержал я.
– Что дальше? – Костик многозначаще вздохнул. – Два года назад Пирата благополучно отправили на дно.
– В каком смысле? Утопили, что ли? – не понял я этой морской аллегории.
– Куда там, – ещё раз коротко вздохнул Костик. – Подорвался в собственном «Крузере» в Южном порту: какой-то добродетельный человек привязал верёвку к карданному валу джипа, а другой её конец закрепил на чеке противотанковой гранаты. Голову Пирата, говорят, нашли метрах в пятидесяти от стоянки.
Только теперь вспомнились громкие газетные публикации полутора-двухлетней давности, в которых расписывались подробности жуткого покушения на криминального авторитета. Там я наверняка и углядел впервые фамилию Каперского.
Мне не хотелось лить слёзы по безвременно удалившемуся на тот свет бандиту.
– Его бригада развалилась? – спросил я, глядя на фото зелёного безгрешного Пирата.
Костик неопределённо пожал плечами.
– Кто его знает. Скорее всего, людей разобрали по другим командам – люберы пацанами не разбрасываются.
Настало время уточнить и другие вопросы.
– Тебе знаком Игорь Ковалёв, троюродный брат Каперского? – осведомился я.
Костик опять взял у меня из рук пожелтевший снимок и внимательно посмотрел на совсем ещё молоденького Игоря. Потом я протянул ему другую фотографию, которую удалось на время выпросить у Ирины Анатольевны, и на которой Ковалёв уже выглядел совсем взрослым мужчиной.
– Снайпер, – коротко пояснил я и, на всякий случай, добавил. – Год с лишним боевого опыта в Афгане.
– О нем ничего не слыхал, – признался Костик, возвращая фотоснимки. – Возможно, Пират использовал его для особо деликатных заданий – такие люди всюду на вес золота.
Я молча кивнул.
Перед тем как уйти, я попросил Костю помочь мне отыскать кого-нибудь из близких родственников Каперского, и тот пообещал навести справки.
В этот день на московских улицах была обычная напряженка, и до Днепропетровской улицы я добрался только к четверти первого.
Ещё минут через десять я стоял на площадке пятого этажа стандартного многоподъездного дома перед семнадцатой квартирой, соседней с той, в которой, по сведениям Иващенко, как раз и должен был проживать Игорь Ковалёв. Я намеренно не стал звонить в ковалёвскую дверь без предварительной разведки.
Дверь семнадцатой квартиры открыл худой высокий паренёк в очках и чёрной футболке-балахоне, из-под которой едва виднелись тёмные шорты.
На просьбу позвать Игоря Ковалёва, паренёк басовито ответил, что таковой здесь никогда не жил. Он также выразил сомнение, что означенная особа когда-либо вообще обитала на их этаже.
– Наши соседи не сдают жильё и живут здесь с самого заселения дома, – авторитетно заявил парнишка, после того, как я предположил, что Ковалёв вполне мог быть квартирантом.
– А когда заселили ваш дом? – не преминул спросить я.
– В девяносто втором году, – ответил басовитый паренёк и, равнодушно выслушав мои извинения, закрыл дверь.
Выждав несколько минут, я позвонил в восемнадцатую квартиру.
На сей раз, моей собеседницей оказалась приятная фигуристая девица с полуголым малышом в руках. Девица была одета в короткий нежно лиловый пеньюар и, как мне показалось, лишь минуту назад закончила кормить грудью своего пупсика.
Что касается малыша, то, в продолжение всего последующего разговора, сперва с его мамашей, а затем и с подошедшей бабушкой, он вёл себя исключительно тихо и лишь настойчиво пытался стащить с себя поднадоевший подгузник.
Как и следовало ожидать, Игоря Ковалёва здесь тоже не видели ни семь, ни восемь, ни даже десять лет назад.
– Можно уточнить ещё один вопрос? – спросил я, когда девица в пеньюаре уже собиралась закрыть двери.
– Пожалуйста.
– Кроме меня, кто-нибудь спрашивал у вас про этого Ковалёва?
Судя по всему, эта задачка моментально загнала её в тупик. После нескольких секунд раздумий, она с сомнением покачала головой.
– Пожалуй, нет…
Я только хотел раскрыть рот, чтобы извиниться за беспокойство, когда барышня с младенцем громко позвала свою мать.
Буквально через пару секунд после этого за спиной молодой мамаши, будто чёртик из табакерки, появилась невысокая плотная женщина с умным живым лицом, слегка испачканным мукой. Она была в большом клеёнчатом фартуке салатного цвета, и держала в руках кухонное полотенце.
Девица пересказала матери суть моего вопроса и выжидательно умолкла.
Женщина в фартуке раздумывала меньше минуты.
– Насчет него интересовались в апреле прошлого года. По-моему, родственник… Тот человек тоже считал, что Ковалёв живет в нашей квартире, – довольно уверенно заявила она, и тут же пояснила дочери. – Тебя, как раз, только отвезли на сохранение!
– Можете сказать, как выглядел этот родственник? – с надеждой в голосе спросил я.
– Старик, как старик – лет за шестьдесят, может, больше.
