– А я никак не пойму, почему у меня в горле першит, так значит это газ, – сказал Кирилл, осматривая ухо Альбины. – Надо сказать, что тебе повезло, если бы ты попала в висок или в глаз, то твоя оплошность тебе дорого бы стоила. А ушко твое до свадьбы заживет, даже раньше.
Альбина почувствовала себя провинившейся девочкой и опустила глаза, Кирилл поцеловал ее…
Альбина не сразу, но все же отстранилась.
– Будешь страховаться? – улыбаясь спросила она.
– Не хотелось бы, но видать, что другого применения этим бумажкам нет, – медленно проговорил он. – Знаешь, а я ведь почувствовал, что та девушка из рекламного агентства обладает какими-то способностями! Значит, она меня все-таки гипнотизировала. Представляю, что я ей мог наговорить!
– По-моему, ничего особенного. Ольга просто убедилась, что не ты на меня наслал тех слепней.
Альбина и Кирилл ворковали, как два голубка. Со стороны можно было подумать, что между ними не было никакого раздора.
Я смотрела на совершенно растерявшуюся Лизу Савельеву и думала, что вряд ли Сережа отвечает ей взаимностью, на мой взгляд, они были такими разными людьми. Интуиция подсказывала мне, что его чувства к этой особе могут носить диаметрально противоположный характер. А значит мне предстояли дополнительные сложности.
Лиза наконец-то решилась и открыла дверь. Представляю, как смешно она выглядела, вскинув русую голову на длинной худой шее кверху и приложив руку к сердцу. Мне даже со спины ее поза казалась чересчур театральной.
В дверях стоял бомж Анатолий. Бедная Лиза поникла, как полевой цветочек при заходе солнца, а Анатолий, увидев меня через ее плечо, хрипло спросил:
– Ольга, ты скоро?
– Все зависит от нее, – сказала я, указав на Савельеву.
– А Сережа там, внизу? – поинтересовалась Лиза ангельским голосочком.
Меня тошнило от ее манеры разговаривать, строя из себя саму невинность. Совсем недавно она пыталась убить человека, отказывалась помочь мне, а теперь… Впрочем, я еще не знала, что будет теперь, какую роль может сыграть встреча Сережи и Лизы. Я знала только одно, что Лиза Савельева – непредсказуема.
– Сережа, хм, – прокряхтел Анатолий. – Он в машине. Он нервничает. Бензин на исходе.
– Что же эта ящерица Побережнова бензина пожалела? – ехидно сказала Савельева, оглядываясь на меня.
Ее глаза сверкнули зелеными огоньками, как у кошки.
– Мы пол-Москвы проездили в поисках Тамары, но нашли пока тебя. Ну что, поведешь нас к ней или нет?
– Да, да, только сейчас переоденусь, – заворковала Лиза.
Я могла бы держать пари, что Лиза вырядится в свое лучшее платье, что она обязательно спуститься вниз, сомнений тоже не было, и я вышла из квартиры. Мы вышли с Анатолием на улицу и сели вдвоем на заднее сиденье.
– До заправки доехать хватит? – спросила я.
– Должно, – ответил Сережа.
– На, держи сотку, раз уж я обещала. Но как хочешь меняй ее или заправляй на свои, но я больше не дам, – сказала я, удивляясь, тому что во мне стали копиться негативные чувства и эмоции.
Утром я спокойно пообещала Сереже сто баксов, теперь я отдавала ему их так, словно отрывала от сердца. Мне было их просто-напросто жалко.
Я вышла из Центра парапсихологии «Белая Лилия» одухотворенной, с чистым сердцем, с благими помыслами, но после общения с Лизой Савельевой мне хотелось «брызгать желчью» во все и всех. Даже Анатолий, к которому я относилась до сих пор с большой терпимостью, теперь начинал вызывать у меня отвращение. Я хотела уже пересесть вперед, но было поздно!
Из подъезда выплыла Лиза Савельева. Она была одета в легкое воздушное платье нежно-салатового цвета с множеством рюшек. На ее голове была соломенная шляпка с букетиком шелковых цветов, в одной руке она держала длинный белый зонт-трость, а в другой маленькую сумочку…
– Привет, – кокетливо сказала она, наклонившись к окну, почти к Сережиному лицу. – Ты знаешь, что вы меня ждете?
Я увидела в зеркало заднего вида его лицо, на нем была такая кислая мина, что я тоже почувствовала вкус лимона. «Вырядилась, – подумала я. – Прямо-таки первый бал Наташи Ростовой! Я ей про бомжа говорила, а она шелка в рюшках напялила!»
Лиза уселась на переднее кресло, долго расправляла платье, чтобы не измять его, а потом сказала:
– Нам далеко ехать, в Медведково…
Я невзначай взглянула н Анатолия и увидела, что он, буквально, очарован этой дурочкой. Как он смотрел на нее! Наверно, он чувствовал себя сейчас тем преуспевающим коммерсантом, каким был несколько лет назад…
– Хорошо выглядишь, – сказал Сережа. – Ты так неожиданно уволилась… Где ты сейчас?
– Ах, – проговорила она. – Это долгая история. А вот ты совсем не изменился…
Комок «желчи» подступил к моему горлу, я с трудом сдерживала себя, чтобы не сказать какую-нибудь гадость в ее адрес и даже, о господи, не схватить за волосы! Меня раздражало все: погода несколько раз меняющаяся за сегодняшний день; бесконечный караван машин впереди, сзади, то слева, то справа от нас; а главное, компания, в которой я оказалась по воле судьбы.
Мне захотелось выйти отсюда, из этого чужого «Мерседеса», просто открыть дверцу и выйти. Какой-то маленький чертик в моей голове, так и шептал мне: «Выходи, выходи…» Я старалась не слушать его, но тогда начинала явственно чувствовать, как слепни пожирают мое тело. Никто не мог мне помочь!
Я слышала как Лиза Савельева рассказывала своим притворным голосом какие-то байки, а Сережа и Анатолий смеялись. Им всем троим, даже Анатолию, которого я, буквально, подобрала на улице, не было до меня никакого дела!
– Выходи, ты здесь лишняя, – сказал чертик.
– Да, да, вот именно, лишняя, – ответила я ему. – Выхожу, уже выхожу…
Положив вспотевшую руку на рычажок и нажав, дверь автомобиля открылась, я выпала…
«Какое противное облако! – успела подумать я. – Оно закрыло от меня последний луч солнца. Все, все были против меня…»
Тамара Георгиевна весь день не вставала с постели. После заметного улучшения здоровья, она сегодня вдруг почувствовала себя хуже. она ждала Лизу, ждала уже который день, но девушка не приходила. Тамара всячески успокаивала себя, придумывала различные объяснения, отгоняя дурное предчувствие.
Лиза Савельева была для нее как дочь, и Тамара Георгиевна боялась уйти из жизни, не будучи уверенной, что девушка готова к самостоятельной жизни. Да, у Лизы были кровные родители, но они не верили в ее неординарные способностии, понятия не имели о ее высшем предназначении и поэтому не могли ей ничем помочь.
А Тамара могла, но не успевала… Только теперь она поняла какую ошибку совершила сама, и от чего надо предостеречь Лизу. Но Лиза пропала… Тамара плакала своими слепыми глазами и надеялась на чудо…
Временами она засыпала и видела сны, в них были такие краски, которые она никогда не лицезрела на яву. Даже во время сеансов ясновидения не было таких оттенков! Из этих цветов складывался калейдоскоп ее жизни, и Тамара расшифровывала его. Других экстрасенсорных способностей у нее не осталось.
«Но и это было много, – считала Тамара Георгиевна. – Разве мало, если посредством этих картинок я получила ответы на те вопросы, которые казались неразрешимыми. Только вот изменить ничего я не в силах. Если бы со мной была Лиза!»
Они были нужны друг другу: еще совсем не старая женщина, но слепая и с трудом передвигающаяся по дому, и двадцатилетняя девушка, полная жизненной энергии, но совсем не знающая, куда ее потратить, а потому способная совершить страшное.
Тамара Георгиевна хорошо знала на своем личном примере, что экстрасенсорными способностями нужно распоряжаться очень осторожно. Однажды она создала себе двух маленьких помощников – энергетических слепней. Они нужны были ей для защиты от неблагодарных пациентов. Но эти энергетические мухи стали успешно размножаться, и Тамара находила им новую и новую работу. Она рассуждала просто: «Если мне это дано, то почему бы и нет! Я смогу с помощью энергетических слепней вылечить людей от такого порока, как жадность!»
Тамара допускала, что в ее работе будет небольшой процент «брака», то есть могут пострадать люди, которые в глубине души не жадные, но волею обстоятельств, вынужденные проявить это порочное чувство.
Тамара сосредоточила свою биоэнергетическую деятельность только на одном направлении – стала заниматься бизнесменами, удачливыми и не очень. Она считала, что это как раз тот слой населения, который наиболее подвержен скупости, скряжничеству, финансовой нечистоплотности, то есть любым проявлениям жадности.
Редко в пациентах, обращающихся к ней, она не видела этого порока. Были единичные случаи, они ее радовали и заставляли верить, что достичь идеала возможно. Но большинство из тех, кто к ней обращался, были жадны и даже не догадывались об этом.
