Журналист собственноручно поднес другу стакан водки с растворенной в нем ампулой. "Лекарство" подействовало, и через несколько минут можно было диагностировать тихую и почти безболезненную смерть Гвоздюка от острой сердечной недостаточности.
А вскоре пришло известие, что полковник Асхабов решил все же играть честно. Те, кому положено, получили валюту и оставили в условленном месте "мазду" с Самошиным и тело покойного Гвоздюка.
После этого участникам "похищения" и расправы над близким родственником знаменитого Шамиля надо было срочно сматываться за кордон, в Россию. Но перевалы и горные тропы перекрыли усиленные наряды республиканской гвардии, поэтому пришлось выжидать момент.
Наконец, поступили сведения о том, что специально созданная Асхабовым оперативно-поисковая группа вернулась в крепость. И что сам Шамиль, её командир, сопровождает московского курьера.
Банда тронулась в путь, на границу. Но на территории, которую контролировал уже известный Виноградову "полевой командир"-орденоносец, колонну разгромили...
- Остальное ты знаешь, - сплюнул под ноги Шамиль.
- Не все. Допустим... Допустим, это правда. А когда они должны были отдать "долю" Самошину?
- Шутишь! Зачем ему деньги? Никто и не собирался.
Владимир Александрович хмыкнул:
- С кем поведешься... Верю! А что это за деньги в пакете?
- Пятьдесят тысяч долларов.
- Я разве спрашивал - сколько?
Шамиль поправил очки:
- Они отдали половину, чтобы без обид. Половину оставили себе, чтобы по-честному...
- Кто? - Не сразу понял Виноградов.
- Ну, те, кто перебил бандитов и отнял у них наш выкуп.
- Ага, - Кажется, майор постепенно начал улавливать сложную, основанную на тысячелетиях грабежей и разбоев логику и этику взаимоотношений между вооруженными группировками горной республики. Значит, сотня вам, сотня им за работу. Верно?
- Верно, - кивнул с облегчением Шамиль. - И из нашей половины я им ещё половину заплатил. За "кровника".
- За какого?
- За этого, - Шамиль показал на труп под ногами. - Такой обычай... Если сам не успел, можно своего "кровника" у других людей выкупить. Понимаешь?
Майор догадался, что лежащий сейчас на камнях человек являлся или главарем банды "похитителей", или одним из тех, кто пытал и убил брата его собеседника:
- Поздравляю. Но... не дороговато ли получилось?
- Честь дороже! - Почти без акцента ответил Шамиль.
Спорить было глупо. В таких вопросах порядочные люди денег не считают - тем более, если они не свои.
- Все. Поехали.
- Подожди, - Виноградов снова присел рядом с трупом.
- Поехали!
- Сейчас, - руки Владимира Александровича начали торопливо обшаривать карманы лежащего. - Сейчас...
- Чего ищешь? Бумажку?
Майор поднял глаза и увидел листок, переправленный когда-то от него "заложникам"-журналистам:
- Отдай.
Шамиль сунул записку обратно за пазуху:
- Нет. Она мне ещё понадобится.
- Тебе? - Пожал плечами, вставая, Владимир Александрович. - Думаешь, таким компроматом можно меня шантажировать?
- Шантажировать? - Удивился собеседник.
- Записке этой всегда найдется тысяча обьяснений.
Но Шамиль уже сообразил, о чем идет речь, и покачал отрицательно бородой:
- Не волнуйся, майор! Просто я хочу показать её тому парню. Еще разок, последний... Понял?
Виноградов посмотрел в лицо собеседнику - туда, где за темными стеклами очков прятался единственный глаз:
- Чего же непонятного... А потом?
- Потом я её разорву. Или пришлю тебе на память, хочешь?
- Куда?
- Домой! - Видимо, такая озорная мысль Шамилю понравилась. - Точно домой прямо, слушай!
Владимир Александрович поморщился - спрашивать, откуда местной контрразведке известен его адрес было наивно и глупо.
- Поехали теперь?
- Поехали. Итак опаздываем, скоро темнеть начнет.
* * *
Следующий вечер застал Виноградова в гостиничном номере, рядом с военным аэропортом.
- Замотался? Смотрю, засыпаешь...
- Есть немного. - Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блок-посту и ещё несколько десятков километров по своей территории. - - Ладно. Наливай по последней.
- А больше и нет!
В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого "прапорщика внутренних войск", который встречал и провожал Владимира Александровича у границы.
Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами... Чувствовалось, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.
- Давай, Женя! - Поднял стакан Виноградов.
- Будь здоров.
Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.
- Хорошая штука... - Человек, которого Владимир Александрович назвал Женей, в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. - Уважаю! Давай меняться?
- Подарок... - Майору вспомнилось прощание с Шамилем - на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим республику "в составе России" от самой России.
- Понимаю, - кивнул Женя. - Святое дело.
Но Виноградов уже махнул рукой:
- Забирай! Все равно ведь пришлось бы сдавать.
- Саныч... Спасибо! Сочтемся.
- Ладно, брось. Ерунда.
- Нет, Саныч, - собеседник сгреб со скатерти пистолет. - Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу... Такую! Не пожалеешь, честное слово.
- Брось, а? - Взгляд Владимира Александровича упал на остатки прозрачной влаги в стакане:
- Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?
- Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза... Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.
- И что теперь?
- А ничего. Наверху решили шума не поднимать, все работаем по официальной версии.
- Во, бля... политики!
- Не то слово, - согласился Женя.
- Кстати, а здесь московскую программу показывают? - Виноградов сначала посмотрел на циферблат "ориента", потом на убогий гостиничный телевизор.
- Конечно. В общем-то, только её ретранслируют...
Владимир Александрович потянулся и с трудом достал кнопку.
- В сеть надо воткнуть, - напомнил собеседник.
- Точно!
Они ещё продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:
"...ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации."
Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали Ельцина, читающего речь:
"В это непростое для страны время..."
Зрителям дали возможность немного полюбоваться на Президента и выслушать из его уст пару общих тягучих фраз.
А потом снова пошел закадровый комментарий:
"Борис Ельцин вручил ряду журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга..."
- Вон, гляди! - Впился глазами в экран Владимир Александрович.
- Вижу... Вылез, сволочь.
Алексей Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей российской телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.
"Медаль ордена "За заслуги перед Отечеством", которой посмертно награжден оператор Виктор Гвоздюк, получает его мать..."
Старушка вышла вперед и заплакала.
- Сейчас нашего покажут.
Точно. Камера с чувством запечатлела трогательное рукопожатие Бориса Николаевича и улыбающегося счастливца:
"За выдержку и стойкость, которые помогли достойно вынести тяготы и ужасы бандитского беспредела, тележурналисту Алексею Самошину вручаются именные золотые часы от Президента Российской Федерации!"
Крупно: коробочка, белый атлас, циферблат и пластинки браслета. Комментатор чуть не захлебнулся от восторга, но на экране уже показывали следующего героя...
- "Ролекс", наверное. Или "Омега".
Голос сидящего напротив здоровяка вывел Владимира Александровича из оцепенения:
- Что? Прости, не расслышал.
- Думаю, дорогая вещь эти часики.
- Дорогая... Выпить нету больше?
- Сейчас принесу, - подполковник по имени Женя уже поднимал свое крупное, тренированное тело из-за стола.
- Ладно, сиди. Не стоит, - вздохнул Виноградов...
ЭПИЛОГ
Машина плавно сбавила ход и прижалась к поребрику.
- Выходим?
- Да, здесь. - Молодой человек в светлом, почти до пят, плаще оказался на тротуаре раньше Самошина и даже успел помочь журналисту открыть дверь:
- Прошу!
- Спасибо, - "девятка" с неприметным номером сразу исчезла в направлении Артиллерийского музея, и мужчины остались вдвоем на набережной:
- Место красивое. Одно из моих любимых в городе...
