— А как Водорьяпов к директрисе Дома культуры относился?
— В то время, когда у меня квартировал, никак. Вроде бы косил на Изольду глаз, но не ухаживал за ней. Это они снюхались после смещения Манаева.
— В селе что-нибудь говорят об убийстве Водорьяпова? — снова задал вопрос Антон.
— В первые дни ничего не говорили. Теперь несут всякую околесицу.
— Что, например?..
— Сошлись вроде бы на том, будто городские таксисты прибили Леню за старые грехи.
— От кого вы слышали?
— От мужиков, с которыми могилу копал. Им же вроде Иван Данилыч Манаев такую байку рассказывал.
— Сами не верите в такое?
Старик пожал плечами:
— Тут хоть верь, хоть не верь. Три года с лишком Водорьяпов жил в Караульном, не тужил. Стоило за арендный подряд взяться — на тебе, Леня, подарок ко дню рождения…
Колхозная контора постепенно стала заполняться служащими. Захлопали двери кабинетов, в коридоре послышались голоса. Видимо, закончилась утренняя планерка.
Лимакин задал Слабухе еще несколько уточняющих вопросов и протянул ему листки протокола. Слабуха дрожащей рукой накорябал под показаниями подпись и сразу заторопился к председателю.
Антон Бирюков отправил участкового Ягодина за Манаевым. Попутно попросил его узнать в бухгалтерии, не появилась ли на работе Анна Ивановна Клепикова. Вышедший из кабинета Ягодин буквально через минуту вернулся и отдал Бирюкову небольшой листок.
— Анна Ивановна спозаранку приходила домой к секретарше Люде, — сказал участковый, — и оставила у нее записку для председателя…
На половинке листа машинописной бумаги канцелярским почерком было написано:
«Сергей Игнатьевич, я срочно уезжаю, чтобы отвезти Георгия Макаровича в областную больницу. У него совсем плохо стало с головой. Оформите мне на два дня отпуск без содержания. Вчера много раз пыталась к вам зайти для личного разговора, но вы были заняты со следователями».
Бирюков молча передал записку Лимакину и повернулся к участковому:
— Не мешкая сходи за Манаевым, пока Иван Данилович тоже куда-нибудь не уехал.
Не успел участковый закрыть за собой дверь, в нее тут же заглянул возбужденный Сергей:
— Кабинет свободен, можете занимать. Скоро вернусь!
— Куда торопишься? — спросил Антон.
Сергей хлопнул ладонью по карману джинсов с торчащей оттуда газетой:
— Районная пресса подает тревожный сигнал. Надо срочно разобраться с доярками…
Иван Данилович Манаев с тяжелым вздохом опустился на предложенный стул и сокрушенно сказал:
— Вот, шут побери, заварилась у нас каша. Не успели одного зарыть — другой гроб строгать надо.
— Да, подобранные вами кадры оказались с сомнительным прошлым, — проговорил Бирюков.
Манаев моргнул заплывшими глазками:
— Пока я возглавлял колхоз, они работали добросовестно. Не пойму, какая вожжа им под хвост попала. Видать, к новым условиям не приспособились…
Антон заговорил об Аксеновой. Иван Данилович без утайки рассказал, что накануне дня похорон Водорьяпова поздно вечером она приходила к нему, чтобы поговорить о Леониде Николаевиче. За ужином попросила чего-нибудь выпить. Манаев достал бутылку водки, привезенную днем из райцентра, и вдвоем незаметно «уговорили» ее.
Изольда сказала, что кто-то из старых врагов свел с Леонидом Николаевичем счеты. Потом она призналась, что сама во многом виновата. Мол, проболталась подругам в новосибирском ресторане о своем нынешнем адресе. А подруги дали адрес бывшему мужу, который недавно привез ей повестку в суд для расторжения брака. Вот муженек по злобе, наверно, передал адрес врагам Леонида Николаевича.
— «Враги» из таксистов? — спросил Бирюков.
— Изольда конкретно ничего не говорила. Про таксиста мне Анна Ивановна Клепикова рассказала, как ехала с черным усатиком от агропрома на вокзал. Из таких двух рассказов я и сделал вывод относительно таксистов, — быстро ответил Манаев и, встретившись со взглядом Антона, смутился: — Не верите в мое предположение?
— Может, и поверил бы, Иван Данилович, да убили-то Водорьяпова… из немецкой винтовки.
— Разве не из револьвера?
— Нет. Что любопытно, самодельная свинцовая пуля отлита из охотничьей дроби… — сказал Антон и опять умышленно сделал паузу.
Манаев всплеснул пухлыми руками:
— Гляди, как хитро замаскировались, разбойники! Где это они выкопали иностранную винтовку?
— Не у вас?.. — в упор спросил Бирюков.
И без того узкие глаза Манаева совсем стали щелками, словно он хотел зажмуриться от внезапно охватившего его страха:
— Вы чего такое говорите?! Я никогда не имел запрещенного оружия. Можете проверить… Скрывать не стану, есть у меня разрешение милиции на владение двуствольным дробовиком, с которым охотился много лет подряд. К слову сказать, как с председательством неприятности начались, всю охоту забросил. Зачем мне в придачу к хорошему ружью поганая винтовка?
— И винтовочных немецких гильз у вас не было?
— Нет, нет! Никогда не было.
— А вот Слабуха нам рассказывал, как по вашей просьбе растачивал на токарном станке у гильз для немецкой винтовки капсюльное отверстие.
— Ничего не знаю! — решительно отказался Манаев. — Это чекист небылицу наплел на меня. Ей-богу, наплел!
— Зря, Иван Данилович, все категорически отрицаете. Это было в январе шестьдесят первого года. В благодарность за выполненную работу вы со Слабухой распили в мастерской бутылку водки, купленную за два рубля двенадцать копеек новыми деньгами. И еще пошутили, будто водка подешевела…
— Вот память у Тимофея! — смущенно воскликнул Манаев. — Надо же так крепко запомнить, а?.. У меня совсем тот случай из головы вылетел.
— Что это за гильзы были? — спросил Антон.
— Кто их знает… припоминаю, вроде Вениамин Юрьевич Шурыгин из областного управления сельского хозяйства просил меня довести до ума несколько патронов, в которые наши охотничьи капсюли не входили.
— Форму для отливки пули тоже он просил выточить?
— Ясно дело! Коли товарищ Шурыгин патроны приспосабливал, так и пули ему нужны были.
Бирюков повернулся к молчаливо сидящему Голубеву:
— В каком году Вениамин Юрьевич стал работать в областном управлении?
— Минуточку… — Голубев торопливо вытащил из кармана записную книжку. — Шурыгин появился в облсельхозуправлении с июня семьдесят второго года. До этого был директором совхоза в Томской области.
— Неувязка получается, Иван Данилович…
— Вот, шут побери, кто же об этом меня просил?.. Кто-то из новосибирцев или из райцентра… Нет, не могу вспомнить.
— Если не вспомните, придется вам самому отвечать, — сухо сказал Антон.
— А как докажете? Я возьму и напрочь откажусь…
Бирюков посмотрел в настороженно прищуренные глаза Манаева:
— Иван Данилович, вы не ребенок и прекрасно понимаете, что убийство человека — не пустяк, который можно списать на хозяйственные убытки. Следствие продлится до тех пор, пока не выяснится истина.
— Хотите записать меня в убийцы?
— Записывать еще рано, но подумайте сами: если у вас были немецкие гильзы, значит, была и винтовка. Или не так?..
Манаев опустил голову. Словно астматик, тяжело задышал.
— Так, товарищ прокурор, так… — с трудом проговорил он. — Была у меня винтовочка, да… сплыла.
— Давайте по порядку. Где ее раздобыли?
Кое-как отдышавшись, Иван Данилович стал рассказывать. Родился он в селе Караульном. В сорок первом году, когда началась Отечественная война, закончил второй класс сельской школы. В райцентре проживал его двоюродный брат-одногодка. Каждое лето Гаврик, так звали брата, приезжал в Караульное, где в военную годину жилось трудновато, но картошки хватало вдоволь.
Году в сорок пятом или сорок шестом Гаврик прикатил в Караульное на велосипеде. Привез в мешке немецкую винтовку и две солдатские каски, доверху набитые патронами. Нашел он все это в железнодорожном вагоне с трофеями. Винтовка оказалась отличной. Манаев со ста метров запросто сбивал из нее глухаря первым же выстрелом. Зимой планировали добывать лосей, но в азарте расстреляли за месяц все патроны. Остались пустые гильзы. Хотели зарядить их охотничьим порохом с самодельными пулями, да капсюли наши не подошли. Спрятали винтовку под крышей сеновала и забыли про нее.
После семилетки Манаев закончил курсы ветеринарных фельдшеров и стал трудиться в родном колхозе. Был молодой, энергичный, спиртным не увлекался. В середине пятидесятых годов, когда в сельском хозяйстве начались реформы, двадцатипятилетнего ветеринара по рекомендации районных властей единогласно избрали председателем колхоза. Дипломов о высшем образовании тогда не требовалось. Главное внимание обращали на то, умеет ли человек руководить.
