Еще один снимок. Чик.
Генри Чисмен стоял в проулке, выходящем на улицу напротив горящего дома. Искры медленно возносились в небо.
Крайне важно зафиксировать это событие. Трагедия мгновенна и скоропреходяща. А горе нет. Горе неизбывно. Чик. Новый снимок.
Фотография: женщина-полицейский, по лицу ручейками струится кровь.
Фотография: блики огня на хромированных частях пожарных машин.
Когда Чисмен добрался до дома-укрытия, пожар уже начался и агенты с полицейскими вываливались наружу. Ему оставалось только снимать. Чик, чик, чик… Сколько он ни снимал, ему все было мало. Его обуревало желание зафиксировать горе во всех подробностях.
Посмотрев вдоль улицы, он заметил того, кто назвал себя Джефферсоном. Мужчина что-то опустил на капот автомобиля и наклонился прочитать. Журнал? Нет, предмет блестел, как кусок стекла. Мужчина стянул с себя кожаную куртку и бережно, затаив дыхание, обернул в нее стекло – так отец мог бы укутать младенца, чтобы вынести в холодную ночь.
За вычетом Тоуба Геллера, который находился в больнице, вся группа собралась в штаб-квартире ФБР. Маргарет Лукас говорила по телефону. Паркер посмотрел на нее, она ответила загадочным взглядом, который заставил его припомнить слова Кейджа, сказанные в машине на обратном пути.
– Что думаешь о Лукас? – спросил агент.
– Что думаю? Хороший профессионал. Добьется успехов.
– Я не о том. Что ты думаешь о ней как о женщине?
– Ты что, хочешь меня с ней свести?
– Конечно, нет. Я только хочу, чтобы у Маргарет было больше друзей. Она не замужем, парня у нее тоже нет. Не знаю, заметил ты или нет, но она красивая. Как, по-твоему?
Паркера она, разумеется, привлекала – и не одним внешним видом. Но Кейджу он ответил:
– Она ждет не дождется конца этого дела, чтобы больше меня не видеть.
– Ты так считаешь? – спросил агент.
– Я наступаю ей на мозоль, а ей это не по вкусу. Ну, так у меня для нее новость – буду и впредь наступать, если решу, что так надо.
– Послушай, она сама могла так сказать. Вы двое – пара…
– Кейдж, уймись. Почему ты считаешь, что это не ее, а мое дело?
Подумав, агент ответил:
– Может, она тебе завидует.
– Завидует? Мне? Как это?
– Не мне объяснять. Подойди к этому как к одной из своих головоломок. Либо догадаешься сам, либо ответ даст она. Ей решать. Но я не стану тебе подсказывать.
Теперь Лукас небрежно писала и просматривала свои заметки, а Паркер за ней наблюдал. Метод Палмера. Почерк четкий и экономный. Без глупостей.
Паркер положил осколки на смотровой стол, взял бутылочку раствора нашатыря и принялся протирать сберегающие бумажный пепел стекла.
Лукас захлопнула крышку своего сотового:
– Укрытие полностью уничтожено. На пожарище работают эксперты, но там ничего не осталось. От компьютера с дисками ни крупинки.
– А что с домом, откуда стрелял Копатель? – спросил Кейдж.
– Чистяк. На этот раз нашли гильзы, но он был…
– В перчатках, – вздохнул Паркер.
– Никаких следов.
Паркер кончил протирать стекла и занялся документами. Он изучил то, что осталось от обеих страниц. К его глубокому огорчению, превратившиеся в пепел страницы сильно осыпались. Однако на более крупных фрагментах пепла еще можно было кое-что прочитать. Для этого их следовало поместить под инфракрасное освещение.
Паркер осторожно положил листки под инфракрасный излучатель. Взяв лупу, которую нашел на столе, он подумал со злостью: «Копатель только что уничтожил мою антикварную лейтцевскую за пятьсот долларов».
Харди взглянул на листки:
– Он рисовал лабиринты.
Паркер изучил каждый кусочек по отдельности, особое внимание уделив тому, на котором упоминался Театр Мейсона.
– Название объектов, где Копатель уже побывал, читаются четко. Но два следующих… Не могу разобрать. Последний… Записывайте, – попросил он Харди.
Молодой детектив схватил ручку и бумагу:
– Диктуйте.
– Вроде бы «водил тебя…». Минутку, «…водил тебя туда». Затем тире. Дальше «черный». Нет, «к черной». Далее дырка – бумага выгорела.
Харди прочитал:
– «…водил тебя туда – к черной…»
Паркер поднял глаза:
– Черт, что за место он имеет в виду?
Догадок ни у кого не возникло.
– Что о восьмичасовом ударе? – спросил Кейдж. – Нам об этом подумать бы в первую очередь. Осталось меньше часа.
Паркер всмотрелся в третью строчку – прямо под упоминанием о Театре Мейсона. Низко склонившись, он изучал ее целую минуту, а потом продиктовал:
– «…двух милях к югу. Р…» «Р» прописная. После нее пепел раскрошен.
Взяв запись, Паркер подошел к доске на стене лаборатории и написал, чтобы все могли прочитать:
…двух милях к югу. Р…
…водил тебя туда – к черной…
– Что это может означать? – спросил Кейдж, но Паркеру ничего не приходило в голову.
Дверь отворилась, и Паркер глазам своим не поверил: в лабораторию нетвердой походкой вошел Тоуб Геллер. Молодой человек переоделся и вроде бы принял душ, но от него пахло дымом, и он время от времени кашлял.
– Эй, парень, тебе здесь делать нечего, – заметил Кейдж.
– Ты с ума сошел? Живо домой, – приказала Лукас.
– В жалкую холостяцкую квартирку? Отменив последнее свидание с той, которую можно теперь твердо считать моей бывшей девушкой?
Он рассмеялся, но смех перешел в кашель. Тоуб сдержал его и сделал глубокий вздох.
– Моим ожогам даже не присвоили степени, – пояснил он. – Словно я позагорал в Южной Каролине. Я в порядке. – Он снова закашлялся. – Ну, если не брать в расчет легкие. На каком же мы свете?
– Вы о блокноте? – посетовал Паркер. – Как ни грустно, но нам удалось разобрать совсем мало.
– Жаль.
Лукас подошла к столу и встала рядом с Паркером.
– Хм-м. Какие-то из этих фрагментов могут сложиться в букву, идущую за «Р», верно? – спросила она, показывая на сотни крошечных кусочков пепла.
– Могут.
– И что вам это напоминает?
– Головоломку-мозаику, – прошептал Паркер. – Тоуб, существуют компьютерные программы, выстраивающие анаграммы?
– Анаграммы? Что это такое?
Ответил Арделл:
– Составление разных слов из набора букв. Например: «бар», «раб», «бра».
– Конечно же, – рассмеялся Геллер. – Гениально. Сосканируем образец почерка из письма и получим стандартные начертания букв. Затем я сфотографирую кусочки пепла цифровой камерой с инфракрасным светофильтром, нивелирую тональность сгоревшей бумаги. Останутся фрагменты букв, компьютер способен их составить.
– Получится? – спросил Харди.
– Конечно. Только не знаю, сколько понадобится времени.
Геллер сделал цифровой камерой несколько снимков пепла и один – письма шантажиста. Подключил камеру к компьютеру и начал загружать изображение.
Все молчали. Поэтому звонок сотового Паркера прозвучал особенно резко. Открыв телефон, он увидел на определителе свой домашний номер.
– Слушаю!
При звуке напряженного голоса миссис Кавано у него замерло сердце.
– Паркер…
Он услышал, как всхлипывает Робби.
– Что случилось? – спросил он, стараясь не паниковать.
– Все в порядке. Робби просто испугался. Ему показалось, что на заднем дворе он увидел того мужчину. Лодочника.
Только не это…
– Там никого не было. Я включила во дворе свет. Собака мистера Джонсона снова сорвалась с цепи – только и всего. Но он испугался.
– Дайте Робби трубку.
– Папа! Папа!
Его голос ослабел от страха.
– Эй, Робби! – бодро произнес Паркер. – Что стряслось?
– Мне показалось, я его видел. Лодочника. В гараже.
Паркер разозлился на себя. Он поленился опустить дверь, а внутри полно хлама, который может сойти за силуэт незваного гостя.
– Помнишь, что надо делать?
Сын ответил не сразу.
– Я взял щит.
– Умница. А шлем? – Паркер поднял глаза и перехватил восхищенный взгляд Лукас. – У тебя есть шлем?
