И мне кажется, с каждым днем
Я люблю тебя все сильней.
Он идет на кухоньку и открывает жестянку с супом. Наливает немного в миску. Смотрит на худые руки мальчика и наливает еще. Разогревает суп в микроволновке и ставит миску перед мальчиком. Дает ему ложку.
Мальчик делает глоток, затем другой. Потом перестает есть. Он смотрит на экран телевизора. Его маленькая голова клонится набок, и Копатель понимает, что он устал. Копатель показывает на кушетку, мальчик идет и ложится. Копатель достает одеяло и укрывает мальчика. Он говорит ему:
– Я ухожу… щелк… я ухожу.
– Ты вернешься? – бормочет мальчик.
Копатель кивает головой, головой с маленькой вмятинкой над виском:
– Я вернусь.
Мальчик закрывает глаза. Копатель подтягивает одеяло повыше.
Он подходит к стенному шкафу и достает коробку с патронами. Перезаряжает «узи», затем перенабивает глушитель.
Копатель смотрит на порванный пакет со щенками. Он собирается скомкать и выбросить его, но вспоминает, что Тай смотрел на пакет и, кажется, тот ему нравился. Копатель разглаживает пакет и кладет рядом с мальчиком, так что если он проснется, пока Копателя не будет, то увидит щенков и не испугается.
Копатель кладет «узи» в новый пакет – коричневый бумажный пакет, натягивает темное пальто и перчатки и выходит из номера.
Внизу он садится в свою чудесную «тойоту-короллу» и открывает бардачок. Там несколько пистолетов. Он берет один и кладет в карман.
«После театра, – предупреждал тот, кто ему приказывает, – еще больше полицейских начнут охотиться за тобой. Будь осторожен. Если кто-нибудь увидит твое лицо…»
Паркер был с Робби наверху, в комнате мальчика. Сидя в кресле-качалке, он читал сыну «Хоббита».
Когда Паркер вернулся домой, лицо сынишки просветлело. Взяв его за руку, Паркер провел его к заднему крыльцу и еще раз показал, что ни в саду, ни в гараже никого не было.
Стефи крепко обняла отца и спросила, как себя чувствует его больной знакомый.
– Хорошо, – ответил Паркер, тщетно пытаясь найти хоть крупицу правды в оправдание собственного вранья. Ох уж это чувство родительской вины…
Стефи с одобрением смотрела, как Робби и Паркер идут наверх читать книгу. Она могла бы подняться с ними, но вместо этого исчезла на кухне, сообщив:
– Я готовлю Робби сюрприз.
Читая, Паркер время от времени поглядывал на лицо сына. Глаза мальчика были закрыты, он выглядел довольным.
– Хочешь, чтобы я продолжал? – шепнул Паркер.
Сын не ответил. Паркер положил книгу на колени и остался сидеть в кресле, раскачиваясь взад-вперед. Он смотрел на сына, в очередной раз переживая – правильно ли он воспитывает детей. В конце концов, он ведь изолировал их от матери. Поступил ли он так ради них или чтобы избавиться от собственного несчастья? До свадьбы Джоун казалась такой милой. Но потом он понял, что в основном это было притворство. После рождения Ктошей, когда семейная жизнь потребовала ответственности, труда и самопожертвования, Джоун дала волю своему нелегкому нраву. Паркер возил ее на сеансы к психотерапевту, брал на себя львиную долю заботы о детях, пытался ее веселить, устраивал вечеринки, они много путешествовали.
Одной из тайн, которые Джоун от него утаила, был наследственный алкоголизм. Он с удивлением выяснил, что она пьет много больше, чем он полагал. Время от времени она проходила программу «12 шагов», но после каждый раз срывалась. Она все дальше и дальше отдалялась от него и детей. А потом случилось То Самое. В июне, четыре года тому назад.
Паркер вернулся с работы домой и обнаружил, что Джоун дома нет, а за Ктошами присматривает приходящая няня. Само по себе это не было необычным или тревожным. Но, поднявшись наверх поиграть с детьми, он сразу заметил, что Стефани пьяна. Ее взгляд блуждал, а лицо лоснилось от пота. И она, и ее брат, казалось, прячут глаза.
Мальчик украдкой косился на ящик с игрушками. Паркер подошел к ящику, и Робби заплакал, умоляя не открывать крышку. Но он, разумеется, открыл. И замер, глядя на спрятанные там Джоун бутылки с водкой.
Стефи попробовала подражать мамочке, выпив из своей кружки с Винни Пухом.
– Мамочка велела ничего не говорить о ее тайне, – сказала она, плача. – Она говорила, что ты очень-очень рассердишься и будешь на нас кричать.
Два дня спустя Паркер подал на развод. Джоун упорно боролась, но так, как борются за коллекцию марок или спортивный автомобиль, а не за то, что любишь больше самой жизни. И в конце концов, потратив несколько мучительных месяцев и десятки тысяч долларов, Паркер оставил детей себе.
Он решил положить все силы на то, чтобы наладить свою жизнь и обеспечить нормальную жизнь детям. И смог – за последние четыре года. Но снова возникла Джоун.
– Папа, – произнес Робби, – ты перестал читать.
– Я думал, ты уснул, – рассмеялся Паркер.
– Просто мои глаза отдыхали. Они устали, а я – нет.
Паркер взглянул на часы. Без четверти восемь. Пятнадцать минут до… Нет, сейчас не думать об этом.
Он взял книгу и снова начал читать.
Глава седьмая
19.45
Маргарет Лукас с Кейджем стояли в вестибюле отеля «Риц-Карлтон», где толпились сотни людей, собравшиеся на последний ужин уходящего года. На Лукас был темно-синий шерстяной костюм с длинной плиссированной юбкой – она сама его сшила. Она специально сделала выточку в жакете, чтобы закрепленный на бедре «Глок-10» не портил силуэта.
Лукас и Кейдж разглядывали постояльцев, коридорных, служащих. Никто и отдаленно не отвечал расплывчатому портрету Копателя. До нее вдруг дошло, что они стоят, скрестив на груди руки – сразу видно: принарядившиеся агенты ФБР при исполнении секретного задания.
– Скажи что-нибудь забавное, сделай вид, будто мы непринужденно болтаем.
– Что ты думаешь о Кинкейде? – улыбнулся Кейдж.
Вопрос застал Лукас врасплох.
– О Кинкейде? Не знаю.
– Да знаешь ты, знаешь, – гнул свое Кейдж. – Я жду.
– Прекрасный криминалист, но не оперативник.
– Неплохо, – одобрил Кейдж.
Они изучили с дюжину потенциальных кандидатов в Копатели, но Лукас их забраковала, руководствуясь каким-то внутренним чувством, природу которого и сама не сумела бы объяснить. Минуту спустя Кейдж заметил:
– Он хороший человек.
– Знаю. Он нам сильно помог.
– Лишился родителей, едва окончив колледж. Потом, несколько лет назад, сражался за опеку над детьми – жена оказалась психопаткой.
– Не повезло. А что с ними случилось? С родителями?
– Попали в аварию. У его матери тогда только что нашли рак. Отец вез ее в Центр Джонса Хопкинса на химиотерапию, и тут в них врезался грузовик. Отец у Кинкейда был профессор истории, я пару раз с ним встречался. Славный мужик.
– Да? – рассеянно пробормотала Лукас.
– Кинкейд – стойкий парень, – заметил Кейдж. – И умница. Видела бы ты его за головоломками и задачками.
– Ага. Не сомневаюсь, он просто великолепен. Послушай, Кейдж, мне нужен липовый собеседник, а не сват.
– Я всего лишь хочу сказать, что такие, как Кинкейд, на дороге не валяются.
– Угу. Кейдж, от нас здесь требуется сосредоточенность.
Но сама она никак не могла сосредоточиться. Ее мысли были заняты Кинкейдом.
Стало быть, он тоже прошел через испытания – смерть близких и развод. И битву за право растить детей. Мысли о нем привели ей на память открытку. Открытку от Джои.
Том отправился с Джои погостить у своих родных в Огайо. Из гостей они не вернулись. Ее шестилетний сын перед вылетом отправил из аэропорта открытку – всего за полчаса до того, как «Боинг-737» рухнул на обледенелое поле.
Мальчик не знал, что на открытку нужно наклеить марку. Должно быть, он просто бросил ее в почтовый ящик, а отец не обратил внимания. Открытка пришла через неделю после похорон. Наложенным платежом.
