– А, эта! – сразу узнала больная «ветеранша» Галю Биржу. – Конечно, я ее видела. Каждый год приезжала, вскоре после Дня освобождения Одессы.
Я понял, что речь идет о первом сентября.
– И что, ее больше никто не узнал? – спросила наша собеседница. – Странно. Она в макияже, конечно, выписывала, молодилась…
«Тетя Галя в макияже была? – подумал я. – Чего только не услышишь! Впрочем, как завсегдатай сайта знакомств я должен понимать: для кого – бабушка, а для кого – девушка».
– А это точно была она? – спросил на всякий случай.
– Молодой человек! Мои глаза пока что всегда со мной… Я их и на ночь в стакан не опускаю, как зубы.
Я хотел заметить, что некоторые глаза на ночь заливают. А есть такие, которые и с утра, но решил, что к почтенной Викторине это не может иметь отношения.
Племянник выразительно посмотрел на меня и тихонько воскликнул:
– Йес!
– А зачем она вам понадобилась? – спохватилась наша помощница.
– Странно. Все почему-то задавали этот вопрос в начале разговора, – удивился я.
– Я же вам объясняю, устала болеть! Тут кто хочешь порядок перепутает!
– Эта бабушка – моя родственница, – пришлось объяснить мне. – Необходимо разобраться в ее делах. У Богданыча уже не спросишь.
– Так у нее самой спросите! – эмоционально посоветовала «ветеранша». – Или что, она такая персона, что не подъедешь?
Я вздохнул:
– Не персона, но у нее, к сожалению, уже не спросишь тоже.
– Прости, господи! – правильно поняла меня Викторина и, отвернувшись, машинально перекрестилась на угол. В углу висел портрет Пола Маккартни. «Он, конечно, поп-идол, но все же как-то…» – подумал я. Женщина, обнаружив свою оплошность, плюнула себе под ноги и еще раз сказала: «Господи, прости»…
– Видишь, не зря три дня потеряли! – просиял племянник, когда мы вышли от Викторины. – Бывала здесь твоя Биржа! Глаза красила, хотела Богданычу понравиться. Он же вдовцом был…
– И, судя по всему, не раз гостила, – согласился я. – А скромный Богданыч даже не обмолвился, что родственники моей жены пользуются его гостеприимством… Понравиться – вряд ли, но дружеские отношения у Богданыча с Галей вполне могли сложиться, – сделал вывод я. – Богданыч всегда питал интерес к людям, любил пообщаться. Не говоря о том, что среди вас, одесситов, молчуны вообще редко встречаются.
– Это точно, – согласился племянник. – Кто не общается с людьми, тот начинает разговаривать сам с собой, а там уже и до диагноза недалеко… Что думаешь делать, дядя Вася? – спросил он потом. – Будешь ждать здесь нотариуса?
– Какое там! Надо возвращаться, – посетовал я. – Родственники хватятся. Придется прилетать еще раз… Я знаю, что ты опять скажешь! Просить начальника охраны пансионата поехать со мной я не могу, Гриша. С какой стати? Я еще не вступил в свои права. А платить человеку мне нечем – поиздержался в последнее время.
– Вася, твоя скромность может тебя погубить. В прямом смысле причем. Ты это понимаешь? Конечно, типун мне на язык…
– Ничего, Гриша, прорвемся. Дай мне знать, как нотариус вернется. И еще знаешь что? Может, ты попробуешь деликатно узнать, кто стоит в очереди за наследством после Элеоноры, если она вдруг, не дай бог… не поправится?
Даже в сотый раз летая в самолете, все равно испытываешь эмоциональный подъем после его приземления, словно пережил приключение. Спустившись по трапу, я включил мобильник, и тот немедленно зазвонил.
– Василий Сергеевич? Долетели? – услышал я в трубке голос капитана Банникова.
– С божьей помощью, – ответил ему. – Самолет, оказывается, в полете так крыльями машет! Энергичнее, чем взволнованная женщина. У меня иллюминатор был напротив крыла.
Банников пропустил мимо ушей мое ценное наблюдение.
– Не берите такси. Я вас встречаю на выходе из аэровокзала.
При виде сыщика я невольно улыбнулся. Пусть теперь какой-нибудь знакомый, завидев меня, попробует воскликнуть: «Какие люди и без охраны!» Ошибется. Вот она – охрана. «Розовые лица, револьвер желт. Моя милиция меня бережет…» Сев в машину, я приготовился в очередной раз рассказывать сказку про белого бычка, краткое содержание которой уже изложил следователю по телефону из Одессы, но Банников неожиданно сам выступил в роли рассказчика.
– Вы знаете Геннадия Панкратьева? – спросил он.
– Своего соседа? – уточнил я. – Как я могу его не знать?
– В наше время такое случается сплошь и рядом, – заверил Банников. – Люди больше дружат в социальных сетях.
– Хм! Пожалуй, – согласился я, с недавнего времени сам продвинутый пользователь.
– На Панкратьева было совершено нападение несколько часов тому назад.
– Как? – воскликнул я и чуть не добавил: «Еще одно?» – Где?
– На лестничной площадке, возле квартиры.
– Возле его квартиры?
– Скорее – вашей. По словам Панкратьева, он собирался к вам, чтобы покормить кота. Это произошло поздним вечером…
В голове мелькнула мысль, что Валентин без меня питался когда попало. «Поздним вечером!»
– …Панкратьев вышел на лестничную клетку и увидел на пороге вашей квартиры человека, пытавшегося отпереть дверь. Не успев даже спросить, кто он, собственно, таков, Панкратьев получил по голове и потерял сознание. Потерпевшего нашла обеспокоенная его длительным отсутствием супруга, Людмила. Вы с ней тоже знакомы?
– А то как же! Ее стараниями у меня и появился Валентин, этот самый кот.
– Валентин? – удивился сыщик. – Странное имя для кота.
– Имя Васька для кота вы, конечно, не считаете странным?
– М-да, – спрятал улыбку следователь.
– Генка… то есть Геннадий Панкратьев рассмотрел нападавшего?
– Нет. На площадке у вас было выключено освещение. Очевидно – преступником. Однако те приметы, которые все же успел отметить Панкратьев, нам с вами знакомы. Кожаная куртка, короткая борода…
«Приключения встречают меня в родном городе с распростертыми объятиями», – подумал я.
Когда мы поднялись на ту самую, нашу общую с Панкратьевыми лестничную площадку, где, по словам Банникова, недавно разыгралась трагедия, сыщик позвонил в квартиру соседей. Открыла Люся.
– Ага, идем, – сказала она. Очевидно, Игорь Вениаминович обо всем договорился заранее. – Здравствуй, Василий.
– Здравствуй, Людмила.
– Здравствуй, Василий, – как эхо повторил нарисовавшийся за спиной супруги Генка. К ноге в гипсе у него добавилась повязка на голове. Голос соседа звучал притворно-болезненно, на губах была улыбка. «Самоирония – это хорошо. Значит, жить будет», – подумал я. Уже во второй раз Генка страдал из-за меня, по-видимому.
– Привет, Гена, – пожал ему руку. – Вы с Людмилой, наверное, уже не единожды пожалели, что определили ко мне Валентина? Доброта наказуема.
– Серьезно? – спросил Геннадий.
– А то! – заверил я его. – Вспомни, что сделали с Тем, Кто любил всех людей!..
В присутствии соседей и полицейского я вскрыл квартиру и, осмотрев ее, доложил, что все вещи как будто на месте. В том числе некоторая сумма денег в верхнем ящике стенки. Значит, у меня дома в этот раз злоумышленник побывать не успел.
– Тебя уже во второй раз пытаются ограбить, Василий? – спросил Генка. Очевидно, прошлая история разошлась по умам, как и следовало ожидать. Я хотел ответить, что меня пытаются не только ограбить – это было бы еще полбеды, но решил не пугать соседей. Лишь пожал плечами, мол, такие настырные жулики.
– У меня и брать-то нечего, – заверил всех присутствующих я. – Вот его разве что. – Я поднял на руки Валентина, тершегося о мои ноги, хвост трубой. Не злоупотребляя терпением своенравного котика, опустил его на пол и предложил гостям выпить чаю с одесскими конфетами, которые достал из сумки. Люся пыталась Генку осадить: «Тебе, может, крепкий чай сейчас нельзя?» Но, услышав от супруга, что он и вправду лучше выпьет немного пива, позволила: «Нет уж. Раз так, пей чай».
Генка рассказал мне более живо, чем следователь, свою грустную историю.
– Выхожу, стоит этот хмырь перед твоей дверью, в замке ковыряется. Только рот открыл, спросить, какого хрена? – как даст мне под дых с разворота! Рука – точно бревно! Я согнулся, а он – сверху по шее! И все, вырубился я. Очнулся, когда Люся стала тормошить. «Скорую» вызвала. «Сотряс», говорят, похоже.
Банников при соседях особо не разговаривал, а когда они ушли, попросил меня рассказать все про гибель Гали Биржи. Его интересовали не только факты – их он узнал от коллег из Приокского РОВД, – но и мои собственные соображения тоже, что мне, конечно, польстило. Я поведал во всех подробностях про погибших пацанов, про музыкальную студию в клубе Чехова, в общем, – про все. Он чего-то черкал в своем блокноте.
Спросил сыщика, отпущен ли Артур? Тот ответил, что нет, поскольку заявление я не забирал. Я подивился такому формализму, ведь я же говорил Банникову, что заберу! Давно бы уже порвал да отпустил пацана… Решил, что следователь этим потешным киллером, вероятно, втирает очки начальству. Других подозреваемых у него не имеется.
