— Должен быть какой-то способ разорвать эту связь.
Холмс вдруг замер на месте, не донеся сигарету до губ.
А потом тихо повторил:
— Связь. Да, связь. — А после внезапно вскочил и хлопнул меня по спине: — Уотсон, вы, как всегда, мой светоч во тьме. Высвечиваете очевидные вещи, которых сам я зачастую не замечаю.
Я не удержался от улыбки, услышав эту откровенную похвалу, и одновременно покачал головой.
— Связь. Вы употребили это слово. Связь, — попытался объяснить Холмс.
— Всё равно не понимаю.
— Связь — это ведь вещь двухсторонняя, верно? Передача идей, слов, мыслей от одного к другому, предполагающая отклик. Если баронесса располагает этим, как я его назвал, «телеграфным проводом», ведущим в мой мозг, то, значит, сообщения можно посылать и в обратную сторону. Так, может, мы таким образом узнаем, где она и что замышляет?
— Но как? Она обладает гипнотическим даром. А вы — нет.
— Верно, хотя я убеждён, что, будь у меня время и дельный наставник, я бы без труда развил в себе эту способность. Однако времени у нас нет — зато есть возможность прибегнуть к помощи виртуоза.
— Сальвини?
— Он самый. Он уже оказал нам неоценимую услугу, и я убеждён, что при его содействии смогу пробраться в сознание баронессы Эммуски Дюбейк и добыть там необходимые нам сведения.
Идея эта казалась диковатой, но я вдруг ощутил странную уверенность, что она сработает.
— Тогда нужно, не теряя ни минуты, связаться с ним! — воскликнул я.
— Вот и я так думаю, — откликнулся Холмс, с энтузиазмом потирая руки. Потом он глянул на часы и сбросил халат. — Уже почти шесть утра. Увидимся в вестибюле через полчаса и нанесём ранний визит в отель, где проживает синьор Сальвини.
Было уже почти восемь, когда мы вышли из кэба возле отеля «Адельфи» в Энфилде, милях в трёх от «Вудгрин эмпориума». Мы с Холмсом разбудили дремавшего портье и спросили номер комнаты Сальвини. Получив необходимые сведения, мы двинулись к лифту, чтобы подняться на пятый этаж, где маленький гипнотизёр снимал люкс, но тут двери лифта распахнулись, и перед нами, будто по волшебству, предстал сам Сальвини. Лицо его радостно засветилось.
— Джентльмены, какая приятная неожиданность! И думать не смел, что мы так скоро встретимся вновь. — Он осёкся, улыбка погасла. — Вы пришли ко мне? Что-то ещё случилось? Нужна моя помощь?
— Нужна, — ответил Холмс.
Сальвини вновь разулыбался.
— Прелестно. Я с радостью. Как раз шёл прогуляться в небольшом парке тут, через дорогу, — я каждый день перед завтраком совершаю такие прогулки. Не соблаговолите ли присоединиться? По ходу дела расскажете, что у вас приключилось и чем я могу быть вам полезен.
Мы вошли в парк. Там не было ни души, только какой-то бродяга спал на скамейке под ворохом газет — оттуда раздавался громкий храм. День был тёплый, но пасмурный, хмурое небо нависло над нашими головами, как скрытая угроза. Сальвини шёл бодрой, пружинистой походкой, причём в хорошем темпе. Сразу стало ясно: утренний променад он совершает для поддержания физической формы. Холмс пересказал свой сон, пояснив, что, хотя накануне Сальвини сделал всё возможное, чтобы вернуть ему здравый рассудок и память, баронесса по-прежнему держит его в руках. При этих словах гипнотизёр понимающе кивнул. Когда мой друг закончил, мы успели дойти до пруда — в центре его находился островок, на котором собралось несколько уток. Увидев нас на берегу, они вперевалку спустились к воде и поплыли в нашу сторону, оставляя рябь на спокойной глади. Сальвини вытащил из кармана бумажный свёрток, извлёк из него несколько ломтей хлеба и принялся крошить их и бросать в мутную воду.
— С добрым утром, ребятки, — приговаривал он, швыряя всё новые пригоршни. — Вот, глядите, что папочка вам принёс.
Судя по всему, то был его ежеутренний ритуал, который не могло нарушить никакое наше присутствие. Покормив своих подопечных, Сальвини протянул кусок хлеба Холмсу, и на лице у него появилась загадочная улыбка.
— Посмотрим, сможете ли вы уловить сходство, мистер Холмс. Утки мистическим образом отреагировали на моё появление. Отреагировали потому, что я обладаю над ними некоторой властью: у меня есть хлеб, предмет их сильнейшего желания. Если я перемещусь на другой конец пруда, они, ни на миг не задумавшись, последуют за мной и туда. В этом и состоит часть тайны гипноза. Гипнотическое влияние заставляет повиноваться, не задавая вопросов. Вы, хвала Небесам, уже задаёте вопросы, отказываетесь полностью подчиняться. Именно поэтому вы способны были оказать сопротивление этой женщине, когда она явилась к вам во сне. Вы тоже обладаете определённой силой.
— Но очень слабой. Я не уверен, что справлюсь и в следующий раз.
— Возможно. Однако мозг ваш инстинктивно отторгает её воздействие, и в следующий раз ей придётся значительно усилить напор. А если до того мы объединим силу наших умов, ваш интеллект и вашу сопротивляемость с моими возможностями, возможно, мы и сможем, как вы того хотите, проникнуть в её мысли и что-то узнать.
Холмс усмехнулся.
— Это нам и нужно.
Маленький гипнотизёр швырнул последний кусок хлеба — ещё до того, как тот коснулся воды, его подхватил чей-то голодный клюв. Потом Сальвини повернулся и строго посмотрел на Холмса:
— Я полагаю, что это возможно. Но этого ещё никогда не пробовал даже я, Великий Сальвини. Полагаю, что это далеко не безопасно. Однако я готов попытаться, мистер Холмс, — если и вы готовы.
Сальвини задёрнул занавески в своём гостиничном номере; лишь тонкая полоска света проникала в затемнённое помещение. Холмс лежал на кровати, освещённый пламенем единственной свечи, стоявшей на прикроватном столике. Сальвини встал с ним рядом, глубоко дыша, он как будто выполнял какие-то подготовительные упражнения. Лицо его было сосредоточенно, лоб нахмурен.
— Вы готовы, мистер Холмс? Готовы к странствию по тёмному туннелю подсознания, к соприкосновению с врагом?
— Готов.
— Прекрасно, тогда начнём. А вы, доктор Уотсон, не шевелитесь и, что бы ни произошло, не произносите ни звука, если я не попрошу вас об обратном. Поняли вы меня?
Я кивнул.
— Да, сэр. Однако я буду записывать всё, что Холмс скажет в состоянии гипноза.
— Мудрая мысль, доктор, — согласился Сальвини. — Скорее всего, выйдя из транса, мистер Холмс не сможет ничего вспомнить. Ладно, приступим.
Он поднёс к лицу Холмса свои карманные часы, покачивая золотой диск.
— Следите взглядом за часами, следите за часами. Видите, как ярко светит свеча? Следите за часами. Если веки отяжелеют, не сопротивляйтесь. Просто следите за часами, пока будете в силах. Следите за часами, пока не наступит темнота. Пока не придёт сон.
Даже меня чуть не усыпили заклинания Сальвини. Совсем скоро веки Холмса отяжелели. А ещё я заметил, что его стиснутые руки расслабились, кулаки разжались.
Сальвини некоторое время говорил тихим, убаюкивающим голосом. Глаза моего друга закрылись, дыхание сделалось размеренным, сонным. Потом Сальвини умолк и взял с прикроватного столика булавку.
— Холмс, вы погрузились в сон, и вы в моей власти. Я подчинил себе ваш разум и ваше тело. Доверьтесь мне на некоторое время. Вы согласны сделать это? Если согласны, кивните.
Холмс медленно кивнул.
— Вот и хорошо. Очень хорошо. Итак, вы в моей воле, и я говорю вам, что, пока не прикажу иного, вы не будете чувствовать боли. Вы поняли? Вы не будете чувствовать боли.
Холмс снова кивнул.
Сальвини взял булавку и всадил её Холмсу в тыльную сторону ладони. Я вздрогнул, когда остриё вонзилось в нежную кожу, однако друг мой никак не отреагировал. Лицо его было неподвижно, словно маска, рука даже не шевельнулась, будто рука манекена.
— Пока всё идёт хорошо, — обратился ко мне Сальвини. — А теперь приступим к самому сложному.
Глава пятнадцатая
ДИЧЬ НА КРЫЛЕ
Гипнотизёр возвёл глаза к небу, осенил себя крёстным знамением и только после этого склонился над Шерлоком Холмсом и тихо прошептал ему на ухо:
— Пора в путь, друг мой. Освободите свой разум, откройте своё подсознание, и в путь.
Веки Холмса дрогнули, язык прошёлся по пересохшим губам.
— Я хочу, чтобы вы мысленно дотянулись до баронессы. Зовите её. Тянитесь к ней всеми чувствами. Ступайте по тёмному коридору, который она создала. Проникните в её мысли. Увидьте то, что видит она. Услышьте то, что она слышит. Зовите! Мысленно зовите её.
Лицо моего друга отразило величайшую сосредоточенность, губы вытянулись, лоб нахмурился. Всё его тело напряглось от волевого усилия.
— Дышите глубже, дышите глубже, — мягко подсказывал Сальвини. — А теперь скажите мне, что видите.
Холмс покачал головой.
— Ничего. — Голос его был хриплым и чуть слышным. — Тьма… тьма.
