Сразу снимать его я не стала. Остановившись возле, осмотрела вытянувшееся под собственной тяжестью тело. На вид оно производило впечатление окоченевшего, и ноги были повернуты носками вовнутрь.
Я взялась за его подбородок и приподняла поникшую голову так, чтобы можно было заглянуть в лицо. При этом у него хрустнула шея. В лице не было ни кровинки. Мертвец?
Господи, что мне с ним делать?
Подвешен он был хоть не высоко, но надежно — прикручен проволокой к трубам, идущим вдоль одной из стен. Без лестницы добраться до них было трудно, но я это сделала. Хорошо бы еще поддержать его, не дать свалиться бревном, но как?
Ничего, обошлось. Головой он не ударился, упал мягко, на ноги и завалился на бок. Следом и я спрыгнула с труб и позавидовала ему, не почувствовавшему падения.
Его руки, когда я сняла с них проволоку и растерла, чтобы восстановить кровообращение, быстро потеплели, а когда и ногти приобрели нормальный цвет, решила попытаться привести его в чувство. Но, кроме восстановившегося дыхания, ничего достичь не удалось, хоть и трудилась я над ним добросовестно.
— Нет, Витя, как-то сам справляйся, — попросила, приваливаясь плечом к шершавой стене. — Я не железная.
Обведя глазами внутренность осточертевшей мне котельной, пожелала с тоской: «Сигарету бы сейчас!.».
Удрал Диман, сволочь ярая, бежал без оглядки и про машину не вспомнил. А если и вспомнил, то возвращаться не захотел, на наше с Виктором счастье. Какая удача — транспорт к нашим услугам, да еще с ключами, торчащими в замке дверцы. Это когда свой-то отсутствует!
Машину я подогнала к самым воротам, радуясь, что не придется тащиться пешком до «Москвича», а потом возвращаться на нем за Самопрядовым.
Включив свет, я скорее по привычке, чем по необходимости, бегло осмотрела салон, но ни на полу, ни в бардачке, ни за солнцезащитными козырьками не нашла ничего интересного. Ничего, что указывало бы на профессию или род занятий владельца. На удивление безликой оказалась машина. Но, напоследок сунув руку в отверстие ниши, предназначенной для магнитолы, наткнулась на документы — водительское удостоверение и техпаспорт, и сунула их в карман спортивных штанов. На всякий случай. А больше всего для того, чтобы досадить этому маньяку их пропажей. И порадовалась. Позлорадовала, если можно так выразиться.
И Виктор тоже меня порадовал. Пока я возилась снаружи, обеспечивая нас транспортом, он потихоньку пришел в себя, даже до стенки умудрился доползти и сесть под ней, привалиться спиной. Взгляд у него был вполне осмысленным, он даже улыбнулся, когда я к нему подошла.
— Спасай тут тебя, понимаешь! — проворчала я, присаживаясь рядом на корточки.
— Спасла, — сказал он на удивление бодро. — Сумела. Руки болят.
— Они еще долго болеть будут. Провисел ты на них порядочно. Скажи, где белобрысый?
— Он, как я понял, больной был. Похоже, избитый. Этот ему еще добавил и прогнал с глаз долой.
— Дмитрий?
— Он, сволочь!
Виктор усмехнулся, а я даже рассмеялась, на него глядя.
Удивительно, как хорошо мы действуем друг на друга сейчас. На душе легче делается от такого общения.
Но разговор на сей час был закончен, машина ждала у порога, надо убираться отсюда.
— Поехали, страдалец.
Я протянула к нему руки, собираясь подхватить под мышки, но он отказался, решительно оттолкнул их.
— Нет, я сам!
Подняться я ему все-таки помогла.
Мы молчали и в машине. Мне даже напоить его было нечем. Ничего, потерпит. Меня наизнанку вывернуло, после того как промочила горло. А может, не приняло тело воду из рук Тимофея?
Довольно долго и тупо я соображала, куда же его теперь везти? Не домой же, в самом деле. Там его достанут просто и быстро, даже если сможет сидеть тихо, как мышь в норе. Ко мне? Вот нужен он!.. Сразу в ментовку? А чего тянуть? Тем более что он и сам собирался. Пусть Красин оформляет ему явку с повинной.
Я совсем было уже собралась спросить его мнение на этот счет, как впереди на дороге мелькнуло нечто, оказавшееся человеком, улепетывавшим со всех ног, изо всех сил старавшимся скрыться от света фар. Я даже скорость снизила, озадаченная таким чудом.
— Как думаешь, почему он не уйдет с дороги? — нарушил молчание Виктор.
— Боится напороться в кювете на что-нибудь острое, — предположила я. — Промзона все-таки. Ерунда, конечно.
И тут я его узнала, и мне стало весело.
— А ведь это наш палач от нас удирает. Напуган до потери сознания, вот и чешет в луче света. Как зверь. Хочешь его поближе рассмотреть?
Я чуть прибавила газу и погнала Димана, держась от него метрах в трех, не более.
— Не надо, не издевайся так, — попросил Виктор. — Поехали мимо.
— Он того стоит. И как же я его объеду? Дорога узкая, а он бежит по самому центру.
Но Виктор был прав. Все-таки это не зверь, а мы — не охотники.
Рискуя съехать в кювет по мокрой, скользкой земле, я прижала машину к узкой обочине и плавно прибавила скорость. Дмитрий оглянулся на нас, продолжая сумасшедший бег, и я испугалась, что он споткнется и свалится под колеса, но случилось другое. Как это часто бывает, от поворота головы на ходу его повело вбок, и мы ударили его крылом. Машина, движущаяся со скоростью плохого бегуна, не может натворить крупных бед. От удара он просто упал и покатился по асфальту, и я подумала, что времени, потребовавшегося на остановку машины, ему вполне хватит на то, чтобы подняться и дернуть в обратную сторону. Ошиблась. Он и не пытался подняться. Утомленный приступом паранойи, беспримерным марш-броском, да еще при падении хорошо ударившись головой об асфальт, Диман лишился чувств, «выехал» всерьез и надолго.
Перед тем как погрузить его, руки ему я все-таки связала и надежно примотала запястья к щиколоткам для его же безопасности.
Сотовый телефон, наверное, имел постоянную прописку в бардачке этой машины. Как и Петру сегодня, мне он пришелся кстати. Вот только красинский номер я едва вспомнила. Но зато ответил он мне быстро и от своего обещания — пристроить в камеру человека — отказываться не стал, напомнил только, что без санкции прокурора не сможет держать его более трех суток.
— Самое большее до завтрашнего вечера, — успокоила я его.
— Хорошо, везите, — согласился он и назвал райотдел и фамилию дежурного, кому я могла сдать свой груз.
— А когда вы в камеру пожалуете?
Этот вопрос меня утомил сразу, как я его услышала. Сама того не желая, наворотила я за последние два дня немало такого, что нехорошо упоминается в нашем Уголовном кодексе. Но Красин никак не мог быть в курсе моих дел, и поэтому я спросила:
— В качестве кого вы меня приглашаете?
— В качестве любовницы сэнсэя Чекменева, из ревности покушавшейся на его жизнь.
Мы с ним посмеялись, и от этого машина немного вильнула, но уверенно вернулась на прежний курс.
— В принципе у меня все готово, — отбросила я шутки в сторону. — Остались так, последние штрихи, без которых сдавать дело вам означает остаться без удовлетворения от проделанной работы, так что потерпите немного.
Как оказалось, человек он достаточно терпеливый.
— Да, кстати! — окликнула я его, уже совсем собравшегося положить трубку, и то ли в качестве аванса, то ли в виде платы за место в камере для Димана выдала Красину информацию по угону иногороднего «Москвича» последней модели, состоявшемуся на загородном шоссе чуть больше двух часов тому назад. Следователь удивился и задумался об источниках моей информированности, я это поняла по его интонации, но проявил такт — не стал задавать вопросов, кроме самых необходимых.
Сгустились сумерки, и черный бурнус ночи плотно укутал город. По всему видно — ночь будет теплой и туманной. И совсем еще не скоро проснутся люди. А уж когда проснутся — станут радовать друг друга любовью и огорчать подлостью, а может, и наоборот, такое, как ни странно, тоже бывает.
А пока впереди безмятежный сон для большинства, восстановление потраченных сил. Но это не грозит нам: мы с Виктором только к центру города подъезжаем, сдав Димана по месту назначения. Везу я его к себе, хоть и протестует он против этого категорически.
— Я не бездомный, у меня квартира есть, — так ответил на мое предложение стать на время моим гостем, но я настаивала, втолковывала, что отношение его соратников к нему настолько отвратительно, что появление в их поле зрения опасно для жизни.
— Ты не производишь впечатления глупого, а ведешь себя, как несмышленыш. Мне жалко тебя!
— Мне тебя тоже, — не остался он в долгу. — Тебя могут уничтожить.
— Тоже мне новость. Твои коллеги уже больше суток занимаются этим вплотную. И не уничтожить, а убить, говори правильно.
Он поднес к глазам распухающие запястья, пошевелил пальцами и поморщился.
