– Виктория, остановись, – просил Бадмаев, – я не хочу делать тебя больно. Я люблю тебя.
– Врешь, – сказала Сушко и снова ринулась вперед.
Бадмаев схватил банку с краской и парировал удар.
– Ты не сможешь меня убить, – сказал он.
– Смогу, – ответила Виктория, – смогу. Мне уже приходилось убивать.
Сушко снова бросилась вперед. На этот раз острое лезвие распороло на Бадмаеве куртку и поранило ему бок. Мужчина почувствовал, как по его бедру и ноге потекла кровь. Юрий проверил рану.
Всего лишь царапина.
– И кого же ты убила в прошлый раз? – спросил Юрий, наблюдая за девушкой. В темноте он видел гораздо лучше, чем она.
Он ринулся вперед, сделал подсечку, выбил из рук Сушко тесак и прижал ее к полу. Девушка тяжело дышала.
– Тебе, значит, уже приходилось убивать? – сухо сказал Юрий. – Ну и кого же ты убила? Курочкина? Шварца? Иванова? Колбасову?
– Я не трогала их, – прохрипела Сушко. – Честно.
– Это ты, дорогая, все затеяла, – сказал Бадмаев, – а теперь пытаешься убить и меня. И не надо бросаться словом «честно». К честности то, что ты делаешь, не имеет никакого отношения!
Виктория лежала, прижатая к полу тяжелым коленом ботаника.
– Это не я, – сказала она.
– Минуту назад я говорил тебе то же самое, – сказал Юрий, – а ты мне не поверила. Теперь тебе не верю я! Я ушел с биостанции, а когда вернулся, нашел здесь только одного живого человека – тебя. Из чего можно сделать вывод, что именно ты их всех и убила – и Валерия, и несчастного доверчивого энтомолога, и Анастасию Геннадиевну, и Василия Борисовича. Тебе не стыдно?
– Не стыдно, потому что я их не убивала, – ответила Сушко.
– Яйцо тоже ты забрала, – продолжал Бадмаев, – жадность победила в тебе все человеческое.
– Юрий, клянусь, это не я, – снова повторила Виктория, начиная плакать. – Я всего лишь хотела найти убийцу. Взяла нож и отправилась искать преступника. Я решила, что из подвала есть ход, который ведет наружу, из дома. Я начала его искать, но тут услышала шорох. Подумала, что это убийца, но это был ты.
– Только что ты говорила, что я и есть убийца, – напомнил Юрий.
– Я не знаю, – зарыдала Сушко.
Горячие слезы полились на каменный пол. Колено, прижимавшее девушку к полу, ослабило свое давление. Задыхаясь, Виктория села.
– Это не я. И не ты, – сказала Сушко.
– Я рад, что ты это поняла, – просто сказал Юрий. – И счастлив оттого, что нашел тебя живой и здоровой.
Он наклонился и поцеловал Виктория в соленые от слез губы.
– Я люблю тебя, – сказал он, обнимая ее. – Я влюбился в тебя сразу же, как только увидел.
– Но я же далеко не красавица, – сказала Сушко, – у меня есть лишний вес, целлюлит, и я ношу очки.
– Мне всегда нравились девушки в очках, – сказал Юрий, целуя Сушко все жарче и жарче.
– Спасибо, что нашел меня, – тихо сказала Виктория, снимая кофту.
Юрий почувствовал, как под тонкой майкой трепещет ее тело.
– Я вернулся потому, что беспокоился о тебе, – сказал он.
Его крепкая рука с сильными и длинными пальцами скользнула под ее майку, нежно обняв девушку за спину. Виктория задохнулась от нахлынувшей на нее страсти.
– Прости, что не поверила тебе, – проговорила она, целуя ботаника в губы.
От него приятно пахло сильным мужским телом. Легкий запах пота не казался неприятным, напротив, он был чуточку возбуждающим. Бадмаев стянул с Виктории майку. Ее тело было прохладным, а кожа – гладкой.
– Я уже рад тому, что на станции всех убили, кроме нас, – проговорил Юрий, – иначе, возможно, я никогда не дождался бы тебя.
– Дождался бы, – ответила Виктория. – Я всегда считала тебя своим другом. А от дружбы до любви всего один шаг.
– Ага, – ответил ботаник, целуя ее пальцы. – Я на самом деле постоянно старался держать тебя на виду. Особенно когда нашли яйцо барионикса. В принципе, было ясно, что столь дорогую находку кто-нибудь вполне может захотеть позаимствовать.
Он расстегнул «молнию» на джинсах Сушко и потянул их вниз. Виктория не сопротивлялась.
– Так кого ты убила? – спросил он, лаская ее тело.
– Мужа, – ответила девушка.
– А-а-а, – протянул Бадмаев.
– Смешно? – мрачно уточнила Виктория.
– Не очень, – сказал Юрий, отсмеявшись, – наверное, он это заслужил. Он был алкоголиком и бил тебя?
– Точно, – кивнула Сушко.
– И ты его боялась?
– До какого-то момента. А потом у меня вместо страха проснулась злость, я взяла топор и отправила его к праотцам.
– И тебя посадили?
– Условно. За превышение пределов необходимой самообороны.
– И ты переехала туда, где тебя никто не знает?
– Именно.
Ее дыхание становилось все более прерывистым.
– И правильно сделала, что переехала, – ответил Бадмаев, – иначе мы бы никогда не встретились. Мне ведь тоже приходилось убивать. Правда, это было на войне.
Он потянулся к ее губам, и больше они уже ни о чем не говорили.
Ева шла и шла по узкому темному коридору, вымытому в скалах водой. Иногда туннель раздваивался, и тогда Ева неизменно поворачивала направо. Она знала, что для того, чтобы пройти лабиринт, нужно всегда поворачивать в одну и ту же сторону. Девушка пробиралась вперед, чутко прислушиваясь и вглядываясь во тьму – не мелькнет ли где свет?
«Впрочем, какой может быть свет, если сейчас ночь, да еще и гроза, – подумала она, – разве что зарница блеснет».
Туннель постепенно понижался. Еве казалось, что она находится уже глубоко под землей. Ветка чадила, давая мало света. Иногда она гасла, но Ершова снова раздувала слабый огонек.
«Где же выход, – думала девушка, – и есть ли он тут вообще?»
Мысль об оставленном в пещере любимом мужчине отзывалась у нее в сердце глухой тоской. Ева шла и шла вперед. Дышать становилось все тяжелее. Воздух почти не поступал в эту часть пещеры. Несколько раз Ершова чуть было не повернула назад. Вскоре под ее ногами захлюпала вода. Девушка опустилась на корточки и положила руку на дно. Там была грязь, размокшая глина. В воздухе пахло сыростью. Ева пошла дальше. Глубина грязевого слоя все увеличивалась, вскоре Ершова брела по колено в липкой жиже, откуда было очень трудно вытаскивать ноги. С потолка капало, а кое-где даже и лилось. Девушка сложила ладонь ковшиком, наполнила ее водой и отхлебнула. Вкус оказался восхитительным. Ключевая, хрустальная, эта вода была профильтрована огромной толщей гор, и лилась теперь на ладони Евы, будучи совершенно и первозданно чистой.
Напившись, девушка пошла дальше. Воздух становился все более сырым. Уровень грязи поднимался. С потолка текло все обильнее. Струйки воды затекали ей за шиворот и попадали в уши и глаза.
– Снаружи идет дождь, и вода просачивается сюда, – поняла Ева.
Она попыталась идти быстрее, но упала. На ее ногах были, казалось, тонны грязи. Они тянули ее вниз, не давая сделать ни шагу. Уровень же воды постепенно повышался.
«Только бы не утонуть», – подумала Ершова. Вскоре жижа поднялась ей до пояса. Девушка попыталась было нырнуть в какой-либо из боковых туннелей, но таковых вокруг не было. Идти вперед было чрезвычайно тяжело. Мышцы Евы, и так получившие за последнее время экстремальную нагрузку, ныли и болели. Сердце стучало, как сумасшедшее. Девушке казалось, что она прорывается сквозь жидкий бетон. Уровень воды тем временем все повышался.
– Плыть я все равно в такой каше не смогу, – пробормотала Ершова, дрожа от холода и страха.
Вскоре для того, чтобы двигаться, Еве пришлось взять потухшую ветку в зубы, а руками отталкиваться от стен и потолка туннеля. В тот момент, когда девушка полностью отчаялась, а уровень грязи повысился до ее подбородка, ей показалось, что коридор начал плавно подниматься вверх. Заплакав от радости, Ершова с удвоенной силой принялась прорываться вперед.
Внезапно опора под ее ногами пропала, и девушка провалилась в грязь с головой.
Самолет из Вены приземлился в Краснодаре точно по расписанию. Уставшие и растрепанные ученые вывалились из салона и подошли к ленте, на которой выползал багаж пассажиров. Все трое молчали, измученные долгим перелетом. Бубнова опять мучила острая тоска по Маше и грызла ненависть к Пете. Филимонова прикидывала, сколько времени прошло с момента похищения яйца, и сомневалась в своих выводах о том, что оно спрятано именно в здании биостанции. Слюнько, обычно активный и деятельный, был чрезвычайно задумчив. Небо над аэропортом было затянуто тучами. Где-то вдали грохотал гром.
– Сейчас мы сядем на автобус и поедем в Туапсе, – сказал Слюнько.
Он опустил руку и ущипнул Марьяну за зад. Филимонова покраснела от возмущения.
– Извини, – пробормотал профессор, – я случайно. Задумался. И рука сама… сама…
– Не надо хватать меня за задницу, – строго сказала девушка, – мы всего лишь коллеги.
Слюнько покраснел.
– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он. – Я понимаю, что слишком стар для такой девушки, как ты.
