Я согласился. И интересно, и с другими повидаться хотелось, познакомиться.
Прислали мне приглашение, прихожу в указанное время и сразу же натыкаюсь на скандал: не пускают на конференцию какого-то мужчину моих лет, по виду — сельская интеллигенция старой закваски. Это и был Ваня. И не пускают его весьма непреклонно и настолько бесцеремонно, что мне стало неприятно. А надо сказать, что в те годы я, в самом деле, довольно часто появлялся на телеэкранах, а во время подготовки этой конференции появлялся в университете несколько раз и все в компании Клевцова. Видимо, тамошний «планктон» решил, что я с ним «вась-вась», и, когда я Ивана подхватил под локоток и повел в конференц-зал, никто не пикнул.
После заседания перерыв — новый скандал. Не дают Ивану места для поселения. Нет, мол, мест, надо было раньше. Он стоит весь напряженный. Снова беру его под локоть, говорю: поехали ко мне, пообедаем, подумаем.
В общем, предложил ему тут остановиться. Места, сами видите, достаточно. Вечером засиделись мы с Иваном за разговорами, тогда он мне и рассказал, что Клевцов когда-то начинал у него на раскопках, а потом пути их резко разошлись.
— А почему разошлись? — снова вклинилась Ирма.
— Иван эту тему развивать не стал, а мне как-то неудобно было спрашивать. В общем, причин этого я так и не понял, — развел руками Скорняков.
Помолчал немного и махнул рукой:
— Вообще-то мне это и не важно было. Просто не понравилось, что даже в таком деле кого-то стараются отогнать подальше. Вот и захотел помочь. Может, так бы все и закончилось но, получилось так, как получилось.
На следующий день началась конференция. И снова — скандал. Сперва объявили, что всем после выступления тексты надо сдать, а потом университет их издаст отдельной книгой. И в ближайшее время, то есть прямо летом. Это я уже потом узнал, что на сентябрь были назначены выборы ректора, и Борис Борисович рвался на этот пост, а в таком деле, как говорится, любое лыко в строку.
Я вам все это так подробно излагаю для того, чтобы вы картину постарались увидеть и шире, и глубже.
Утром Иван вдруг объявляет, что текст у него от руки написан, потому, мол, и сдавать он его не будет. Да и вообще, говорит, не доклад это, а так — тезисы, наброски.
Ну, я сажусь к компьютеру и говорю Ивану: вы по кабинету прогуливайтесь и мысли свои излагайте. Он еще посмеялся, но стал рассказывать, да так разошелся, что я заслушался! Рассказчик-то он отменный!
В общем, самое важное из того, что он сказал, я зафиксировал, а времени уже в обрез, и я во время завтрака жене говорю — а она с нами тут же была: ты обработай, отредактируй страницы на три-четыре, распечатай и принеси в университет. А сами — бегом на конференцию.
В общем, работает наша секция — докладывает Иван. Докладывает блестяще, потом много вопросов со всех сторон. Видно, что задел за живое своих коллег — учителей и краеведов. Потом приходит моя пора выступать — то же самое. Вопросов много и все такие, знаете ли, живые! И, главное, получается, что по нашим интересам мы смотрим, что называется, в одну сторону!
Начинается обсуждение, наши с Иваном выступления — в центре внимания! Снова множество вопросов, все просят рассказать больше. В общем — успех!
После перерыва приходит дама из руководства и объявляет: народу у нас мало, так что примем только то, что уже отпечатано. А иначе, говорит, неизвестно до каких пор дело затянется!
И я понимаю, что это придумано только что, и придумано после того, как увидели, что Иван с бумажки читает рукописный текст. А жена уже все привезла, и я протягиваю этой даме оба наши отпечатанные доклада.
Она аж позеленела, но доклады все собрала, сложила их все вместе, на руке, знаете ли, так взвесила, и говорит: ой, товарищи, боюсь, что сейчас все доклады выпустить не удастся, потому что слишком большой объем получается.
Потом будто поразмыслила и снова улыбается: вы не огорчайтесь, тексты сдавайте, а потом мы сами проведем отбор. Понимаю, что Иван тут не пройдет, да и остальные вряд ли, кроме меня, потому что я Клевцову нужен, поднимаюсь и говорю:
— Время, в котором мы живем, товарищи краеведы, сложное, сами знаете. И заботы университета именно с этим связаны, и надо их не просто понять, а еще и помочь. Сегодня мы поможем университету, завтра — университет нам.
— Подхожу я к этой даме, — широко улыбнулся Скорняков, — и тяну к себе всю эту пачку наших докладов. Она вроде как старается мне не отдать, а на нас с ней ведь все уже смотрят. Тогда я и говорю, что я из своих личных средств оплачу издание нашего сборника и заботы с университета сниму.
В зале — фурор!
Вот так у нас и сложились отношения. Мы с Иваном сотрудничали очень тесно, материалами обменивались.
Скорняков замолчал, и после небольшой паузы Воронов решил, что пришло время спрашивать.
— Михаил Иванович, вы меня извините, но мы не хотим отнимать у вас время попусту, так что хотелось бы ближе к сути. Если я вас правильно понял, то близкими друзьями, такими, знаете ли, закадычными, чтобы ни дня друг без друга, вы с Иваном Герасимовичем не были. Симпатизировали другу скорее, по научным своим интересам и общались больше по ним же, а это — дело тонкое,
