— Конечно, тебе это известно. Ты бы и близко ко мне не подошел, будь я связан с полицией или с британской разведкой. Они не очень любят мальчиков, которые играют с опасными химическими веществами.
— И что все это значит?
— Что ты в трудном положении, и тебе лучше сидеть тихо. Ты уже столько всего понаделал, причем по-крупному, что это не могло остаться незамеченным. И пока ты ходишь по струнке, живи спокойно. Но если ты чем-нибудь прогневишь полицию, им придется принимать меры. У тебя на родине это, по-моему, называется угодить на сковородку.
Струве бесстрастно следил за выражением лица Бишопа. В комнате теперь стало светлее. Луна на небе поблекла, из-за белых облаков на востоке над морем вставало солнце.
— Бишоп, чем больше ты говоришь, тем меньше у меня уверенности, что ты что-то знаешь.
— Да?
Бишоп отошел от окна и направился к телефону на столике рядом с кроватью. Опустив руку на трубку и не глядя на Струве, он сказал:
— Ну, тогда я лучше поговорю с кем-нибудь другим.
Он поднял трубку, и когда портье отеля ответил, спокойно попросил по-французски:
— Пожалуйста, полицию.
Со своего места Струве услышал ответ, уведомляющий, что вызов принят.
— Бишоп.
Бишоп взглянул на него.
— Да.
— Скажи, чтобы аннулировали вызов.
Смятая сигарета Струве лежала в пепельнице. Он сунул ее туда, чтобы освободить здоровую руку, которая теперь сжимала пистолет. Даже с того места, где стоял Бишоп, было видно, что предохранитель пистолета спущен.
Бишоп вновь набрал номер портье и сказал:
— Отмените, пожалуйста, вызов. Я ошибся.
Когда он положил трубку, Струве приказал:
— Теперь подними руки и…
Телефон пролетел полпути от маленького столика до правой руки Струве, когда грянул выстрел. Кусок белого пластика вырвался из телефона и ударился в потолок прежде, чем корпус аппарата опустился на правое запястье Струве. Пистолет выстрелил еще раз, когда Бишоп ринулся к креслу, но зашибленная рука подвела Струве, и пуля угодила в гардину. Телефон упал на пол и отлетел в сторону, когда Струве рванулся, чтобы встать на ноги. Но он не успел вскочить с кресла. Бишоп схватил его ногу и дернул. Лицо Струве потемнело от боли. Пистолет выпал из рук. Бишоп поднял его и положил на столик рядом с кроватью. Потом помог Струве сесть обратно в кресло.
Тот рухнул как мешок, глядя на Бишопа. Лицо его медленно бледнело, глаза тускнели. Бишоп достал сигарету, сунул ему в зубы и поднес пламя зажигалки.
— Прошу прощения, но ты сам виноват.
Струве сказал ему пару-другую слов, прежде чем Бишоп остановил его:
— Тебе не следовало размахивать оружием. Это действует людям на нервы. А теперь заткнись и сиди спокойно.
Он подвинул стул из угла комнаты и уселся напротив Струве, лицом к нему.
— Я хочу кое-что узнать, — сказал он. — Несколько лет назад ты попал в автомобильную аварию. Ты сам вел машину. Как это произошло?
Мисс Горриндж вышла из серого «роллс-ройса», когда из здания таможенного управления появился Бишоп. В белом льняном костюме на фоне лимузина она выглядела строго и элегантно.
— Ты похожа на одну из самых знаменитых герцогинь, Горри, — сказал Бишоп.
Она улыбнулась. Приятно было видеть его, хотя и прошло всего несколько дней.
— Спасибо, Хьюго. Хорошо провел время?
Поставив сумки на заднее сиденье машины, они забрались внутрь. Солнце нагревало крышу.
— Так себе. Ничего особенного не произошло, но под конец было над чем потрудиться.
— И стоило трудов?
— Да. — Он включил зажигание и выехал за ограду. Пока они двигались к западной части Лондона, Бишоп рассказывал о том, что случилось в Монте-Карло, а мисс Горриндж сидела молча, обдумывая новости. Потом она спросила:
— А где Струве теперь?
Бишоп улыбнулся.
— Все еще там, насколько я понимаю. Кое-кто в отеле знал его имя, и после драки о нем сообщили в полицию; поэтому он не может вылететь, ведь для этого надо предъявлять паспорт.
— И что же он будет делать?
— У него, наверное, есть там друзья, которые помогут. Не останется же он там навсегда, во всяком случае, ему нужно ехать сюда вслед за Мелоди.
— Ты выяснил, он действительно с ней обручен?
— Нет, но отчаянно добивается этого. Думаю, можно рассчитывать, что он сразу же прилетит сюда, как только вернется сама Мелоди.
Они переехали через Бейсуотер и взяли путь на юг через парк. Вера Горриндж спросила:
— Сколько Мелоди там пробудет?
— Еще день. Жизнь Фюрте уже вне опасности, но она чувствует себя несколько виноватой перед ним. Я расстался с ней в больнице, когда она разговаривала с Домиником. — Несколько минут слышен был только тихий звук работающего двигателя, затем вопрос задал Бишоп: — А что новенького здесь?
— Ничего, все довольно скучно, но я подготовила для тебя много информации. Боюсь только, об Эверете Струве почти ничего не прибавилось.
— Он не из тех, кто оставляет следы, но мне надо во что бы то ни стало выяснить причину автокатастрофы, в которую он попал в Штатах. Я целый час выпытывал у него это после того, как отобрал оружие. Но не добился ни слова. Ничего, за что можно было бы ухватиться. Он прочно держал оборону.
— Таковы же и досье на него, — сказала мисс Горриндж. — Я даже позвонила Фредди и как только к нему не подкатывалась, но он не раскололся.
— Почему?
— Не знаю. Он просто уклонился от ответа, сказав, что будет рад видеть тебя, когда ты вернешься в Лондон. Это все, что мне удалось из него выжать.
Машина медленно въезжала на Слоун-Сквер.
— Зачем Фредди хочет встретиться со мной? — спросил Бишоп.
— Мне он не сказал.
— Ты думаешь, он сказал тебе так, чтобы отделаться? Чтобы уйти от разговора о Струве?
— Нет, он говорил совершенно серьезно.
— Интересно. Когда Фредди просит меня прийти, это всегда означает, что его что-то крайне волнует, — Бишоп круто повернул руль, и лимузин устремился на юг от Кингс-Роуд. — Его голос звучал возбужденно?
— Да, немного, — ответила она. — Ты ведь знаешь Фредди — стоит ему что-то учуять, и он начинает тихо урчать.
— Я позвоню этому старому черту.
По оконным стеклам дома на Чейни-Мьюз стремительно пробежал солнечный свет, отразившийся от ветрового стекла «роллс-ройса», и машина остановилась.
— Добро пожаловать домой, — сказала мисс Горриндж.
— Спасибо, Горри.
* * *
Бишоп позвонил в Скотленд-Ярд сразу после обеда.
— Инспектора Фрисни, пожалуйста. Это Бишоп.
В ожидании ответа он смотрел на Чу Ю-Хсин. А она глядела на него, устроившись на краешке письменного стола; двигался только кончик ее хвоста.
Вера Горриндж сидела на кушетке и просматривала подшитые вырезки из газет. Они с кошкой услышали, как слабый голос на другом конце провода назвал так хорошо знакомое им имя.
— Хьюго?
— Привет, Фредди. Как жизнь?
— Хорошо. А ты как?
— И у меня прекрасно. Горри передала, что ты просил позвонить.
— Рад, что ты это сделал. Ты сильно занят?
— Нет, не очень.
— Так может подъедешь прямо сейчас? — предложил Фрисни.
— Это что, срочно?
— В общем, да.
Бишоп не сводил глаз с сиамской кошки на письменном столе.
— Ты просто кладезь информации, Фредди. Скажи хоть какое-нибудь ключевое слово, чтобы заинтересовать меня своими сведениями.
— Брейн.
— Сейчас буду, — тотчас сказал Бишоп. — Пока. — И повесил трубку.
— Каким оказалось ключевое слово? — спросила мисс Горриндж.
— Брейн. Ты говорила Фредди, что мы работаем над этим делом?
— Ну, разве только полслова.
Бишоп медленно улыбнулся, набивая трубку табаком.
— Он знал, как меня заполучить.
— Ты едешь прямо сейчас?
— Да. — Бишоп минуту подумал. — Вот что странно, Горри, если посмотреть внимательно. Я знаю, что был единственным свидетелем гибели Брейна; дознание пришло к выводу, что смерть наступила в результате несчастного случая. Почему же Фредди догадался, что я все еще занимаюсь этим делом?
— Я могу предложить тебе несколько ответов на этот вопрос, Хьюго. Но Фредди даст тебе самый точный. Мне остаться?
— Если только ты не имеешь особого желания ехать.
— Нет, не имею.
— Хорошо. Если позвонит малышка Софи Маршам, передай, что мне хотелось бы ее повидать. Если она не против, можно вместе поужинать сегодня вечером.
— Я что-нибудь организую. Она звонила, пока тебя не было. Я сказала, что ты приедешь сегодня утром.
— Она не говорила, зачем звонит, чего хочет?
— Нет, но особенно и не скрывала. По-моему, просто дружеский звонок.
Бишоп прошел через длинную комнату к двери, оставляя за собой слабое облачко дыма из трубки.
— Если так, — проговорил он, — то это первое проявление простых дружеских чувств с тех пор, как погиб Брейн. Все его знакомые затаились как коты в засаде, словно собираясь прыгнуть и не зная, на кого именно.
