Он остановился.
Он остановился и дрожал, глядя в мои глаза. Мелкой такой дрожью. Ему было страшно…
– Я не хотел его убивать… – проблеял он, – так вышло…
«Господи, – устало подумала я, – на этот раз у меня совсем омерзительный противник. Даже не сопротивляется… Червяк какой-то полураздавленный».
Мне стало так гадко, что я не могла даже злиться. Я просто растерялась. Сидит перед тобой убийца, ощипанный какой-то, как цыпленок. Ручонки стиснул, сам трепещет, как лист осиновый. Жалости у меня не было. Я не привыкла относиться к подобным экземплярам с жалостью. Он же не банку консервов из магазина украл. Убивать-то у него страха не было. Зато теперь мы готовы в штаны наложить. При виде страшной Тани Ивановой.
– Что ж, – холодно сказала я, не отводя взгляда от его лица, – вот и поведай мне, как это вышло.
– Я хотел пошутить, – еле слышно произнес он, пряча глаза в пол, – просто потребовал деньги и накинул…
Договорить ему не дал звонок. Я открыла дверь. На пороге стоял Мельников.
– Все в порядке? – спросил он.
Я кивнула.
– Ответь мне, Иванова, – начал он ругаться с порога, – почему тебя вечно тянет на опасности?
– Какие опасности? – удивилась я.
– А убийцы твои? Это не опасности? Чего ты вечно ходишь на убийц в одиночку, как на медведя?
Я почувствовала странную смесь веселья и нежности к растрепанному Мельникову с глазами, полными страха за мою персону.
– Посмотри сам на убийцу, – сказала я, препровождая его в комнату, где совсем растерянный Толик пытался найти пятый угол, из которого явно намеревался испариться. При виде Мельникова он заметался, как раненая птичка, и попытался скрыться от него за моей спиной, как нашкодивший сорванец.
Мельников был разочарован. Но тем не менее посмотрел на Толика своим специфическим следовательским взглядом, от которого даже по моей спине побежали мурашки ужаса.
О Толике же и говорить было нечего. Он от Андрюшкиного взгляда окончательно сник. Сел на стул и посмотрел на меня такими глазами, что я почувствовала себя злой мучительницей сироток.
Заброшенных и голодных сироток. С тонкими шейками и большими ушами.
Однако этот сиротка все ж таки убил человека. Да еще совсем молодого человека… Посему я не позволила жалости растопить мое сердце.
– Рассказывай, – приказала я ему.
Он посмотрел на меня, спрашивая взглядом: «Может, не надо? Я больше не буду». От этого я почувствовала приступ гадливости. Он был омерзителен и жалок.
– Я… Пошутил.
– Ага, – кивнула я, – ты пошутил. Натянул цепочку на шею и пошутил. Результат твоей шутки превзошел все ожидания… Долго ты хохотал? И твоя жертва – очень ли она веселилась?
– Это вышло случайно, я же сказал! – Он разозлился. В его глазках загорелся огонек злости.
– Случайно, мой дорогой, ничего не бывает, – зловеще сказала я. – Вот я сейчас пошучу, и мы с Андреем Николаевичем посмеемся от души… Например, я случайно встретила тебя с одной особой.
Он вздрогнул.
– Особа была странная… – продолжала я, сделав вид, что этого не заметила, – в мужских ботинках. В немыслимой шапке. И звали эту особу…
– Валя здесь ни при чем, – пробормотал он, пряча глаза.
– Ни при чем, – согласилась я, – она «при чем» в другом убийстве. Так вот, я уж продолжу… Почему же ты решил так пошутить?
Он сидел, опустив руки на колени, старательно разглядывая указательный палец правой руки.
– Толик… – тихо позвала его я, – неужели ты не понимаешь, что ей уже не поможешь?
– Она была красавицей, – вздохнул он, – до замужества.
– Знаю, – кивнула я головой, – ты ее очень любил.
– Да, – кивнул он, – очень… Потом появился Борис Рыбкин. И они сгубили Валю, все, вместе с этими братьями!..
Последние слова он выкрикнул в пространство.
– Продолжай, – сказала я.
– Вы все равно не поймете, – махнул он рукой. – Когда ты идешь по школьному саду и видишь, как твой спутник отходит в кусты… А потом идешь за ним и видишь его со своей сестрой… И ты знаешь, что она делает это постоянно, что она вообще потеряла человеческий облик благодаря вот этим чистеньким, смазливым мальчикам… Кстати, Бориса тоже убил я. По счетам надо платить…
Он сидел понурившись. Но мне показалось, что теперь ему стало немного легче.
Совсем немного, но все-таки…
* * *
Андрей набрал номер милиции и вызвал бригаду.
Толик понял всю безнадежность своего положения и окончательно поник.
И, черт побери, мне стало его жалко!
* * *
Последним приехал Александр Борисович. Он смотрел на Толика долго, стараясь запомнить человека, отнявшего у его сына жизнь.
Когда за Толиком приехала бригада, он спокойно и рассеянно дал надеть на себя наручники и позволил себя увести. В этой покорности была готовность раба принять удары хлыста от хозяина. Может быть, именно поэтому я почувствовала невыносимую тягостность происходящего. Толик не был бандитом. Он был всего лишь жертвой обстоятельств.
Всего лишь…
Я стояла и смотрела им вслед из окна. Александр Борисович подошел ко мне и вздохнул:
– Как страшно, Таня! Но почему мой сын позволил этому человеку убить себя?..
«А почему Валя Рыбкина позволила сделать из себя проститутку?» – хотелось спросить мне.
Я посмотрела в окно, избегая его взгляда. Мне не хотелось говорить, с какими типами дружил «его» Володя. Впрочем, про Бориса он ведь и сам знал…
Я закончила. Мне не хотелось больше говорить. Что толку оттого, что Толик арестован? Братья Зенчики по-прежнему на коне… А значит, Светы Рябовы остаются в опасности. Куда в большей, чем от жалкого Толика. Толик сам жертва. Агрессивная, озлобленная, но он – то самое чудовище, порожденное сном разума. А вот Зенчики – хладнокровны и уверены в своей правоте. Зенчики нам правила игры пусть потихонечку, а диктуют.
Небо потемнело. И вдруг разразилось снегом. Первым снегом… Я люблю смотреть на первый снег. Но сейчас белые хлопья, кружась, падавшие с небес, меня не радовали. Отчего-то, наоборот, стало грустно…
Где-то под этими хлопьями шла женщина в ужасных мужских ботинках. Со сморщенным, а еще так недавно красивым лицом.
Что они сделали с ее жизнью?
* * *
История закончилась. Я могла снова взять себе выходной. Я же так хотела отдохнуть…
– А как у тебя дела, Света? – тихо поинтересовалась я у девочки.
– Нормально, – ответила она, улыбнувшись, – большое вам спасибо, Таня!
– За что? – удивилась я.
– Я свободна, и это главное, – пожала плечами Света и, не удержавшись, чмокнула меня в щеку.
Леша стоял недалеко от нас. Он все слышал. Но молчал. Только поглядывал в нашу сторону. Все-таки – какой закрытый парень!
– Лучше всех дела у меня, – сообщила Саша, довольно улыбаясь, – вчера обставили этого противного Шумахера! Так что у меня праздник души!
Я посмотрела на ее сияющую мордашку, и мне стало весело и хорошо. Я улыбнулась.
* * *
Все ушли. Остался только Андрюшка. Он сидел на кончике стула и смотрел на меня. Наверное, я позволила себе слишком расслабиться. Потому что, когда он подошел и обнял меня за плечи, я уткнулась головой в его плечо и почувствовала себя маленькой. Как Марья.
– Все в порядке? – спросил он.
– Ага, – кивнула я.
Он вздохнул:
– Куда мы денемся от этого, Танька? Сама понимаешь – это наше с тобой дело.
Я согласно кивнула, подтверждая, что мне некуда деться от своего дела, которое я к тому же любила.
– У меня к тебе есть просьба, – сказала я, – даже две. Выполнишь?
– Выполню, – вздохнул он, – ради тебя я готов на все.
– Помоги Виктору Анатольичу, ладно?
– Хорошо, помогу, – согласился он. – А вторая?
Я улыбнулась:
– Разреши мне в следующий выходной взять Марью…
Он удивился. И переспросил:
– Машку?
Я кивнула.
– Ладно, – засмеялся он, – кстати, ты произвела на нее неизгладимое впечатление. Она всем сообщила, что у нее есть знакомая «тетя Черный Плащ».
Я засмеялась. Что ж, утка так утка…
Прошла неделя. Я отдыхала. Все это время я занималась легкими делами, не требующими особенного напряжения. Вылавливала беглых мужей и жен, следила за промышленными шпионами и не занимала воображение и разум чрезмерными эмоциями.
Джазовый фестиваль пролил бальзам на мою душу. Честно говоря, мне кажется, что человеку нужно для счастья совсем немного. Любовь, свобода и джаз.
Ах, да… Еще нужно умение выбирать скакуна. Но этому я учусь.
Итак, прошла неделя. Я возвращалась с джазового фестиваля, вся во власти ритмичной музыки, и увидела Александра Борисовича. Сначала я его не узнала. Просто заметила идущую навстречу прекрасную пару. Девушку, юную и прелестную, в длинном черном пальто и маленьком берете. Он вел ее за руку, как ребенка. И его лицо было таким сияющим и счастливым, что я не захотела подходить.
Но он меня заметил. Он помахал мне рукой, и я остановилась. Они подошли ко мне. Девушка смущалась и смотрела на меня испуганно.
