не пятница, да и какой семейный совет из одного человека? Но Вовка решила, что с учетом всех обстоятельств совет ей провести просто необходимо. Пусть и наедине с самой собой.
Уже не заботясь о том, услышит ее Неизвестный или нет, она принялась расхаживать по квартире и рассуждать вслух.
– Ехать из-за какой-то фотографии, конечно, глупость, – говорила она, вышагивая от крючков с куртками и до кладовки на том конце коридора. – Во-первых, не факт, что речь идет о Краснокумске. Это просто догадка. А Неизвестный просто намекает. Прямо он ничего не написал. Во-вторых, может, это развод. Я приеду, а мне дадут по голове, отберут ключи и ограбят квартиру.
Вовка помолчала, обдумывая, как она будет обороняться, если на нее и вправду нападут. Выводы получались неутешительными.
– С другой стороны, – продолжала она, кружа по залу, – цепочка мамина. Это точно. Замок перепаян. Это ее цепочка.
При мысли о том, что анонимный маньяк может держать ее и без того нервозную маму в каком-нибудь холодном подвале, ей стало не по себе. Вовка и представить себе не могла свою красивую, молодую еще и элегантную маму, в этих ее изящных черных брючках и шифоновой блузке с тонким бантом – связанную по рукам и ногам. Вовка и слез-то маминых никогда не видела: та всегда шутила, что плакать ей нельзя, тушь размажет.
А папа? Высокий, широкоплечий, с крупными, сильными руками – да он сам кого хочешь на лопатки уложит. Мог ли Неизвестный его одолеть? А писал ли тот что-нибудь о ее отце? Ведь Вовка видела только цепочку. Нет-нет, Неизвестный говорил о родителях во множественном числе, спрашивал у Вовки про спасение «своих».
Но как же странно это все выглядит, как странно себе это даже представить! Обеспеченными Янковские себя не считали никогда, и Вовка прекрасно знала, что в университете ничего, кроме бюджета, ей не светит, платное родители не потянут. Но и в долг они никогда не брали, по крайней мере, Вовка об этом не слышала. Значит, и преследовать их некому. Но даже если речь о деньгах, то при чем здесь, в конце концов, Вовка?.. Зачем эти странные шарады и бесконечные сообщения?.. Об этом Неизвестный распространяться не спешил.
– Сегодня вторник, – рассуждала Вовка, огибая родительскую кровать. – Уже двое суток прошло, как они должны были вернуться. Они не могли так надолго задержаться сами. Негде им задерживаться.
В том, что полиция не поможет, Вовка не сомневалась. Одного взгляда на ленивого, раздраженного дежурного хватало для того, чтобы убедиться, что заявления или полетят в мусорное ведро, или лягут в низ самой высокой стопки. Вдобавок о заявлениях знал Неизвестный, и над ними он только посмеялся. Значит, на полицию рассчитывать нечего.
Возможно, ехать все же стоило: хотя бы для того, чтобы взглянуть на улицу Светлую, найти эту ржавую железку, на которой Неизвестный снимал мамину цепочку, и проведать бабушкину квартиру. Если родители не там, то разбираться Вовка будет на месте. А для безопасности можно прихватить лак для волос – от него тоже глаза припечет неплохо. Это если понадобится защищаться.
Вовка зажмурилась и втянула голову в плечи. Дырок в ее плане не было – он сам был одной большой прорехой. И лак этот, и поездка в никуда из-за какой-то фотографии, когда вокруг творится неизвестно что…
А вступительный? Он ведь уже завтра. Да еще и занятие у Марьяны Леопольдовны сегодня вечером, а Вовка совсем забыла! Но разве можно думать сейчас о каких-то уроках?
– Деньги, – вдруг прошептала Вовка, останавливаясь посреди кухни. – У меня же денег нет!
На всякий случай она снова проверила онлайн-банк. Ничего не изменилось, и на счету красовался все тот же округлый и окончательный ноль. В вещах родителей, пока она шарила по документам, заначек Вовка не обнаружила. У себя она тоже никакой наличности не хранила. Разве что найдется в какой-нибудь зимней куртке позабытая сотня… Этого не хватит. И урок, и билет в Краснокумск стоят больше.
Куда больше.
Вовка сверилась с часами: до ночи еще далеко, и до занятия тоже. И почему этот Неизвестный вздумал ею командовать? Тоже мне, «уезжаешь завтра»… Куда такая спешка? Ей нужно думать об экзамене, а тут такое…
– Здрасть, Петр Михалыч.
Вовку обдало сигаретным дымком и легким, почти неуловимым ароматом водки. Сосед еще только раскачивался, а супруга его, видно, с дачи все не возвращалась.
– Не найдется ли у вас пары тысяч в долг? Очень надо, – выпалила Вовка, стараясь не дышать.
Сосед переступил с ноги на ногу, задумчиво пошаркал тапочком, чесанул за ухом и усмехнулся.
– Трубы горят? Да больно сильно у тебя пригорело… Пара тысяч! Ты вон у этих, у Козловских спроси. Они-то богатеи, они тут давеча вон такущий холодильник затаскивали. Пингвина, что ль, завести решили…
Михалыч заулыбался в свою седенькую, редкую щетину и махнул на дверь напротив. Вовка кивнула.
– Спасибо, сейчас позвоню!
Но Козловские не отвечали. Еще бы, в середине дня – холодильник, наверное, отрабатывали. Или пингвина. Вовка сморщилась: «Тоже мне этот Петр Михалыч, шутник…»
В подъезде Вовка больше никого не знала, только надоедливую Зинаиду Зиновьевну. Спустилась, позвонила и ей, хотя без особой надежды.
– Ой, да что ты, у меня же теперь все на карточке. И пенсия туда приходит, и в магазине удобно, – объяснила старушка. Мастиф Журик флегматично рассматривал гостью из-за полы хозяйского халата.
Вовка в отчаянии вздохнула.
– А может, вы с карты на карту перевести можете? Ну, онлайн-банком пользуетесь?
– Это каким-каким банком?.. – нахмурилась Зинаида Зиновьевна.
С трудом распрощавшись со старушкой – голубцы у нее кончились, зато появились котлеты, – Вовка вернулась к себе. Она боялась звонить Лёле, но подруга, словно услышав ее мысли, позвонила сама.
Вовка глазам своим не поверила, но на экране телефона и вправду высветилось Лёлькино имя и ее старая, «дурацкая», по ее мнению, фотография без челки. Вовка сняла ее два года назад и менять не соглашалась. Лёлька ей тут нравилась – без этого ее нового любимого макияжа на пол-лица, и волосы еще пока некрашеные, темно-русые.
Но стоило Вовке принять вызов, как в динамике мерзко запиликало, и звонок сбросился. Она хотела перезвонить, но Лёля уже снова набрала. Только вот и на этот раз история повторилась.
Нет-нет, милая, говорю же: никаких друзей. Ты – сама по себе. Ты – самостоятельная, – тут же прилетело о Неизвестного.
Он скидывал вызовы, вот что! Вовка сжала телефон покрепче. А может, Лёлька собиралась рассказать про Федю! Как может Неизвестный с ней так поступать!
Ну уж нет.
Вне себя от ярости, она зашагала в коридор, оттолкнула табуретку, под которой прятали домашний телефон, и подняла трубку. Пусть следит сколько хочет, но не может же Неизвестный и городские вызовы блокировать!
Но все повторилось точь-в-точь. Стоило Вовке набрать телефон подруги, как вместо знакомых долгих гудков шли короткие, а
