ними поговорить.
Ознакомившись с местностью, я направилась в отделение полиции. Я зашла бы туда в любом случае, даже если бы Эрин не сказала, что они плохо расследовали дело. Нужно было как-то себя проявить, чтобы они не думали, что здесь шастает незнакомый человек.
Полицейский участок представлял собой кирпичную коробку в стиле девяностых, спрятанную в тени того, что когда-то было красивой библиотекой Карнеги [4], а теперь стало кооперативными магазинами. «То и это», «Бухгалтерия Калкинса», книжная лавка «Дождливый день».
Едва я вышла из машины с кондиционером, по моей шее начал стекать пот. Волосы я собрала в тугой низкий пучок, на мне была черная футболка, заправленная в черные вельветовые штаны, и черный пиджак, который я выбрала, потому что у него были карманы. Я решила действовать напрямик.
Так я решала почти всегда.
В участке было темно, и я бы не сказала, что это минус. Деревянные панели, благодаря которым подвесной потолок не сливался с зеленым ковровым покрытием, наводили на мысль, что последние двадцать лет полицейское управление Лич-Лейка вкладывалось не в дизайн интерьеров, а в образование офицеров и оборудование. По крайней мере, я на это надеялась.
– Агент Евангелина Рид, на встречу с офицером Бауманом, – сообщила я женщине на стойке регистрации, показав значок. – Вам звонил по поводу меня агент Камински.
– Верно, – подтвердила она с сильным миннесотским акцентом, сверившись с компьютером. – Нам передали, что вы зайдете. Однако я боюсь, что Дэниела сейчас нет на месте.
Ей было за шестьдесят, ее седые волосы висели безжизненными прядями, но поскольку она была тщательно накрашена, я предположила, что она сделала завивку, однако жара внесла свои коррективы. На краю стола, лицом к ней, стояли две фотографии в рамках. Поскольку у нее на пальце сверкало крапинкой бриллианта золотое обручальное кольцо, на фото были, скорее всего, муж и дети, а может быть, и внуки. Стол был опрятным: большой календарь с пометками, сделанными синими чернилами, стакан с ручкой и карандашом, степлер, стоявший перпендикулярно компьютеру. Ничего из этого не сказало мне, что значили ее слова: отпор, как предположил бы Кайл, желание скрыть истинное положение дел, как считала Эрин Мейсон, или просто правду, и Баумана в самом деле здесь не было.
– Вы не знаете, когда он вернется? – Я постаралась как можно тщательнее скопировать миннесотский акцент. Я округлила букву «о» и столкнула «а» как можно дальше к задней части челюсти. Женщина улыбнулась и повернулась к компьютеру.
– Дайте-ка проверить. Ох, похоже, у него выходной. Он запланировал смену с восьми до четырех на следующие пять дней, начиная с завтрашнего дня.
– С возрастом приходит отличный график, – заметила я и улыбнулась в ответ. Дэниел Бауман был одним из тех двух офицеров, что расследовали дело в восьмидесятом году. Второй, Аластер Шмидт, умер еще двадцать лет назад. Когда девочки пропали, офицерам было чуть за двадцать, как и сказала Эрин Мейсон.
– Мне сказали, что если офицера Баумана не будет, я могу поговорить с Мэтью Кларком.
– О боже, – она нахмурила лоб, – он в патруле. Но я могу ему перезвонить.
Я сделала вид, что задумалась об этом. Я ни в коем случае не собиралась зависеть от места нашей первой встречи в его расписании. Мне нужно было сохранить власть:
– Это так любезно с вашей стороны, – теперь мой акцент был почти таким же сильным, как у нее, – но то, чем он сейчас занят, слишком важно. Я знаю это по своему опыту работы в патруле.
Она посмотрела на меня с заметным облегчением.
– Ой. Вы уверены? Достаточно просто радиозвонка…
Я рассмеялась и выставила ладонь вперед.
– Нет-нет, все в порядке. Мне сегодня есть чем заняться, не беспокоя офицера Кларка. Он сказал, что я могу посмотреть файлы, так что я просто быстренько с этим разберусь и не буду вас беспокоить.
Ее рот образовал круг, идеально подходивший для звука, который она тут же издала.
– Ооо… даже не знаю. Понимаете, наши файлы засекречены…
– Конечно, – кивнула я очень спокойно. – К тому же у нас в Бюро есть копии. Мне просто нужно их подтвердить. Протокол важен, особенно в таком случае. Бедные девочки.
Она отодвинулась чуть в сторону, но тут же наклонилась вперед.
– Это так ужасно, да? В тот день я тут работала. Мне позвонила Кэрол Джонсон. Вы знаете Кэрол?
– У нас с ней сегодня встреча. Во всяком случае, в моих планах.
– Мне кажется, она после этого так и не пришла в себя. Никогда больше я не видела ее веселой. Представьте себе, что вы увидели на подъездной дорожке девочку, ноги которой прилипли к раскаленному асфальту. – Она вздрогнула.
– После такого, – заметила я, – любое сообщество может расколоться.
Я закинула удочку.
– Только не наше! Не Лич-Лейк. Видели бы вы, что началось, когда мы узнали новости. В поисковую группу записались сотни человек – а это ведь было задолго до Интернета и мобильников. Мы прочесали лес в поисках бедной маленькой Эмбер и… той другой девочки.
Я не назвала ей имя Лили. Я хотела, чтобы она продолжала говорить.
– Мы их, конечно, не нашли. Ничего не нашли. Как будто их увезли на космическом корабле. – Она провела рукой по шее. – Нет, я не к тому, что я в такое верю. Просто к слову.
Я кивнула:
– Да.
– Так вот. – Она оглянулась назад. Один сотрудник в униформе что-то печатал, сидя за столом, а другой разговаривал по телефону. – Мне кажется, ничего страшного, если я покажу вам файлы, копии которых у вас уже есть.
Я сверкнула зубами.
– Это было бы замечательно. Чем скорее я поставлю галочку в этом поле, тем скорее смогу приняться за дело.
– Если вы их найдете спустя столько лет, это будет что-то! Да, кстати, меня зовут Джоди, Джоди Хатчинсон. Это фамилия по мужу. Тогда я была Джоди Хеммеш. Пойдемте, я вас провожу?
Она не умолкала всю дорогу до архивной комнаты.
Ван
Файлы, которые показала мне Джоди, в самом деле оказались те же, что у нас в Бюро. Новую информацию можно было получить только из разговора с Бауманом, который, как заверила меня Джоди, не работал в патруле с девяносто шестого года. Но зато она угостила меня домашним лимонным печеньем, которое принесла с собой на работу.
Следующая остановка – Кэрол Джонсон.
Я припарковала свою машину безо всяких опознавательных знаков на конечной остановке улицы Вязов, на повороте тупика. В день, когда девочки исчезли, было плюс тридцать четыре – рекордный максимум на период
