через белую дыру червоточины, начнётся в точно положенное время, и в расчёте погрешности пути, и в соответствии с расчётом прибытия. Нужно только рассчитать погрешность. Вбить дату прибытия в исходное время, и часы сами рассчитают время отправки обратно, белая дыра не откроется, пока не наступит нужный момент. Так, чтобы я из настоящего не встретился с самим собой из прошлого, а прибыл только на день позже. Гарантировать возвращение объекта позже на минуту отправки или на час я ещё не мог. Но вот на день – было самое то. Тогда вероятность столкновения с самим собой будет равна нулю.
На мгновение я даже забыл, что это теперь никому не нужно.
– Ты сегодня сам не свой, – ко мне подсела Селена, – что-то не так?
Как блестели её глаза, боже мой, не от меня, конечно, от науки.
Сказать ей? Не говори. Не проявляй слабость… Кем ты будешь для неё? Неудачником? Как она на тебя посмотрит, как все будут на тебя смотреть?
– Нас закрывают, – сказал я.
Блеск её карих глаз отражался ещё сильнее через подступившие слёзы.
– Как? – смахнула она одну с покрасневшей щеки. – Как закрывают, кто?
– Институт.
– Но мы же на пороге открытия, ты рассказал про шар?
– Рассказал, им всё равно.
– И что же нам делать?
– Я писал письма в университеты…
– Тебе нужно искать спонсоров, а не таких же университетских скупердяев, пиши в газеты, в журналы, давай позовём прессу!
– Боже…
– Я сама этим всем займусь!
И она занялась. Через три дня у меня была назначена встреча с тремя журналистами и одним репортёром региональных новостей.
– Значит, вы считаете, что можете изобрести машину времени? – слышал я голос ведущего.
Я сидел на одном утреннем шоу и смотрел на оператора перед камерой, нет, не в саму камеру, не на ведущих, а именно на оператора, и ещё на ассистента, который застыл с какими-то бумагами позади него.
Оператор оторвался от камеры, и лицо у него было такое, будто он говорил: «Боже, в каком я сейчас дурдоме, что за, мать его, псих здесь сидит». У ассистента лицо было таким же, но, заметив мой взгляд, он скривил непонятного вида улыбку то ли одобрения, то ли смущения. Думаю, так улыбались врачи во всех жёлтых домах.
Ведущие держались прилично, выражая неподдельный ко мне интерес. Интерес был, конечно, поддельным, но они были хорошими ведущими, и поэтому в то, что они мне верят, верил даже я сам.
– Мистер Невилл…
– Ах да, я изобрёл пространственно-временной туннель.
– Ох, это потрясающе! – воскликнул ведущий. – И что? Вы уже отправили кого-то в прошлое?
Ассистент посмотрел на ведущего и закатил глаза.
– Мы отправили в прошлое металлический шар, он смог пройти через пространственно-временной туннель и вернуться обратно.
– Значит, мы можем утверждать, что путешествия во времени возможны?
– Пока только в прошлое, но да.
– Поверить не могу! – сверкнула на меня отбелёнными зубами его напарница.
– Что бы ты сделала, Сьюзан, если бы смогла вернуться в прошлое? – спросил ведущий.
– Дай-ка подумать, дай-ка подумать… Точно!
– Что?
– Я бы купила акции…
– Не будем, не будем никого рекламировать, но я тебя понял.
– Да, – улыбалась она, – мы бы разбогатели. А что бы сделал ты, Пит?
– Не женился бы в третий раз.
– О боже! – рассмеялась она.
– И не развёлся бы в первый.
– Вы были отличной парой.
– Это точно, – вздохнул тот.
– А как же твой второй брак, сколько он длился, две недели?
– Пожалуйста, не напоминай.
Ведущая, как и зрители, засмеялась, все дружно смеялись, все, кроме меня. Мне было ни черта не смешно.
– Ну, мистер Невилл, когда вы сможете отправить нас в прошлое? – спросил он.
– Боюсь, никогда. Вся дальнейшая работа над проектом может быть под угрозой.
– Господи, почему?
– Потому что нам отказали в финансировании.
Ассистент за спиной оператора приподнял бровь, вроде как говоря: «Ну надо же, есть ещё в этих институтах адекватные люди».
– И значит, эксперимент с этими черво… простите, червоточинами, – еле выговорила ведущая, – будет приостановлен?
– К сожалению, да.
– И мы так и не сможем путешествовать во времени? – спросил второй.
– Если не найдём спонсоров, то нет.
– Значит, я так и останусь трижды разведённым?
– Тебе уже ничто не поможет, Пит, – смеялась ведущая.
– Я бы хотел обратиться к вашему начальству, – пригрозил он пальцем на камеру.
– Перестань, Пит, у нас серьёзная тема, – сдерживала смех ведущая.
– А я совершенно серьёзно, под угрозой моя репутация как серьёзного семьянина.
– И вообще, какая там сумма? Может, мы сможем собрать?
– Двадцать миллионов.
Ассистент уронил все бумаги.
– Нет, столько мы, конечно, не соберём, – сказал ведущий, – но, может, среди зрителей найдутся желающие… Всё же такой проект.
– Да, – скривила гримасу жалости Сьюзан, – это ужасно несправедливо!
Это уж точно… Я шёл домой. Всё было ужасно несправедливо, и это уже не исправить никак.
С момента выхода этого позорного шоу, после которого все в университете смотрели на меня с жалостливой усмешкой, прошла неделя. Что я там говорил? Ах да, убеждал других в том, что я не сумасшедший. Никто так и не звонил. Селена не теряла надежды, что всё ещё будет. У меня не осталось никаких надежд, и потому я вернулся домой. Дом я снимал достаточно скромный, в таком же скромном районе, недалеко от университета.
Последние полгода я провёл в лаборатории, я жил этим проектом, этой идеей, которая поселилась во мне и полностью поработила мой мозг. Я включил свет в прихожей, он затрещал и расползся по коридору и кухне, захватив на пару шагов гостиную и порог приоткрытой спальни, пробуждая то, что покрылось многомесячной пылью, то, что умерло в горшках на окне от палящего солнца. Потому я и не любил растения – любить тех, кто умрёт по твоей вине, невозможно. Я взял горшок с иссохшей землёй и, выбросив его в мусор, в который раз пообещал себе не рассчитывать на обычную жизнь. На шкафах – нетронутые бутылки виски, я почти не пил и почти каждый раз получал их в подарок. Открыв одну, я наполнил стакан. Алкоголь плохо влияет на мозг, хотя кому теперь нужен мой мозг. Тёпло-жгучая дрянь разлилась по груди, в доме не было льда, в голове – нужных мыслей, я не знал, как мне жить, и уже почти начал жалеть себя, как в дверь постучали.
– Иду! – крикнул я, понимая, что это Селена. Она смекнула неладное, когда я, собрав все свои вещи, поехал домой.
– «Ты точно в порядке?» – спросила она тогда.
Я сказал, что всё
