— Ну, слава Богу, слава Богу, — затараторил Виталий. — Я ведь уже подумал, что это розыгрыш, что ты и прийти не сможешь. Что, вообще, такое творится? У меня, понимаешь, из-за тебя неприятности, ты, понимаешь, пропадаешь, как прикажешь понимать?
— У тебя неприятности? — хмыкнул Сорин. — Это не неприятности, дружок. Вот когда финкой под ребра суют — это называется неприятности, а может быть, и чем-то похуже.
— Боже мой, что ты говоришь! Кто?
— Меня обул приятель твоего таможенника.
— Ты знаешь, я вообще хотел тебе сказать, что ты даже не понимаешь, в какую историю попал.
— Вы все сговорились, — сказал Сорин. — Приблизительно то же самое пытался мне втолковать в Лондоне этот паскудный антиквар.
— Да послушай ты! При чем тут антиквар, — напирал Токарев. — Я тебе хочу объяснить. Есть очень важный и хороший человек. Он легким образом сможет тебе помочь. Но только послушать его без сердца — ты можешь послушать его без сердца? Представь себе, что ты компьютер. Считать умеешь?
— Было бы что, — сказал Андрей.
— Так вот что. Сейчас мы с тобой встретимся с этим человеком, и он тебе все объяснит. Пойдем!
И он потянул Сорина за руку к выходу из сквера. Однако пройти им удалось всего несколько метров, потому что через мгновение на их пути оказались трое крепких молодых парней со слащавыми улыбками на лицах.
— Стоп, стоп, — сказал тот, что стоял в середине, — далеко направились, ребята?
— Какое вам дело, — произнес Токарев, шагая вперед.
— Не торопись, малыш, — сказал тот, что был слева, и придержал Токарева рукой, — ты еще успеешь наговориться. Послушай, братан, — обратился он к Андрею, — тебя ведь Андреем зовут?
— Ну, — ответил Сорин.
— Хрен погну, — сказал стоящий посередине. — Отвечай, когда спрашивают.
— Андрей.
— А фамилия твоя Сорин?
— Допустим, Сорин.
— Ну вот, видишь, нам с тобой пообщаться надо. Пойдем, покатаемся.
— Никуда с вами ехать я не намерен, — сказал Сорин и попытался развернуться в противоположном направлении.
— Стоять! — произнес тот, кто был справа, и железными пальцами впился в предплечье Андрея. — Ты, падла, будешь делать то, что тебе скажут, и кочумай, покуда.
— Ну, зачем так, Толя, — произнес стоящий посередине. — Молодой человек недавно приехал из заграницы и порядков наших не знает. Будем же гостеприимны и взаимно вежливы. Не правда ли, Андрей?
— Что вам надо? — холодно произнес Сорин, чувствуя, как все внутри сжимается и ноги предательски начинают дрожать в коленях.
— Ну, что надо — это мы тебе не скажем, конечно. Собственно, нам-то от тебя — ничего. А вот другу моему очень бы хотелось с тобой пообщаться, есть у него к тебе пара вопросов.
— Какому другу? Каких вопросов?
— А вот съездим с нами, и узнаешь. Ну, что, двинулись?
— Никуда я с вами не поеду, — произнес Сорин, чувствуя, как его голос начинает дрожать в такт коленям.
— Поедешь, падла, — подал голос тот, что слева, и ткнул Сорина жестким кулаком в живот. — Или ты, говно, хочешь, чтобы тебя здесь завалили?
— Немедленно прекратите, — заверещал Токарев, отпрыгивая от группки парней, окруживших Сорина.
— Чего? — произнес тот, кто был слева, оборачиваясь к Виталию Сергеевичу. — Ты, шкет, чеши отсюда, пока живой, а то смотри: по макушку в землю уйдешь!
— Ребята, ребята, — вдруг послышался голос откуда-то сбоку. Вся компания разом повернула головы на звук. Неловко складывая на ходу газету, к молодым людям приближался пенсионер, еще недавно скучавший на скамейке. — Ребята, прекратите! Что вы здесь устраиваете! Здесь же малые дети, женщины ходят, — сказал он, обводя широким жестом сквер.
— Отец, — произнес тот, кто держал Сорина за предплечье, — шел бы ты отсюда подобру.
— Да как вы можете, — продолжал пенсионер, все ближе придвигаясь к компании, — среди бела дня! До чего страну довели! Вы еще здесь ножами начните махать! Мафия, понимаешь. Нет на вас товарища Сталина: живо бы успокоились, засранцы! — все больше распалялся пенсионер.
— Отец, — наставительно сказал Паша, стоявший посередине, — тебе же объяснили: шел бы ты, для здоровья полезней!
— Что?! — заверещал пенсионер и бросился вперед в надежде схватить Павла за отвороты куртки. Но тот ленивым, но ловким движением отвел руки пожилого мужчины и плечом слегка толкнул его. Пенсионер отлетел, неловко загребая руками и ногами, и рухнул на землю навзничь.
— Эй вы, козлы, — послышался окрик с другой стороны. Вся компания повернулась вновь. — Вы чо батю обижаете!
Со скамейки, противоположной той, на которой только что сидел старик с газетой, встал, шатаясь, работяга, замеченный Сориным в самом начале.
— Вы чо в натуре! Места нет, свои разборки делать?
— Усохни, — угрожающе сказал Толик, не отпуская при этом предплечья Сорина.
— Ах, усохни, — произнес работяга и, пошатываясь, приблизился к тройке бандитов Ермилова. — Ща я тебе усохну! — И медленно стал поднимать правую руку.
Толик выпустил Сорина и сильно влепил кулаком в физиономию мужичка. Вернее, думал, что влепил, поскольку работяга, с неожиданной для пьяного человека прытью, нырнул под кулак Толика, дернул снизу промазавшую руку бандита и так же резко выпрямился, оставляя за собой пролетевшее над головой и грузно плюхнувшееся на спину его тело.
— Ух, бля, — застонал приходящий в себя и пытающийся подняться с земли Толик.
— Лежать, — железным голосом крикнул работяга и выхватил из-под куртки пистолет Стечкина.
— Атас, подстава! — заорал стоящий справа от Павла и кинулся на бульвар.
Но далеко он убежать не успел, поскольку пенсионер, до того бесформенным кулем валявшийся на дорожке, вдруг проявил тоже недюжинную прыть и перекрестным движением ног, называемым в вольной борьбе «ножницами», сбил парня наземь.
— Суки, — заорал тот, кто бежал к выходу, и выхватил из-под кожаной куртки пистолет.
Пенсионер перекатился в сторону скамейки и в этот момент тоже достал из кармана маленький «ПМ». Зазвучали выстрелы, дальше все смешалось. Застывший посреди сквера Сорин видел, как юркий Токарев уже перепрыгивает через скамейку за спиной памятника Гоголю, как бандит, только что державший его за руку, корчится на земле, прижатый коленом работяги; как пенсионер, привстав на одно колено, пускает пулю за пулей в сторону бульвара, а оттуда, прячась то за стволом дерева, то за какими-то каменными тумбами, безостановочно палит молодой белобрысый бандюган. И вдруг тот, кто стоял посередине, толкнул Сорина к себе, развернул его и, обхватив левой рукой за горло, правой также выхватил ствол.
— Пушки на землю! — заорал он, придвигаясь спиной к памятнику. И пенсионер, и работяга на секунду остановились и обернулись в сторону Павла. — Вам этот дохляк нужен? — продолжил он, тыча пистолетом в бок Андрея. — Если не дадите уйти, я его завалю.
— Не дури, — крикнул пенсионер, переводя ствол на голову бандита, державшего Сорина. — Пусти парня — и можешь идти.
— Ага, поверил я тебе! — отвечал Паша.
— Да не нужен ты мне, дуй!
— Кореша пустите.
— Паша, не бросай, — заорал Толик с земли, пытаясь сбросить с себя мужика в нейлоне.
— Лежать, — произнес Ян (а это был именно он), коленом нажимая на горло поверженного бандюгана.
— Топай, топай, — продолжил пенсионер, держа на мушке подручного Ермилова. — Оставь Сорина здесь.
«Так, — отрешенно подумал Андрей. — И этот знает, как меня зовут. Похоже, моя известность достигла мировых пределов». Бандит, державший его за горло, на секунду задумался, остановился, потом крикнул: «Хорошо» — и с силой пнул Сорина. Сам же, укрывшись за спиной андреевского памятника, юркнул в какую-то щель среди веток и мгновенно исчез.
Андрей поднялся с колен в тот момент, когда к нему уже подходил мнимый пенсионер:
— Ну, здравствуйте!
— Здравствуйте, — ответил Сорин.
— Позвольте представиться: Василий Семенович Трегубец, следователь по особо важным делам.
— Я почему-то так и подумал, — сказал Сорин.
— Знаете, не пристало нам здесь оставаться. Ян! — позвал Трегубец своего напарника, — хватай этого урода, и поехали.
— Хорошо, Василий Семенович, — ответил Старыгин, переваливая Толика со спины на живот и надевая на него наручники.
— Где же Виталий? — зарыскал глазами Андрей.
— Виталий Сергеевич, вероятно, прогуляться пошли. Они человек нервный, — улыбнулся Трегубец, — да нам они сейчас и без надобности. Поедемте, поедемте, Андрей. Нам с вами есть о чем побеседовать.
— Я понимаю, что выбор мне не предоставлен, — сказал Сорин.
— Отчего же, — засмеялся Василий Семенович и развел руками, — очень даже просто: минуты через полторы здесь будет наряд милиции, ну, и далее со всеми вытекающими.
