— Софи действительно любила Брейна. А Мелоди нет… если вообще можно судить о том, что происходит между двумя людьми.
— Иногда люди сами не знают, что с ними происходит, — задумчиво сказал Бишоп.
— Но эти-то знают. В данном случае все они прекрасно понимали, что делают или делали. Брейн из тех, кто предвещает бурю, несет ее в себе. У него на роду было написано умереть насильственной смертью. Мелоди — разъяренная мегера, у которой нет сердца и нервная система не в порядке. Струве — замечательный мастер мошенничества, вероломный и готовый стрелять без разбора. Софи принадлежит к тем женщинам, которые смогут постоять за себя на горящем корабле, полном голодных львов, попав в тайфун посреди Тихого океана. Не знаю, что сказать об этом Жофре де Витте, я его не видела.
— Де Витт? — Бишоп отклонялся в кресле назад до тех пор, пока спинка не коснулась стены. — Я тоже не уверен насчет него. У меня такое впечатление, что он не прост. Они со Струве знают друг друга, но ни один не обмолвился об этом. Я бы хотел также знать, где находился де Витт в ночь, когда погиб Брейн. Он сказал, что давно не бывал в Англии, но он говорил и массу других вещей, в которые я не верил…
— Я воспользовалась возможностью решить кое-какие дела с мистером Тулли из Скотленд-Ярда, когда он звонил мне насчет автоаварии Струве. Я сказала, что если ему удастся выяснить, где был де Витт в ту ночь, эта информация не окажется совсем уж бесполезной.
— Прекрасно.
— Спасибо.
Бишоп посмотрел на часы.
— Ты заслужила свой чай.
Квартира Софи находилась на четвертом этаже. Лифт был крошечным и плохо проветривался; трос его угрожающе скрипел, но когда Бишоп поднял глаза к потолку, высматривая, за что бы схватиться, если он оборвется, лифт, тихо задрожав, остановился.
Софи Маршам встретила гостя в домашнем платье, совершенно черном по контрасту с ее светло-пепельными волосами. Она стояла в проеме двери и казалась меньше, чем обычно. Он вспомнил краткую характеристику, которую дала ей мисс Горриндж, и подумал, что девушке понравился бы такой портрет.
Они не говорили о Брейне, пока она наполняла тарелки на кухне. Софи приготовила замечательный ужин; и во время еды за столом не чувствовалось никакого напряжения: бутылка «Барсака» сняла всякую скованность.
— Это было превосходно, Софи.
Бишоп сидел в кресле, вытянув ноги; тень скрывала половину его лица.
— Боюсь, несколько простовато.
— Совершенства не достичь через сложность. Все прекрасное просто. Ты сама давно поняла это.
Софи прошла в соседнюю комнату, вернулась и, бросив на пол диванную подушку, устроилась на ней лицом к нему.
— Значит, я по-твоему проста.
— Да, в том смысле, что в тебе нет неестественности.
— У меня много чего нет. — Она улыбнулась.
— Но ты ведь и не страдаешь от этого.
— Иногда страдаю. Расскажи мне о Монте-Карло.
Минуту он следил за легким движением ее головы, потом ответил, спрашивая себя, много ли ей известно.
— Там было интересно, как я уже говорил тебе по телефону. Я остановился в отеле, где обычно жил Дэвид.
Бишоп наблюдал за выражением ее глаз. Они изменились, в них проступила боль. Но Софи вновь улыбнулась и быстро проговорила:
— Правда?
Он пожалел о своей прямоте, но она помогла ему быть правдивым. Горри права: эта девушка любила Дэвида Брейна и, может быть, все еще любит, но не так, как Мелоди.
— Ты, должно быть, встречался там с его друзьями, — небрежно сказала Софи. — И с друзьями Мелоди. Твоя тетя, мисс Горриндж, сказала, что Мелоди ездила с тобой.
Бишоп немного помолчал.
— О друзьях не знаю. Там были люди, которые знали Дэвида. Одного из них зовут Жофре де Витт.
— Вы встречались в казино, да?
Бишоп кивнул.
— Значит, он все еще бывает там. Это печально.
— По нему не скажешь, что он о чем-то печалится. Даже снова увидев свою жену.
— Мелоди, ты имеешь в виду?
Он вновь кивнул и спросил:
— Почему де Витт ходит в казино?
Софи сидела, свернувшись на подушке и глядя, как блестит простое золотое колечко на левой руке. Бишоп подумал, что его, наверное, подарил ей Брейн. Никаких других она не носила.
— Разве он тебе не говорил? Он многим рассказывает. Он проиграл почти все, что имел, за одну ночь. Лет пять тому назад.
— Это его разорило?
— Да, — кивнула она. — У него остался лишь небольшой постоянный доход. Благодаря ему он сейчас и живет.
— А почему не начинает все сначала?
Мгновение Софи молча смотрела на Бишопа, потом сказала:
— Да не с чего начинать. Он типичный осколок старой аристократической Ривьеры. Сидит себе просто на солнышке и забавляется тем, что наблюдает, как, по его словам, «прежний порядок» медленно разваливается на куски, и он вместе с ним.
Ярко вспыхнуло колечко на руке, когда она потянулась за пачкой сигарет, предложила их было Бишопу, но тут же спохватилась:
— Ты ведь не куришь сигарет.
— Нет, спасибо, — ответил он.
Софи положила сигареты обратно и поднялась — маленькая, прямая, засунув руки в карманы домашнего платья. Светлые волосы упали на глаза, когда она посмотрела вниз на Бишопа.
— Какой у нас странный разговор, Хьюго.
— Да?
— Да. Мы оба хотим узнать, что известно другому, так ведь? И боимся говорить откровенно.
— Не боимся, наверное. Скорее, не уверены, сумеем ли найти общую тему….
— Общее — это Дэвид. Разве нет?
— Его гибель. Впрочем, я говорю за себя.
— А меня его гибель не очень интересует…
— Но ты любила его.
— Да, любила, — просто сказала Софи.
— И принимаешь его смерть и то, как она наступила?
— А как она наступила?
— Его убили.
Софи побледнела и вытянула руку, чтобы опереться о камин. Бишоп быстро встал, чтобы поддержать ее.
— Иди, садись сюда, — проговорил он.
Софи не могла отвести от него взгляда. В лице ее не было ни кровинки, и только помада ярко выделяла рот.
— Не беспокойся, все в порядке, — безжизненным голосом произнесла она.
Постепенно глаза ее оживали, взгляд уже не туманился, губы попытались сложиться в слабую улыбку. Бишоп отступил, выпустил ее ладонь. Софи снова подняла голову, лицо ее обретало естественный цвет.
— Насколько хорошо ты знаешь Эверета Струве? — спросил он.
Шли минуты, она не отвечала, глядя ему в лицо. Наконец тихо, с недоумением спросила:
— Эверет Струве? Американец?
— Да. Он присутствовал на дознании.
Словно ребенок, который наконец понял, что от него хотят, Софи ответила:
— Его знает Мелоди. А я мало его знаю, Хьюго.
Бишоп усадил ее в кресло, с которого только что встал.
— Я налью тебе что-нибудь выпить? — мягко спросил он.
Софи покачала головой.
— Кто это сделал? Скажи мне.
— Я не знаю, Софи. У нас есть одна-две версии…
— «У нас»?
Бишоп сел на краешек низкой скамеечки, обтянутой парчой, и опустил перед собой руки.
— Я поддерживаю отношения с людьми, которые интересуются обстоятельствами гибели Дэвида.
— Кто ты? Сыщик в штатском?
— Нет.
— Мне нужно знать, кто ты. — В ее голосе не было ни враждебности, ни подозрительности. Она просто хотела знать.
— Я занимаюсь психологическими кризисами, которые переживает человек.
— Звучит очень туманно.
— Наверное, да. Но я видел, как погиб Дэвид. Больше там никого не было. И все же я не знаю, как он умер, а другие знают.
— Какие другие? — Софи подалась вперед.
— А как ты думаешь, кто они? — спокойно спросил Бишоп.
— Скажи мне, пожалуйста. Я должна знать.
— Прости, но я еще сам не уверен, кто они. Но даже если был бы уверен, все равно не смог бы назвать тебе их. Мне просто пришлось бы передать их в руки полиции.
Софи устремила на Бишопа серьезный, напряженно-внимательный взгляд.
— Полиция тоже считает, что он был убит?
— Коронерское дознание вынесло свое заключение. Если не обнаружится новых свидетельств, то ни полиция, никто другой не станет предпринимать действий…
— Никто, кроме тебя.
— Я только следую своей личной версии.
— Основываясь на новых обнаружившихся данных?
— Отчасти.
Она сложила на груди свои тонкие, изящные руки и сидела так, не спуская с него глаз.
— Да, странная у нас встреча. Каждый старается узнать, что известно другому. И только одному повезло…
Бишоп чуть улыбнулся.
— Значит, я помог тебе?
— Нет, ни одним словом. Повезло, скорее, тебе…
— Почему тогда тебя так потрясли мои слова, что Дэвида убили?
— Не потому, что я не знала, а потому, что ты докопался до этого. Как тебе удалось?
— Косвенным способом. Поговорив с людьми, осмотрев еще раз разбитую «вентуру», сопоставив факты, познакомившись с Мелоди, Струве, де Виттом. И с тобой.