— Зачем же вы отдали — машинка ведь подлежит уничтожению? — с досадой упрекнул Вячеслав.
— Верно. Подлежит. Да мне начальник тогда позвонил и сказал: «Отдай, Фомич, женщине». Я и отдал. Толку-то в ней чуть — рухлядь.
— Что же это за начальник?
— Начальник наш. Он тогда всем хозяйством заведовал.
— Фамилия?! Как фамилия?!
— Отнял бог память ведь, не припомню.
— Кто же? Кулешов? Колчин? Раух?..
— Во-во, сынок, именно Колчин. Он самый. Губа у него такая толстая.
Мысль о визите к Ольге Ефремовой уложилась в сознании Вершинина как дело решенное. Материалы, с которыми он познакомился во время следствия, давали все основания сделать вывод, что анонимки являются чистейшей выдумкой и написаны с целью устранения Кулешова. Директор относился к своим подчиненным ровно, при их оценке исходил только из деловых качеств. Названные в анонимках проходимцами и случайными людьми в действительности были по-настоящему одаренными работниками. Они вносили живую струю в работу завода. Кулешов часто премировал их, поощрял другими способами и всегда имел для этого веские основания. Игорь Арсентьевич — человек вполне современный и доступный, не считал предосудительным разделить с подчиненным, которого он уважал, трапезу, зайти к нему на квартиру, отметить с ним в ресторане юбилейную дату. В таких взаимоотношениях витал дух равноправия. На торжествах по поводу различных событий директор уже не был директором, он становился просто Кулешовым, или Игорем Арсентьевичем, а то даже и Игорем, что только поднимало его авторитет, вызывало к нему уважение. Он обладал способностью балансировать на тонкой грани, допускать простоту во взаимоотношениях, а не фамильярность. Но вот связь с Ефремовой, если она существовала, бросала на него тень. Руководитель и подчиненная. Ситуация всегда осуждаемая. Однако Вячеслав был далек от мысли осуждать Кулешова, считая это личным делом директора. Но следствие есть следствие, и Вершинин понимал, что вопрос об отношениях Кулешова и Ефремовой где-нибудь да всплывет. Его нельзя оставить за скобками. Вот почему Вячеслав решил встретиться с Ефремовой.
На протяжении дня он постоянно звонил на завод, в плановый отдел и, не называя себя, спрашивал Ефремову. Однако она отсутствовала. Ближе к вечеру выяснилось, что Ефремова заболела. Вершинин попросил ее адрес. В ответ он явственно услышал приглушенное женское хихиканье, после которого кто-то довольно дерзким тоном назвал ему улицу и номер дома. Номера квартиры ему не сказали. Вячеслав еще раз попытался узнать его в плановом отделе, но там тотчас бросили трубку. В адресном бюро ее адреса вообще не значилось. Так бывает, когда меняют фамилию. Вершинин решил пойти и разыскать ее квартиру через жильцов дома. Однако на месте его постигло разочарование. Дом, который назвала женщина из планового отдела, растянулся на целый квартал. Холодная и мрачная арка проткнула его точно в середине. У многочисленных подъездов деловито ворошилась ребятня всех возрастов. Вершинин остановился в растерянности. Найти жильца по фамилии в таком доме — дело сложное: люди порой не знают, кто живет с ними на одной лестничной клетке. Он заметил кучку подростков 13—14 лет, со стороны которых подозрительно тянуло дымком, и подошел к ним. Приближение взрослого они заметили сразу и беспокойно засуетились, пытаясь незаметно втиснуть ботинками в песок дымящиеся окурки. Один из них, скорее всего заводила, — высокий, черноволосый, со сросшимися на переносице широкими бровями, демонстративно сунул сигарету в рот, настороженно поглядывая на приближающегося. На его поясе сверкала широкая пряжка с изображением участников ансамбля «АББА». Вершинин ухмыльнулся, заметив, как тяжело дается тому смелость. Видно было, что паренек хоть и бравирует перед приятелями, но не решается затянуться и в случае осложнения приготовился дать стрекача. Вячеслав сделал вид, что не замечает переполоха среди ребят, достал из кармана сигарету и попросил прикурить. Чернявый с важным видом подставил тлеющий огонек. Прикурив, Вячеслав глубоко затянулся, потом сделал несколько судорожных движений горлом и принялся долго и надсадно кашлять, хватаясь за грудь и размазывая по лицу выступившие слезы. В перерывах между приступами кашля он сетовал, что вот-вот может «загнуться» от курения.
Вся стайка наблюдала за ним с опаской, а чернявый так и не затянулся. Вершинин имитировал постепенное ослабление кашля и, словно обессиленный, тяжело опустился на скамейку. Его прерывистое дыхание было красноречивей всяких слов. Потом он сделал вид, что ему стало лучше.
— Слушайте, орлы, — обратился он к ребятам, — вы всех знаете, кто в этом доме живет?
— Всех, — вразнобой отозвались ребята.
— Подскажите тогда, где живет Ефремова Ольга Владимировна?
Те переглянулись между собой и уставились на главаря.
— Дети-то хоть у нее есть? — спросил тот.
— Трудно сказать. Скорее всего, нет.
— Из себя-то она хоть какая, обрисуйте.
— Стройная такая, красивая, лет тридцати, — ответил наобум Вершинин.
Ребята оживленно зашептались между собой, оценивая жильцов дома с точки зрения высказанных качеств.
И вот тут Вершинин вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд — холодный и злой. Вячеслав незаметно осмотрелся вокруг. Ребята по-прежнему обсуждали возможные кандидатуры, скамейка напротив была пуста. Однако странное ощущение продолжало беспокоить. Он посмотрел вверх. На балконе второго этажа стояла женщина. В сумерках ее лицо трудно было рассмотреть, к тому же мешало висевшее на балконе белье. На мгновение взгляды их встретились. Вершинину стало неуютно.
— Кто такая? — спросил он ребят, указав на балкон.
Женщина уже ушла в свою квартиру.
— Эта-а-а? — пренебрежительно протянул чернявый, — тетя Шура, — и скривился, как от кислого.
— Тетя Шура, тетя Шкура, — пропел другой подросток с озорными, зеленоватыми, как у кота, глазами.
— И так ее называют, — подтвердил чернявый.
«Видимо, у этой женщины взаимная неприязнь с ребятами, — решил Вячеслав, — а по инерции она распространила ее и на меня».
— Мы с ребятами посоветовались здесь, — снова заговорил паренек, — и кажись, поняли, кто вам нужен. На четвертом этаже в этом подъезде живет одна такая. Поднимитесь, спросите.
Из трех дверей на лестничной площадке Вершинин выбрал одну и уверенно позвонил. Почти тотчас она распахнулась, и на пороге показался мужчина лет тридцати пяти — сорока в махровом халате до пят с лоснящейся шевелюрой.
— Прошу прощения, — извинился Вячеслав. — Ольга Владимировна Ефремова здесь живет?
— Нет, — мотнул головой тот и показал на дверь справа, — вон ее квартира. При этом он улыбнулся и заговорщически подмигнул.
Вершинин постучался в указанную дверь, но квартира оказалась пустой.
— В магазине, наверно, — послышался из-за закрытых дверей голос того же мужчины.
Он, видимо, стоял прислушиваясь. Вершинину это было неприятно. Решение созрело мгновенно. Он вырвал из блокнота листок, приложил его к стене и быстро написал:
«Ольга Владимировна! Вас побеспокоил следователь прокуратуры Вершинин по важному делу. Буду с вашего позволения через час».
Записку сложил вчетверо и вложил в щель между дверью и стеной, но потом, вспомнив любопытного соседа, вытащил ее оттуда и сунул между дверью и полом подальше, в квартиру. Затем спустился вниз.
На улице странно потемнело и затихло. Угрожающе низко проплывали клочковатые серые тучи. Надвигалась гроза. Вершинин быстро прошел вдоль дома и нырнул под арку. Выскочить из-под нее он не успел, ибо вслед за неимоверным грохотом, рухнувшим со всех сторон и заставившим помимо воли вобрать голову в плечи, хлынул такой дождь, что бежать под ним без зонта и без головного убора было бы чистым безумием. Через минуту под арку побежали потоки бурлящей воды. Они уносили с собой щепки, пустые бутылки и даже крупные камешки. Вячеслав, стараясь не замочить ноги, перепрыгивал с одного сухого островка на другой, но их становилось меньше и меньше. Тогда он выскочил под дождь и помчался, сломя голову, к видневшемуся метрах в двадцати продовольственному магазину. Внезапно небосвод прорезала ослепительная молния, напоминавшая огромный кровеносный сосуд. В глазах запрыгали белые, зеленые и малиновые кружки и точки, в мелькании которых исчезли неоновые огни магазина. Вершинин бросился почти наугад и успел ухватиться за ручку входной двери магазина.
В магазине он с сожалением осмотрел мокрые забрызганные брюки, хлюпающие ботинки, почувствовал прилипшую к спине влажную рубашку и расстроился. Идти к Ефремовой в таком виде ему не хотелось. А дождь все поливал. В душном помещении, битком набитом людьми, одежда стала подсыхать. Вершинин протиснулся к зеркальной витрине и посмотрелся в нее. «Не так уж плохо я выгляжу», — подумал он. Народ, между тем, постепенно рассасывался. Экипированные посолидней исчезали, раскрыв зонтик или нахлобучив по самые уши водонепроницаемую шляпу. Когда дождь кончился, Вячеслав высунул голову на улицу и с наслаждением вдохнул влажный свежий воздух, приятно захолодивший легкие. С минуту постоял, раздумывая, и решительно направился в сторону дома с аркой.
