— Работаем, Марина Ивановна, — ответил Андрей обычной в таких случаях дежурной фразой.
— Мой вопрос вызван не праздным любопытством, — заявила она. — Если преступника в ближайшее время не найдут, нашу школу ожидают большие перемены. Совсем не лучшего свойства. Вы просто представить себе не можете, что у нас сейчас творится.
— Илона Олеговна сама ведет следствие? — улыбнулся Мелешко.
— Так она это называет, — сказала Марина Ивановна. — Но по существу, то, что она творит, не поддается никаким определениям. Она обвиняет в случившемся и учеников, и учителей, и родителей. Ей кажется, что в школе зреет заговор против нее. Это просто… мания какая-то. Сотрудникам милиции, которые занимаются этим делом, она не доверяет — считает, что те отлынивают от работы. Она уволила двух учителей, которых подозревала в том, что те покрывают детей. Каждое утро проводятся настоящие обыски учащихся. Проверяются сумки, портфели, одежда. В таких условиях ребята не могут нормально учиться, а педагоги — преподавать. Младших Обрезковых — главных ее подозреваемых — она просто затерроризировала. Они перестали ходить в школу. И можно догадаться, где они теперь проводят время. На улице! Потому что дома у них не лучшая атмосфера. Школа для них была единственным местом, где они чувствовали себя более или менее комфортно. Андрей Евгеньевич, я вас прошу!.. Объясните ей, что наши дети не виноваты. И тем более не виноваты учителя и родители. Ведь у вас наверняка есть какие-то версии.
— Марина Ивановна, — вздохнул Мелешко. — Я почти уверен, что ни учащиеся вашей школы, ни тем более учителя, к преступлению не имеют никакого отношения. Но я не уверен, что смогу успокоить Майскую. Может быть, вам следует собрать педагогический совет и откровенно поговорить с ней? Объяснить, что ее действия не способствуют успешному процессу обучения, ну или что-то в этом роде… Иногда коллектив может на многое повлиять. Сходите, в конце концов, в РУНО.
— РУНО за Майскую горой, — покачала головой Марина Ивановна. — А коллектив… Коллектив еще не готов противостоять директору. И знаете, что самое страшное? И среди детей, и среди взрослых гуляют идеи о том, что неплохо бы повторить ту дурацкую акцию. Я просто не знаю, что делать! Мне кажется, что в один прекрасный день дети станут громить кабинеты. Кто бы мог подумать, что чей-то идиотский поступок может вызвать такие последствия!
— Я позвоню Майской, — сказал Мелешко. — Скажу, что следствие располагает сведениями о том, что ваши учащиеся ни при чем. Но не думаю, что после этого вам будет легче. Дело не в глупом выстреле. Проблема заключена в самой Майской.
— Да-да… — Марина Ивановна быстро закивала. — Я понимаю. Но ваши слова смогут хоть немного ее успокоить. В противном случае, страшно подумать, что произойдет!
«Интересно, думал ли горе-снайпер, что его шалости вызовут цепную реакцию? Что будут страдать не только жертвы, но и окружающие их люди? — размышлял Мелешко после ухода учительницы. — И как в этом случае квалифицировать его деяния? Только ли как мелкое хулиганство?»
Главное городское управление внутренних дел трясло. За последние две недели произошло еще четыре преступления, осуществленных снайпером-пейнтболистом. Генерал не успевал собирать совещания. Близились рождественско-новогодние праздники. Народ вот-вот начнет баловаться петардами различных систем. Кто знает, может быть, и этот маньяк перейдет на более опасное оружие и станет стрелять в честных граждан фейерверками из ракетниц? На дело были брошены самые лучшие эксперты, привлечены специалисты. Они произвели несколько десятков следственных экспериментов и все больше склонялись к мысли, что преступник стрелял все-таки из самых современных видов маркеров, а именно: из системы «Ангел» или из системы «Шокер». Другие модели на дальнее расстояние били непредсказуемо.
Оперативники выяснили, кто за последние три года покупал подобное пейнтбольное оружие. Оказалось, немногие. В основном, их приобретали клубы. Находились и отдельные покупатели, зарегистрированные в спортивных магазинах города (маркеры, как и арбалеты и прочие рогатки продавались исключительно по предъявлении документов). К счастью, этих самых отдельных покупателей было наперечет. Все они слыли людьми уважаемыми, поигрывавшими в пейнтбольных клубах изредка, на досуге и, по-видимому, считавшими ниже своего достоинства брать маркеры напрокат. Подозревать их в преступном умысле было невозможно. Не стали бы они стрелять в слесаря-сантехника шестого разряда. И в директора школы, наверное, тоже. Значит, сделали вывод оперативники, оружие для преступлений, совершавшихся по четвергам и пятницам, изымалось на время все же в клубах. А к имуществу клуба имеет доступ не такое уж большое количество людей. Директор. Завхоз или начальник арсенала. А больше никто не имеет этого доступа. И что же из этого следует? Что преступник относится к верхушке пейнтбольной элиты?
Предлагались, правда, поправки к данной версии. Например, высказывались предположения, что маркер был приобретен лет шесть назад где-нибудь в Австралии, привезен сюда человеком, далеким от клубно-тусовочной жизни и пристрелявшимся на консервных банках. В этом случае ревизия маркеров и строгий учет покупателей пейнтбольного снаряжения ничего не давали. По приказу Барсукова тщательно проверили Сегу и его друга, суворовца Юрия Обрезкова. Как следует проверили, нажав на руководство училища. Как оказалось, Юрий Обрезков на момент совершения всех преступлений имел абсолютное алиби. Благодаря — вот уж действительно благодаря! — своему недостаточно примерному поведению его даже на выходные редко отпускали в увольнение. А четверг и пятница — дни учебные. Сега же имел дома свой собственный маркер системы «Рэйнмекер», приобретенный в одном странноватом ломбарде, но стрелять эта модель дальше чем на тридцать-сорок метров не могла. Что-то там было нарушено в переходнике, связывавшем ствол и газовый баллон. Хотя в ближайший четверг алиби его проверить все же планировали.
Разъяренный безысходностью ситуации начальник главка рычал на подчиненных, топал ногами, кусал локти и писал докладные записки вышестоящему начальству насчет того, чтобы принять закон: не только огнестрельное и газовое оружие учитывать централизованно по стране, но и всякие рогатки — тоже.
Степашка и компания рыли землю самостоятельно. По наводке Саши выяснили все про «Белых волков». И ей, конечно, сообщили, что могли. Президент бывшего пейнтбольного клуба был, как оказалось, примерным наставником, воспитывал юное поколение в духе здорового образа жизни, а потом вдруг сорвался в дальнее зарубежье, распустив своих подопечных. А почему сорвался? Да так… Он ведь не только пейнтбольным бизнесом занимался. Да и не был, по большому счету, для него пейнтбол бизнесом, скорее — хобби. Деньги парень на другом делал. А когда почуял, что серьезные дяди на хвост ему садятся, приуныл, затосковал и другое гражданство принял. Ни в Степашку, ни в его папу он стрелять не мог и пацанов не стал бы науськивать на проделки из своего «дальняка». Потому что никаких общих дел с Кокоревыми не имел.
— Юное поколение? — удивилась Саша, когда Степашка изложил ей информацию по телефону. — Но среди «Белых волков» были люди и более почтенного возраста. Я же вам говорила…
— А, вы про раритетных старушек, Александра Николаевна! — рассмеялся Степашка. — Как же, как же, помнит их Михась и добрым словом поминает. Мы ж с ним общались, когда предварительную информацию о нем выясняли. Хрюн с Моржом с ним личное свидание имели. А я по телефону парой выражений перекинулся. Тут без базара реально — резону ему так развлекаться в Питере нету. И на меня он всяко зуб не точит. Говорит, слыхал про тебя, уважаемый ты человек, жалею, что пути-дорожки наши не пересеклись. Верю я ему, чую, он — свой брат, Александра Николаевна. А старушки эти у него прикольно играли. Их внучок одной из них в клуб привел. Сначала просто на трибунах сидели, за мальчонку болели. А потом, говорит, так к этому делу пристрастились, что мастерами высшей лиги стали. Он, когда отъезжал, им стволы подарил, ихние — игрушечные. С шариками. Уж больно бабульки были прикольные. Он даже жалел, что они не в его банде, то есть, пардон, в команде… по бизнесу. «Белые волки» с этими старушками все кубки брали. «Викинг» только потом стал подниматься, когда Михась переквалифицировался…
Феликс Калязин все еще хандрил. Он, конечно, вышел на работу, однако обычных энергии и куража в нем не наблюдалось. Часами он мог сидеть в своем кабинете, о чем-то задумавшись и совершенно не реагируя ни на звонки, ни на доклады секретарши о посетителях. Алене срочно пришлось брать руководство канала в свои нежные, но твердые руки, поэтому от подвига тренироваться в шесть часов утра она была вынуждена отказаться. Поскольку приближались новогодние и рождественские торжества, готовились праздничные программы, от телеведущих требовалось чуть не ежечасное актерское перевоплощение, от сценаристов и редакторов — неисчерпаемые запасы фонтаны искрометного юмора, от режиссеров — трудолюбие двадцать четыре часа в сутки. Саша, которой в новогодней программе поручили несколько ролей — от Снегурочки-Балагурочки до правнучки мисс Марпл — и сама намеревалась забросить идею «разведки боем», тем более, что на тренировках никаких новых сведений о возможных подозреваемых получить не удалось кроме того, что они были людьми по-детски непосредственными. Но пейнтболисты все как один боготворили Корецкого и вряд ли стали бы нарушать правила, им проповедуемые. А одно из главных правил — не пуляй из маркера на улице. Ни в кошек, ни в банки консервные. И уж тем более, в людей — ни-ни. Замок арсенала в клубе «Викинг» отпирался исключительно под контролем генерального директора. К тому же личные маркеры были только у старушек, да у Сеги…
