я и отличная писательница, жить со мной весьма непросто. Джек… Кстати, может, он написал мне, что там с бедняжкой Оскаром? Но я не помнила, куда положила телефон, а голова раскалывалась так, что ни о каких поисках речи не шло.
– Ну вот, принес. Ты можешь сесть?
Эш поспешно вошел в комнату со стаканом воды в одной руке и баночкой таблеток – в другой. Поставил стакан на тумбочку, вытряхнул две таблетки на ладонь и переложил в мою. Я попыталась разглядеть их маркировку или надпись на пузырьке, но было слишком темно, поэтому я помедлила.
– Это просто ибупрофен, клянусь, – беспечно рассмеялся Эш и поднес пузырек к моему лицу. Я прищурилась, но все равно не смогла разобрать надпись. – Серьезно, если тебе нужно что-то посильнее, я вызову врача, потому что в доме лекарств нет. – Он снова рассмеялся, но я была уверена – попроси я «что-то посильнее», одним взмахом руки с телефоном он бы раздобыл мне необходимое.
– Нет-нет, ибупрофен отлично подойдет.
Оливия, прекрати пороть писательскую горячку.
Я закинула таблетки в рот, взяла протянутый стакан и, отпив, проглотила все единым махом.
– К утру приду в норму, – заявила я, с отвращением слыша собственный, словно пьяный, голос. – Надо просто поспать, наверное, обычная простуда.
Эш опустился на край постели и убрал волосы с моего лба, заправив их за уши.
– Бедная Оливия, – мягко сказал он. – Я зазвал тебя сюда, бросил на весь день ради работы, а ты заболела.
– Ничего страшного, я в порядке, – хрипло возразила я. – Тебе не стоит сидеть так близко, не хочу, чтобы ты заразился.
Он покачал головой и наклонился немного ближе.
– А мне кажется, не стоит сейчас оставлять тебя одну. К тому же я никогда в жизни не болел, тут не о чем беспокоиться. – Он осторожно погладил мой лоб большим пальцем. – Я побуду здесь, пока ты не заснешь. Или мне уйти?
Он продолжал поглаживать мой лоб, и под его прикосновениями боль стихала. В серебристом свете луны я видела очертания его широких плеч, сильных рук. Он был одет в деловой костюм, но распустил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и я вдруг вспомнила вопрос Чарли о том, насколько он горяч. Ох, чертовски горяч!
– Останься, – прошептала я.
А потом откинулась на подушки и закрыла глаза.
Когда я снова их открыла, сквозь французские окна просачивался бледный сероватый свет, наверное, близилось утро. Комната была пуста – Эш ушел. Или мне приснилось, что он приходил?
Однако стакан с водой, который он принес, все еще стоял на тумбочке, я села и выпила его до дна, но жажда не отступила. Я осторожно встала на ноги – голова все еще ныла, но гораздо тише, зато комната закружилась вокруг меня. Пришлось переждать минуту, прежде чем я осмелилась направиться в ванную, там налила еще стакан воды и тоже весь выпила.
Облокотившись о туалетный столик, я взглянула на себя в зеркало и пришла в ужас: волосы спутались и свалялись, глаза, несмотря на почти сутки сна, обведены темными кругами, с лица словно смыло все краски, лоб все еще влажный от пота. И Эш видел меня вчера такой! Как унизительно.
Я поспешила в душ, стараясь смыть чувство глубочайшей неловкости. Расслабившись в потоках горячей воды и пара, я уже нанесла шампунь на волосы, когда осознала, что у меня забрали чемодан с вещами и мне фактически не во что одеться после душа. К счастью, в ванной нашлось несколько больших полотенец, так что, закончив мыться, я одним обернула голову, во второе закуталась сама и вышла из ванной, практически столкнувшись с Эшем.
Он подхватил меня под локти, несколько мгновений рассматривал, а потом улыбнулся.
– Тебе лучше? – Я кивнула и покрепче затянула полотенце вокруг груди. – Извини, я стучал, но ты не открыла, так что я заволновался. – Судя по тону, он не извинялся, скорее… удивился.
– Одежда… – наконец выдавила я.
– Я заказал тебе несколько комплектов со склада, Клара повесила их в гардеробную. А твоя одежда, кажется, все еще в прачечной. Попросить принести ее сюда?
Я потрясла головой.
– Нет, я сама схожу. Только дай мне одеться…
– А, конечно. – Он рассмеялся и, словно только сейчас сообразив, отпустил мои локти. Я-то осознавала каждый миг этого прикосновения. – Извини, оставлю тебя одну. Когда будешь готова, приходи на кухню, позавтракаем вместе.
После его ухода я разыскала гардеробную (ее дверь оказалась по соседству с ванной), там обнаружился целый ряд висящих на плечиках футболок, на полке – стопка свитеров и джинсов разного стиля и покроя, но все восьмого размера. Интересно, он как-то узнал мой размер или просто угадал? На полу выстроились туфли и ботинки – коричневые, черные, на молнии, на шнуровке. Это уже чересчур, достаточно было просто дать мне постирать вещи! Но Эшервуды жили на широкую ногу, да, и привыкли швыряться деньгами. Я вспомнила Эмилию и последнюю мысль перед тем, как заснуть: как случилось, что она погибла в пожаре, а дневники и фотографии уцелели?
Я натянула серую футболку и верхние джинсы из стопки – они сели на удивление хорошо; набросила на плечи черный свитер, а обувь надевать не стала – я надеялась в ближайшее время вернуть себе чемодан, где лежали четыре пары моих туфель. К сожалению, там же остались косметичка и щетка, так что пришлось кое-как разобрать подсыхающие кудри пальцами. Тщательно обыскав комнату, я обнаружила сумку на обитом плюшем стуле около французского окна – она была прикрыта подушкой, поэтому я не сразу ее заметила. Раскопав на дне старый бальзам для губ, я намазала им пересохшие, потрескавшиеся губы – и заметила телефон в боковом кармане. Вчера, садясь в машину с Нейтом, я поставила его на беззвучный режим и так и не переключила на обычный, поэтому сейчас обнаружила четыре пропущенных звонка от Джека и пять обеспокоенных сообщений от Ноя, высланных с полуночи до четырех утра.
«Мне звонил Джек и сказал, что ты все еще в ЛА и он не может до тебя дозвониться. Я сказал, что ты улетела обратно в Бостон, он утверждает обратное. У тебя все в порядке?»
«Ливви, напиши мне, я волнуюсь».
«В общем, я не могу заснуть. Где ты? Серьезно, мне пора уже звонить в полицию?»
«У тебя все в порядке, ты просто игнорируешь Джека с тех пор, как вы расстались?»
«Ливви!!»
Я знала, что это неправильно – испытывать удовлетворение от того, что Джек волнуется за меня. Но я совершено не хотела переполошить бедняжку Ноя, так что
