— Как же не существует! — горячо запротестовал Борис Федорович. — Есть они, есть! Были! И наш питерский спелеолог приезжал.
— Вот, вот! Вы правильно сказали — были пещеры. А теперь нет. А люди едут. Кстати, про питерского спелеолога вы мне не расскажете?
— Расскажу. Пороюсь в дневниках за девяносто третий год, разыщу.
— Буду вам благодарен. И хорошо бы не откладывая на завтра.
— Сейчас и посмотрю. — Борис Федорович поднялся, подошел к изящному угловому шкафчику красного дерева. Шкафчик этот среди видавшей виды старой советской мебели выглядел случайно заглянувшим в комнату франтом. И посуда на верхних полках была ему под стать — изящные фарфоровые тарелочки и блюдца. Корнилову особенно понравился синий молочник с портретом Бонапарта. Такой молочник когда-то украшал кофейный сервиз в богатой дворянской усадьбе или даже княжеском дворце.
Хозяин вытащил из шкафчика пачку толстенных тетрадей и, вернувшись к столу, начал их не спеша листать.
— Не хочется волну поднимать, — сказал Корнилов. — Но кое-что еще я вам расскажу. Строго между нами.
— Я так и подумал — не зря расспрашиваете, — не отрываясь от тетрадей, отозвался Борис Федорович. — Вчера послушал вас, понял — и расспросить хотите, и боитесь. Извините за грубость: и на елку влезть охота, и ободраться страшно.
— А вы психолог, — Игорь Васильевич рассмеялся. — Преподавали в школе?
— Для школы — мордой не вышел. Высшего образования не получил. Война. Потом лесником работал, телефонистом на линии, пожарником. А последние годы — здесь, в Батове, кочегаром на птицефабрике.
— Богатая биография.
— Лучше бы я был богатый, а не биография! — с сожалением сказал хозяин. — А дело с тем убитым заглохло. Покопались мужики в пещере пару дней и врассыпную. Кому охота под обвал угодить? Через месяц об этом ЧП никто и не вспоминал. Ага, вот, кажется, нашел Сушу. Так, так… июль, август… Семнадцатое августа. Температура, погода… «Приехал спелеолог Олег Витальевич Суша. Водил его на Рождественские пещеры. Пускали терьера Топа». Я вам об этом и рассказывал.
— Адреса Суши нет?
— Записал! И телефон. Он у меня два дня прожил. Можно сказать, подружились. Греческий проспект…
— Не ездили к нему?
— Не выбрался. Не люблю я город. Сплошная бестолочь, шум, пыль. Все куда-то несутся. Что ни магазин — обязательно с замахом. Дом тканей, Дом мебели, Дом паркета, Дом привета.
— Что-то я домов привета не встречал.
— Это я так дом правительства называю. Там же у нас все «с приветом».
Корнилов покашлял, стараясь скрыть улыбку.
— Понятно. Теперь, Борис Федорович, расскажу, о чем обещал. Один из немцев, интересующихся Рождественскими пещерами, пропал. Как сквозь землю провалился. Может, в эти пещеры?
— А второй немец?
«Да-а, с этим орнитологом зевать не приходится, — подумал Корнилов. — Ему бы в прокуратуру».
— А второго убили.
— Опять у нас?
— В Питере.
— Вы, товарищ генерал, не беспокойтесь, — Борис Федорович насупился, покачал головой. — Я соображаю, о чем болтать можно, о чем нельзя.
— Это я сразу понял, старший сержант, — в тон ему ответил Корнилов. — Надо бы выбрать время да прогуляться в Рождествено. Взглянуть на пещеры. На то, что от них осталось. Вдруг этот бедолага туда сунулся?
— Хорошо. Я вечерком туда и прогуляюсь. У меня двоюродный брат рядом с пещерой живет. Заодно навещу его. А если вы туда пойдете — население сразу приметит: чегой-то генерал по пещерам шастает?
— Что я, и шагу не могу ступить, не привлекая внимания?
— Наособицу живете. В стороне от населения. Люди поэтому и замечают больше, чем нужно.
— Ладно! — согласился Корнилов. — Сегодня сходите на разведку один, а потом отправимся вместе. Денек походим по берегам Оредежа, осмотрим дворец Рукавишникова, кладбище, как будто бы вы меня просвещаете. Рыбку половим. Балуетесь?
— Еще как!
— Прекрасно. А потом ненароком и пещерами поинтересуемся. А народ пусть судачит. Это у нас пока можно делать бесплатно. Разговоры налогом не облагаются.
Наколка
Вечером, увидев Фризе с чемоданом, дежурная по этажу удивленно воскликнула:
— Уже вернули багаж из Киева?
— «Люфтганза» печется о своих пассажирах! — гордо изрек Владимир. — Я правильно употребил слово «печется»? Так говорят по-русски?
— Печется? — в голосе молодой женщины чувствовалось сомнение. — Печется пирог в духовке — это да. А «Люфтганза»? Может быть, раньше так писали в книгах?
От опасной темы порядков в германской авиакомпании они ушли к проблемам языка. И попутно Владимир выяснил, что женщину зовут Маргарита.
В половине первого ночи он сидел на удобном диване рядом со столом дежурной и вполголоса беседовал о насущных проблемах гостиничного бизнеса. Мельком взглянув на график дежурств, Фризе выяснил, что в день убийства Потта и пропажи Вильгельма Кюна вахту несла Е. П. Семенова. Его особенно заинтересовала организация дежурств, система замены в случае внезапной болезни кого-то из горничных и коридорных.
— Какая система? — удивлялась Маргарита. — У меня записаны телефоны и адреса моих коллег и горничных. — Она достала из стола большую, с синей обложкой книгу, раскрыла на первой странице. — Видите? Тут все про все, как говорится. Домашний адрес, телефончик, иногда и два. Знаете, девушка может отлучиться из дому, милого дружка посетить. Если не замужем, — добавила она и улыбнулась.
— А замужним милого дружка нельзя завести? — Фризе пробежал глазами колонку фамилий. Некоторые были вычеркнуты. Но Семенова Е. П. значилась в составе действующих. Звали ее Елена Петровна. Здесь же были записаны адрес и телефон.
— Ни в коем случае! — Маргарита озорно блеснула глазами.
Они поговорили еще минут пятнадцать. Потом Фризе спросил:
— А как вы смотрите на бокал мозельского?
— Я бы с удовольствием, — шепнула дежурная. — Но у нас сейчас служба безопасности свирепствует. Засекут, что я вошла в номер гостя, — верное увольнение.
Владимир и не собирался приглашать Маргариту в свою комнату — намеревался принести бутылку в холл. Но предпочел об этом умолчать.
— Будет желание — можно сделать это в свободное время. — Женщине удалось произнести фразу почти равнодушно, однако Фризе почувствовал, что она не прочь продолжить дискуссию о гостиничном бизнесе в другой, менее официальной обстановке. — Я живу совсем недалеко. На улице Морской. Рядом с Невским.
— Прекрасно. Завтра?
— Нет, нет! Послезавтра. Я вам позвоню утречком.
— А телефон… — Он засмеялся: наверное, дежурной не надо заглядывать даже в телефонник. Она назовет номер телефона любой комнаты на этаже, разбуди ее среди ночи.
— А какие духи предпочитают молодые и привлекательные сотрудницы «Астории»?
В правом кармане его брюк лежал флакон «Мажи», в левом — «Шанель № 5». Он надеялся, что у этой простоватой, несмотря на вполне современный и ухоженный вид, молодой женщины не слишком богатое воображение. Но ошибся. Маргарита назвала «Аллу».
— «Алла» за мной, — бодро шепнул Фризе, скрывая разочарование. Он поднялся. — Жду сигнала.
В номере он записал адрес и телефон дежурившей в день убийства Потта и исчезновения Вильгельма Кюна Елены Петровны Семеновой.
Жила она в пригороде — в Павловске. И второго телефона у нее не было.
Утром, прикинув по времени, что Маргарита уже должна была смениться, Фризе набрал номер дежурной.
— Пятый этаж, — отозвался приятный, но очень ленивый голос.
— Это не Елена Петровна?
— Нет. Елена Петровна будет через неделю.
— Уж не заболела ли?
— А кто ее спрашивает? — лень из голоса дежурной как ветром сдуло. Осталось одно любопытство.
— Секрет.
— Нет, правда! Кто это? Миша? Я голос узнала!
— Сначала скажите, что с ней случилось.
— Ребенок заболел. Это вы, Миша?
— Да, Миша, — сообщил Фризе, чтобы не огорчать догадливую женщину. Но не удержался и добавил: — Жванецкий.
